— Он сказал, что похороны надо устраивать завтра.
Маруся вздрогнула, посмотрела на него мутными глазами, полными слез:
— Почему завтра? Я хочу побыть с моим Мишей подольше, двадцать пять лет прожили душа в душу… В России всех три дня дома держат, а вы говорите завтра.
— Так в России три дня держат, а по еврейским законам надо завтра, до шабата.
— Какого еще шабата? — недовольно вступила в разговор Роза.
— До субботы, в субботу евреям нельзя ничего делать, надо только молиться.
— Господи, опять молиться?..
— И на кладбище должны быть только мужчины, надо набрать десять мужчин.
— Как так, почему только мужчины? — поразилась Маруся. — А мы с дочерью?
— Послушайте, по еврейским законам на кладбище должны быть только мужчины. Зато вам это ничего не будет стоить, синагога возьмет на себя все расходы. Послушайте, он же еврей, и его надо хоронить на еврейском кладбище по еврейским обрядам.
Раввин все время молчал и прислушивался, но неожиданно вступил в разговор:
— А на смешанном кладбище с вас запросят столько! Вы даже не представляете.
Роза тяжко вздохнула:
— Мама, наверное, надо соглашаться. Выхода нет, где мы столько денег возьмем?
У Маруси на лице застыло отчаяние:
— Ах, мне теперь уже все равно, моя жизнь кончилась с моим Мишенькой.
Яша принялся ее утешать:
— Ой, что вы! Ваша жизнь еще будет красивой. В Израиле все люди живут счастливо.
Раввин оттащил Яшу в сторону и тихо спросил:
— Послушайте, а ему обрезание делали? В России было много необрезанных евреев.
— Не знаю, точно нельзя сказать: он из Саранска.
— Но мы должны точно знать, мы не можем хоронить необрезанных. Ой, что будет, если мы похороним еврея без обрезания, ой что будет!..
— А как нам узнать?
— Да — да, как узнать?.. Послушайте, я вам скажу — вы спросите у жены.
— Я?..
— А кто же еще? Не мне же разговаривать с гойкой. Вы, вы идите!
Яша смущенно стал подступать к Марусе, тронул ее за плечо:
— Могу я задать вам вопрос по секрету?
Она припала лицом к руке покойника:
— Какой еще секрет? Нет моего Мишеньки дорогого, а вы тут…
Яша сказал еще более робко:
— Конечно, я понимаю, его нет, но есть очень важный вопрос. Отойдемте в сторонку. Видите ли, чтобы быть похороненным на еврейском кладбище, надо обязательно…
Она занервничала:
— Что надо? Вы же сказали, что синагога все расходы возьмет на себя.
— Конечно, конечно, расходы синагога возьмет… Но надо знать, делали ли ему обрезание.
— Обрезание? — Маруся уставилась на него непонимающим взглядом.
— Ой, вы не нервничайте, это по закону раввината.
Маруся схватилась за голову:
— Человек умер, лежит в этой же комнате, еще теплый, а вы меня спрашиваете такие глупости!.. Как вам не стыдно?!
— Так вы же не понимаете, это важно.
— Чего ему от нас нужно, вашему раввинату?
— Так ему только нужно знать, делали вашему мужу обрезание или нет?
Маруся тяжело вздохнула:
— Ах, боже мой! Да ничего я об этом не знаю, он мне не говорил никогда.
— Вы не знаете? Он не говорил?
— Никогда у нас об этом не было разговора.
Яша беспомощно оглянулся на раввина, пролепетал:
— У вас не было разговора? А вы, вы сами…
— Что я сама?
Яша замялся, опустил глаза:
— А вы сами что, не видели?
— Молодой человек, что за вопросы вы задаете пожилой женщине? Стыдитесь! — Рыдая, она отошла от него и снова встала возле тела.
Раввин потянул Яшу за рукав:
— Что она сказала?
— Она сказала, что не знает.
— Так — так, так… не знает. Послушайте, как это она не знает?
— Говорит, что он ей не рассказывал.
— Не рассказывал? Ой, ой, ой… Послушайте, а она сама, она что, не видела?
— Ребе, она говорит, что это неприличный вопрос.
— Ай, ай, ай… двадцать пять лет прожили, и она не видела? Но нам надо знать. Иначе мы не можем его хоронить на еврейском кладбище.
— А как нам узнать?
— Да, да… как нам узнать? Послушайте, а вы сами посмотрите.
— Я? Ребе, ну почему я?
— Ну вы же доктор. Вот и посмотрите.
— Но я же психиатр. И как я могу это сделать?
— Как? Я вам скажу: спустите с него штаны и посмотрите.
— Но эти женщины, они же рядом.
— А иначе мы не можем его хоронить. Знаете, вы устройте так, чтобы женщины вышли, и потом мы вместе посмотрим.
— Они не захотят уйти. Как их увести? На сколько?
— Ну, надо брюки спустить и обратно натянуть за пять минут. Ушлите их на пять минут.
— Я придумал! Я скажу, что мы должны прочитать над покойником особую мужскую молитву.
Раввин в восторге обнял Яшу:
— Ах, голова! Настоящая еврейская копф! Как придумал — молитву прочитать!
— Я скажу, что на пять минут. — И Яша направился к женщинам. — Я очень извиняюсь, но наш раввин хочет прочитать над вашим мужем особую мужскую молитву.
— Пускай читает, нам все равно, — ответила Роза безразлично.
