Алеша вспомнил шутку Губермана:
Еврею неважно — он там или тут:
И в жарком Крыму, и на дальней Аляске
Евреи, где хочешь, легко создадут
Русский ансамбль песни и пляски.
Обедали они на открытой террасе ресторана, совсем рядом плескалось море, и слышался тихий звук прилива. Лиля смотрела на море как завороженная:
— Алешенька, представляешь, мы на израильской земле, на берегу Средиземного моря. Это же чудо!
Утром они позвонили Цалюкам.
— Вы уже здесь? Почему нам не сказали? Мы бы встретили вас в аэропорту.
— Мы не хотели вас тревожить. Прилетели, погуляли, отдохнули и готовы к встрече.
— Сейчас выезжаем.
Миша гордо подъехал на своей новой машине к зданию гостиницы, они с Броней выскочили и кинулись обнимать Лилю с Алешей.
— Ребята, мы ведь впервые встретились как свободные люди! — радовался Миша.
Они бродили по широкому пляжу, по улицам, Миша с гордостью показывал друзьям Тель — Авив. Его живой юмор веселил Лилю, она постоянно смеялась и радовалась всему, что видела.
— В Израиле русские евреи вспомнили свои корни и вернулись к еврейским традициям и иудейским именам, которые скрывали от коммунистов. Аркадии теперь стали Аронами, Семены — Соломонами, Раи — Рахилями, а Борисы — Борухами или и вовсе Бенционами. Я теперь Моисей, но для вас, так и быть, останусь Мишей, — и они смеялись до слез.
Рассказывал он и о трудностях абсорбции, «растворения» в израильском обществе:
— Вы знаете, как я высоко ценю еврейскую мудрость, люблю древнюю еврейскую историю, горжусь Израилем. Я еврей до мозга костей. А все-таки еврею из Советской России привыкнуть здесь непросто. Израильтянам мы непонятны, они косятся на нас — мы из другого мира. Ну правда же, из другого. Я вот учился, воевал и работал и с русскими, и с украинцами, и с грузинами. Тогда мы были все вместе, у нас был свой миф интернационализма, и мы в него верили. А здесь царят свои мифы, здесь все подчинено духу еврейского национализма, все говорят и думают только о своем еврействе. Вспоминаю, как когда-то мама моя говорила: туда, где много евреев, я не поеду.
Алеша спросил:
— Миша, а чем настоящие израильтяне, ну сабры, отличаются от других евреев?
— Характером! — воскликнул Миша. — Все сабры самоуверенные. Нигде больше в мире нет самоуверенных евреев, евреи народ скептический. А сабрам ничего не страшно. Эти люди — в своей стране. Они ее отвоевали, они сделали ее богатой. Страна молодая и маленькая, озабочена выживанием во враждебном окружении. Израильская армия считается чуть ли не лучшей в мире, и они гордятся этим. А мы, алия, эмигранты, приехали на готовое, да еще с другой идейной подкладкой, мы для них чужие. Например, мы выросли в атеистическом мире, нам непонятно засилье религиозных ортодоксов. Они даже не работают, не учатся в обычных школах, не служат в армии, а только молятся.
— Почему так?
— А вот почему: когда в 1948 году образовался Израиль, в нем было всего 700 тысяч жителей и среди них очень мало ортодоксов. Тогда главный раввин Ицхак Герцог попросил первого премьер — министра Бен — Гуриона освободить 400 молодых ортодоксов от службы в армии, чтобы они изучали Тору. Но с тех пор их стало уже 9 % населения. Они не служат в армии, не работают, а получают половину всех пособий по бедности. Да к тому же еще не признают право Израиля на существование. По их представлениям Израиль образовали до прихода Мессии. А надо было ждать Мессию, вот он, по — видимому, смог бы распорядиться — быть или не быть Израилю, — и они с Лилей опять рассмеялись.
Броня добавила к Мишиному рассказу:
— Ортодоксы ужасно относятся к женщинам, у них нет никаких прав, кроме как рожать детей.
— Да что мы все о грустном. Моя Броня нафаршировала для вас рыбу по — еврейски из нашего легендарного озера Кинерет, того самого Галилейского моря, по которому Христос пешком ходил. Там лучшая в мире рыба. Сегодня вечером вы у нас почетные гости.
Вечером собралась компания русских эмигрантов. Миша с гордостью представлял им гостей:
— Это наши американские друзья: Лиля — хирург, Алеша — поэт и профессор литературы Колумбийского университета. Они специально приехали к нам из Америки.
Среди гостей были Давид и Рая Дузманы. Он приветливо улыбался и был молчалив. А его жена, увешанная драгоценностями, шумная, заносчивая, привлекала к себе всеобщее внимание. Миша сказал:
— Давид взял меня на работу в свою лабораторию. Он большой ученый. И вообще Давид и Рая — легендарная пара.
Давид смущенно молчал, а Рая шумно подтверждала:
— Да, я готова была умереть за Давида. Сенаторам я так и сказала: его не выпускают потому, что у него светлая голова! А теперь его приглашают в США работать. Мы надеемся создать там лабораторию и разбогатеть.
