[320]. Становление одной из его отраслей — крупнотабунного оленеводства заканчивалось в XVIII и даже в XIX в.[321] Очевидно, обилие этнонимов со значением «оленные» в Сибири связано с относительно поздним проникновением туда хозяйственно-культурных типов с оленеводством. Э.В. Шавкуновым было прослежено появление на Дальнем Востоке новых этнонимов, в том числе и название орочен, на месте старых племенных названий в связи с экспансией с II–III вв. оленеводческого хозяйства[322].
Этнонимы по хозяйственно-культурным типам показывают, что они возникают в среде, где коллективы осознают свои культурные различия. Эта среда является не чем иным, как историко-этнографической областью того или иного ранга. Такая область объединяет народы, живущие в условиях длительных связей взаимного влияния и разделяющие общую историческую судьбу[323]. В границах историко-этнографических областей протекают процессы распространения хозяйственно-культурных типов. Так, Н.Н. Чебоксаровым на примере Прибалтики было показано внедрение земледельческо-скотоводческого комплекса, принесенного древними балтийскими племенами, в среду аборигенных финских охотников и рыболовов[324]. Таким образом, можно сделать вывод, что важнейшим условием взаимодействия традиционных обществ с природой выступает историко-этнографическая область, образующая историко-культурную среду для развития хозяйственно-культурных типов и облегчающая переход от низших типов к высшим[325]. Особенность историко-этнографических областей, как среды для хозяйственно-культурных взаимосвязей народов, в том, что эти области дают рамки для территориально-зонального разделения труда, которое основано на обмене предметами производственного и непроизводственного потребления.
Рассмотрение этнической специфики, эндогамии и этнонимики подтверждает вывод, что в эпоху становления и бурного развития хозяйственно-культурных типов наблюдается процесс их этнизации. Последующая стабилизация хозяйственно-культурных типов связана с оформлением сходных комплексов, приуроченных у разных народов к ландшафтно-климатической среде. Такая деэтнизация, сопровождающаяся разделением комплекса хозяйственно-культурных черт и этнической специфики, — явление, наиболее широко наблюдаемое на позднем этнографическом материале. Обнаружение исторических тенденций этнизации и деэтнизации дает возможность яснее представить эпоху возникновения того или иного хозяйственно-культурного типа. Разнообразные данные показывают, что возникновение хозяйственно-культурных типов происходит в условиях мобилизации не только хозяйственно-адаптивных факторов, но и факторов этнических.
В ходе всемирной истории этнизацию хозяйственно-культурных типов в их начальный этап можно обнаружить в различные эпохи. Так, Г.Е. Марковым вскрыт процесс возникновения культуры древнейших подвижных скотоводов в горно-степной полосе Передней Азии к рубежу II и I тысячелетия до н. э.[326] В более раннюю эпоху, очевидно, еще не было этнического обособления скотоводов. По словам Х. Кленгеля, во II тысячелетии до н. э. в Месопотамии бродячие скотоводы, которые находились продолжительное время на положении полукочевников в укрепленных поселениях на возделанной территории, обычно не выделяются в хозяйственных документах, как члены того или иного племенного объединения, а обозначаются, как жители данного поселения[327].
С.П. Толстовым было показано возникновение ислама не только в связи с развитием у арабов кочевнического хозяйственно-культурного типа в сложных политических условиях кризиса ранних государств в Малой Азии, Сирии и на севере Африки, но оно охарактеризовано также на фоне консолидации и экспансии арабского этноса[328]. (В более поздних исследованиях арабистов подчеркивается также значение ассимиляционного воздействия оседлых цивилизаций северо-западной Аравии и Йемена).
Другой пример — туареги, скотоводческий народ берберского происхождения. Становление их хозяйственно-культурного типа в такой пустынной области, как Сахара, было вызвано их стремлением уйти от арабского политического господства и арабизации, что отмечается в работах А.И. Першица и Л.Е. Куббеля[329].
Относительно происхождения венгров теория, опирающаяся на концепцию хозяйственно-культурных типов, была разработана П.Т. Верешем. Согласно его данным, дифференциация по хозяйственно-культурным типам способствовала вычленению предков венгров из угорской общности в Западной Сибири[330].
Итак, мы приходим к следующим общим выводам относительно этнических черт в системе хозяйственно-культурного типа.
1. Этническая специфика по-разному выражена в ранние и поздние периоды существования хозяйственно-культурного типа В периоды своего формирования хозяйственно-культурные типы тесно сопряжены с этническими общностями. В сформировавшихся и давно существующих типах происходит обособление этнических параметров культуры. Это состояние хорошо наблюдается в древних центрах производящего хозяйства, где хозяйственно-культурные типы деэтнизируются. И не случайно, что там этнонимы по хозяйственно-культурному типу очень редки. Зато их много у народов со специализированными хозяйственно-культурными типами, а также с хозяйственно-культурными типами, сложившимися в экстремальной экологической обстановке (крайний север, а также влажные тропические леса). Об этническом аспекте хозяйственно-культурного типа следует говорить как о процессе, который может идти в одних условиях и не идти в других.
2. Все сказанное позволяет рассмотреть проблему с точки зрения системности хозяйственно-культурного типа. Связь этнических параметров культуры с хозяйственно-культурным типом наиболее тесна в периоды формирования хозяйственно-культурных типов. Естественно, что в эти решающие периоды происходит консолидация действия хозяйственно-культурных и этнических факторов. Возникает этнокультурная макросистема, основанная на хозяйственно-культурном типе. Будучи локализованной, она образует конкретный этнокультурный ареал. Исторической этнографии хорошо известны такие ареалы, образованные народами на основе динамических, преимущественно скотоводческих хозяйственно-культурных типов в их ранний период. Они были созданы протоиндоевропейцами, скифами, арабами, тюрками, монголами, тунгусскими народами.
3. В период стабилизации хозяйственно-культурного типа он продолжает оставаться системой, но только на микроуровне — в социально-бытовых организмах. На более высоких уровнях тип уже не является системой — его раздробленные ареалы среди разных народов теряют связь друг с другом. Это ведет к возрастанию различий в вариантах хозяйственно-культурного типа. Особенно велики они у древних типов, таких, как тип пашенных земледельцев, насчитывающий, например, в Месопотамии многотысячелетнюю историю.
4. Особый вопрос связан с малыми народами, ведущими охотничье, рыболовческое и собирательское хозяйство по соседству с более развитыми обществами с производящим хозяйством. Довольно велика категория таких хозяйственно-культурных типов в субтропическом и тропическом поясе на морских побережьях и в зоне лесов (кубу, пунаны, аэта, «морские кочевники», семанги, сенои, юмбри, андаманцы, ведды, пигмеи Итури и пр.). Хозяйственно-культурные типы этих народов очень тесно связаны с культурой окружающих их развитых народов и постоянно несут этноразличительную функцию. Можно сказать, что такие хозяйственно-культурные типы находятся в состоянии перманентной этнизации.
Л.Е. КуббельЭтнические общности и потестарно-политические структуры доклассового и раннеклассового общества
Проблема, обозначенная в заглавии настоящей статьи, представляет в сущности частный случай более общего вопроса о диалектике взаимодействия этнического и политического в общественном развитии. Вопрос сам по себе не нов, в той или иной форме он затрагивался или затрагивается в любой работе по этническим или национальным проблемам. Однако делается это преимущественно в применении к общностям национального типа, реже — к народностям феодальной эпохи. Что же касается более ранних этапов этнического развития, то они под таким углом зрения почти не рассматривались. Заметим, что этническая общность понимается здесь в широком смысле, в соответствии с критериями, предложенными Н.Н. Чебоксаровым[331] и затем уточненными им совместно с С.А. Арутюновым[332], т. е., как «всякая осознанная культурно-языковая общность, сложившаяся на определенной территории, среди людей, находящихся между собой в реальных социально-экономических отношениях».
Можно предполагать, что соотношение этнического и потестарно-политического факторов в общественной эволюции отнюдь не было постоянным на разных стадиях последней. Постоянным оставалось лишь то, что, как в свое время отметил Ю.В. Бромлей, «в объективной реальности этнос не существует вне социальных институтов, выступающих в роли его структурообразующей формы. Притом эту роль могут выполнять самые различные социальные общности: от семьи до государства»[333]. Но вполне очевидно, что упоминаемые здесь социальные общности разных исторических (стадиальных) уровней никак не равноценны ни по интенсивности их воздействия на этнические процессы, ни по масштабу такого воздействия, количественному и территориальному. Ведь по мере развития человеческого общества возникали и укреплялись новые типы общественных структур, постепенно становившиеся определяющими в этом развитии. И самое изменение типа этнической общности обусловливалось как раз такой сменой общественных структур. Этим же определялись и изменения в диалектике этнического и потестарно-политического в том или ином конкретном социальном организме, точнее — в той или иной этнической общности, понимаемой как этносоциальный организм — ЭСО. Здесь нелишне будет напомнить, что в зарубежной антропологической и этнологической литературе нет прямого аналога нашему понятию ЭСО. Ближе всего к нему, пожалуй, предложенное Ж. Макэ понятие «глобального общества» (société globale), которое французский исследователь определяет, как сгусток социальных связей, отделенный от других таких сгустков зонами редких взаимодействий