— Так вы же не понимаете, это такая мужская молитва, особая, женщины не могут присутствовать. Всего пять минут, я очень извиняюсь.
Маруся опять застонала:
— Господи, да что же это такое? В последние часы я не могу посидеть возле мужа.
Все-таки Роза увела ее.
20. Обрезание
Яша закрыл дверь и на цыпочках подошел к телу Миши, осторожно расстегнул брюки и стал стаскивать с тела.
Раввин спросил:
— Послушайте, что вы там возитесь, вы уже достали?
— Ребе, я ищу, я ищу… Ага, есть, поймал что-то.
— Так — так, поймал. А что поймал?
— Я что-то не пойму… — ответил Яша недоуменно.
— Чего вы не понимаете? А я вам скажу: вы его подвигайте: туда — сюда, туда — сюда.
— Как подвигать?
— Я же вам говорю: туда — сюда, туда — сюда, — и раввин показал движением руки.
Яша брезгливо отодвинулся от тела:
— Но… он же мертвый… Вы возьмете грех на себя?
Раввин в нетерпении зашипел на него:
— Ай, ай, грех… я беру грех на себя. Дайте я сам сделаю! — Он оттолкнул Яшу, начал манипулировать и вдруг вскрикнул: — Ой, послушайте, дела плохи!
— Что такое, почему плохи?
— Я вам говорю — плохи, значит плохи! Он необрезанный.
— Можно мне посмотреть?
— Смотрите, если вам так хочется. Но я ведь понимаю — обрезанный или необрезанный, можете мне поверить. Застегивайте штаны, а то сейчас женщины войдут.
Они стали торопливо застегивать брюки покойника, в этот момент вошли заплаканные женщины. Оба ортодокса испуганно отскочили, Маруся с Розой удивленно переглянулись.
— Закончили вы вашу мужскую молитву? — спросила Роза.
— Вот заканчивали, еще немного не докончили, — смущенно закивал Яша.
В это время Маруся испуганно вскрикнула:
— Ой, каким образом ширинка расстегнулась?!
Яша забормотал смущенно:
— Какая ширинка, что вы такое говорите?
Маруся настаивала:
— Но ширинка была застегнута, я сама приводила все в порядок.
Роза что-то заподозрила, спросила:
— Какую такую вы над ним мужскую молитву читали, что у него ширинка расстегнулась?
Раввин подтолкнул Яшу в бок:
— Знаете что, надо им сказать правду. Вы скажите.
— Почему все я?
— Потому что мне неудобно разговаривать с гойками на эту тему.
Яша смотрел в пол, отворачивался и наконец выдавил из себя:
— Видите ли… чтобы похоронить тело по всем обрядам, нам обязательно надо знать, делали ему обрезание или нет.
— Вы что, не могли спросить у мамы?.. — удивилась Роза.
— Ой, конечно же, я спрашивал. Но ваша мама не знает.
Роза повернулась к матери:
— Мама, это правда? Правда, что ты не знаешь, делали ли папе обрезание?
Маруся устало и неохотно отмахнулась:
— Откуда мне знать? Мы с Мишей никогда на эту тему не говорили.
— Мама, но откуда же я взялась? Неужели ты никогда не видела этого, как его?…
Маруся всплеснула руками, залилась слезами:
— Да оставьте меня уже в покое! Не смотрела я туда, вот и все.
Роза повернулась к Яше и развела руками:
— Вот старое поколение — двадцать пять лет замужем, а она не смотрела!
Яша в ответ еще глубже свесил голову, но раввин опять потянул его за рукав:
— Спросите у них, может, он говорил о желании сделать обрезание после смерти?
Яша тяжело вздохнул, отвел Розу в сторону:
— Раввин спрашивает, может быть, ваш папа… он хотел бы иметь обрезание после смерти?
Роза в ужасе отскочила от него:
— Обрезание после смерти? Неужели вы думаете, что нормальные люди обсуждают такие проблемы — делать им обрезание после смерти или не делать?
Яша ничуть не смутился:
— Но нормальный еврей должен быть обрезанным. Наш ребе, он очень умный, ой какой он умный! Вот он думает об этом.
— Дурак он, если так думает. Пусть себе и закажет обрезание после смерти.
— Ну что вы говорите!.. Ему не надо, он уже… Вы только спросите у мамы, согласна ли она. Тогда он вызовет мохела, который все сделает. Он так красиво обрезает! И не больно.
Роза горько переспросила:
— Что, мертвые не кричат и не дергаются?
— Ой, зачем вы так говорите? Это ведь по закону, чтобы предстать перед Богом обрезанным. И сам раввин будет сандаком, крестным отцом. Это большая честь для вашего папы.
Тут Маруся слабым голосом спросила:
— Доченька, скажи уже мне, о чем вы там говорите.
Роза тихо сказала матери, оглядываясь на мужчин:
— Мама, ему не делали обрезание.
— Ах, какое это все имеет значение!..
— А такое, что они хотят ему делать обрезание теперь.
Маруся застыла с открытым ртом:
— О чем ты?.. Я не понимаю, до меня не доходит.
— Мама, мамочка, ты соберись с мыслями. Видишь ли, чтобы похоронить папу по ихним обрядам, они хотят сделать ему обрезание теперь. Иначе еврейский Бог его не узнает. Поняла?
— То есть как мертвому обрезание?..
— Да. По закону ихнего раввината.