— Рая, ну зачем ты так? — недовольно перебил жену Давид. — Я согласился ехать, потому что думаю о более интересной работе, а совсем не о богатстве.
Лиля вспомнила, что видела их в венской гостинице, когда они агитировали беженцев ехать в Израиль. Рая тогда всех уговаривала: «Вы польстились на Америку, а в Израиле вам будет лучше».
Лиля шепнула Алеше:
— Помню, как она говорила — в Израиле лучше. А теперь сама польстилась на Америку.
Алеша спросил молчаливого ученого:
— Как вам нравится работать в Израиле?
Давид ответил не сразу:
— Очень нравится. Видите ли, деятельный по природе человек всегда хочет успеть сделать многое. В Израиле есть где по — настоящему развернуться деятельным людям. Израиль имеет самое большое в мире количество ученых на 10 000 населения: в Израиле — 145, в США — 85, в Японии — 70, в Германии — 60. Я по — настоящему счастлив работать здесь…
Алеша с уважением смотрел на Давида — перед ним был человек глубокого интеллекта.
Угощение Брони было вкусным и обильным, а Миша старался подложить лучшие куски фаршированной рыбы Лиле с Алешей. К концу вечера Броня, настроенная в отношении Израиля более скептически, чем Миша, сказала:
— Наши американские друзья спрашивали нас про Израиль. Никто не передал настроения русских эмигрантов в Израиле лучше, чем Булат Окуджава:
Тель — авивские харчевни,
забегаловок уют,
где и днем, и в час вечерний
хумус с перцем подают.
Где горячие лепешки
обжигают языки,
где от ложки до бомбежки
расстояния близки.
Там живет мой друг приезжий
распростившийся с Москвой,
и насмешливый, и нежный,
и снедаемый тоской.
Кипа, с темечка слетая,
не приручена пока.
Перед ним — Земля Святая…
А другая далека.
И от той, от отдаленной,
сквозь пустыни льется свет,
и ее, неутоленной,
нет страшней и слаще нет…
…Вы опять спасетесь сами.
Бог не выдаст, черт не съест.
Ну а боль навеки с вами,
Боль от перемены мест…
Слушатели притихли, а Броня горько закончила:
— Да, все верно: будь проклята та страна, которая заставила нас стать эмигрантами.
Чтобы оживить притихшую компанию, Алеша стал уговаривать Мишу:
— Надень свою фронтовую гимнастерку с орденами, покажись нам во всей своей боевой красе.
Миша отказывался, но все стали просить:
— Надень, надень! Покажи, какой ты был бравый офицер — разведчик.
В гимнастерке с десятью орденами и медалями он действительно выглядел великолепно. Алеша предложил тост и прочел экспромт:
Таких людей не сыщешь вдруг,
Он и разведчик, и хирург,
И просвещенный сионист,
И даже бывший коммунист.
И это все — наш добрый друг,
Наш Миша — Моисей Цалюк.
Следующее утро Лиля провела у Миши, наблюдая за операциями на сосудах, и он написал ей бумагу на бланке фирмы о том, что она прошла курс.
— Вот спасибо, это позволит мне списать расходы на поездку.
— Да у нас все доктора просят такие бумаги, — засмеялся Миша.
Пока они были заняты, Алеша опять беседовал с Дузманом, хотел расспросить о его работе. Давид с увлечением рассказывал:
— Я разработал подход для лечения гемофилии. Но условия для этой работы лучше в Америке, поэтому я и согласился ехать туда. Видите ли, у евреев много заслуг в лечении и сохранении здоровья человечества, и я, как израильтянин, хочу добавить к этому вкладу свой.
Беседа получилась интересной, но Алеша еще яснее понял, о чем раньше говорил Миша Цалюк: интересы израильтян всегда сосредоточены на гордости национальным, еврейским.
На другой день они переехали в Иерусалим. Зимой туристов было мало, они сняли номер в гостинице с видом на Старый город — исторический центр Иерусалима, и почти бегом поспешили туда. Вошли они через Дамасские ворота, и перед ними открылась многотысячелетняя история города. Они шли по Via Dolorosa, от Церкви Бичевания до Церкви могилы Богородицы, Алеша заглядывал в путеводитель и по ходу движения рассказывал:
— Считается, что весь этот путь Христос шел до места распятия на холме Голгофа, неся тяжелый крест.
— Алешка, ну что за сказки! Это же просто миф, Христа не было, — смеялась Лиля.
— Конечно, миф, но миллионы людей тысячелетиями верили в эти мифы, и они стали постулатами религии.
В храме Гроба Господня он продолжал рассказывать:
— Эта церковь была построена римским императором Константином, разрешившим христианство, вокруг Голгофы. Ее дважды разрушали и вновь отстраивали. В украшенной серебром низкой нише указано точное место распятия.
Они видели, как верующие ползком подлезали в эту нишу и целовали там пол.
— Какая это все-таки странная картина, — пробормотала Лиля.
Дальше они пошли вдоль базара Старого города. Вот где чувствовалась настоящая атмосфера Среднего Востока! Поднявшись к мечети халифа Омара «Купол Скалы», они купили билеты, сняли туфли и вошли внутрь. В центре зала стояла громадная огороженная скала, поражающая своей внушительностью. Алеша прошептал: