— Ваучерная вечеринка для избранных закончилась, среди русских евреев появились первые нувориши, свои Ротшильды. История повторяется: задолго до социализма в России были свои сверхбогатые евреи — Бродский, Высоцкий и другие. Но они достигали богатства своим многолетним трудом, а новые олигархи — это ж простые бандиты. Борис Березовский — это же «серый кардинал», при ельцинской вольнице он даже тасует правительство. Когда его избрали членом — корреспондентом Академии наук, он на радостях подарил ей 25 новых машин «Волга». А ведь начинал с того, что торговал подержанными американскими автомобилями. Теперь, в точности по Бальзаку, который говорил, что в основе каждого большого состояния лежит или преступление, или воровство, чтобы в новой России иметь светлое будущее, надо сначала обрести темное прошлое.
С тех пор Моня стал часто летать в Сибирь, где у него появился партнер, грузин Тимур, и Римма оставалась одна. Она купила участок земли в поселке «Сокол», обнесла его высоким сплошным забором и занялась строительством двухэтажного дома — особняка.
С Лилей они иногда разговаривали по телефону.
— Лилька, помнишь, как сорок лет назад я приехала в Москву, и у меня была одна мечта — получить прописку? А теперь я владелица особняка. Представляешь? Вы с Алешей должны приехать и посмотреть, как мы с Монькой устроились. Мы теперь «новые русские».
— Риммочка, ты же всегда и во всем была впереди своего времени, — рассмеялась Лиля.
Волна приватизации привлекла в Россию за наживой евреев — эмигрантов из Америки и Израиля. Собрался в Москву и Геннадий Лавут. Он вполне серьезно думал о том, нельзя ли купить в Москве шоколадную фабрику? Он всегда был сладкоежкой, и шоколадная фабрика с детства была его мечтой. Он позвонил Лиле:
— Не знаете ли вы кого-нибудь из успешных «новых русских», чтобы посоветоваться?
— Знаю, это наш старый приятель Моня Гендель.
Они встретились в Москве, Моня рассказал ему все, что нужно, и Гена скупил ваучеры и вложил все средства в акции кондитерской фабрики «Красный Ноябрь» на Болотной набережной. Опытный финансист, он преобразовал ее в акционерное общество и быстро разбогател.
«Новые русские» богатели удивительно быстро. За три-четыре года приватизации выделилась группа чудовищно разбогатевших людей: путем бандитских манипуляций они разграбили народные средства. 50 % российских экономических ресурсов находились в руках нескольких олигархов[127]. Среди них было немало евреев, и это вызывало новую антисемитскую озлобленность.
Президент Ельцин хаотически управлял страной, менял премьер — министров каждые полгода, назначая неопытных людей. Олигархи понимали неустойчивость режима, боялись за свои накопления и, вместо того чтобы вкладывать средства в развитие России, «вымывали» свои деньги в иностранные банки. Им помогали приехавшие иностранные финансисты, в основном американские. Они тоже наживались за счет средств, украденных у народа[128]. В таких условиях растерянная и разоренная Россия стояла на коленях все 90–е годы.
25. Страна исхода
Вселенский опыт говорит,
Что погибают царства
Не оттого, что тяжек быт
Или страшны мытарства.
А погибают оттого
(и тем больней, чем дольше),
Что люди царства своего
Не уважают больше[129].
Ошеломленным людям не за что было уважать свое «царство», и кто только мог стремились уехать любым способом. Официально эмиграция разрешалась лишь евреям. В Москве, у посольств США, Израиля и Германии стояли длинные очереди, люди приезжали из разных городов и республик.
Госдепартамент США не ожидал такого массового наплыва желающих. Общий прием в первой половине 90–х составил около 300 тысяч человек. Заявление и документы для эмиграции в Америку принимала специальная комиссия, которая фильтровала заявления, некоторых подающих даже пытались отговаривать.
Мойша Фурштейн, бывший Миша Парфенов, жил в подмосковной Малаховке и не участвовал в скупке — продаже ваучеров. Ему было не до того: родилась дочка, и надо было кормить семью. У жены было мало молока, а детское питание стоило дорого, и достать его было почти невозможно. Раньше Мойша неплохо зарабатывал, организуя вызовы из Израиля, но с того времени процедура оформления выезда изменилась, вызовы стали не нужны. К тому же теперь многие евреи стали эмигрировать в Германию.
Мойша пришел просить совета у Мони Генделя, как когда-то давно. Моня знал все.
— Хочешь заработать? — сказал он. — Поезжай в Турцию. Гражданам России виза туда не нужна. Накупи в Стамбуле товара, особенно кожи — сумки, куртки, пальто. Там это дешево. Продашь здесь — будешь с барышом.
— Дядя Моня, а это не опасно?
— Многие так делают, никто пока не пропал. Могу дать тебе нужный телефон.
Моня говорил о групповых поездках так называемых «челноков». Это были плохо устроенные, ничего не получившие после приватизации спекулянты, но среди них встречались и интеллигентные люди, научные работники, инженеры, учителя. Они или лишились работы, или не зарабатывали почти ничего, а потому искали другие пути.
Мойша послушался совета, отец жены дал ему денег, и он поехал в Турцию с запасом пустых сумок для товара. Действительно, в Стамбуле все было организовано четко — агенты — турки говорили по — русски, продавали товар, которого в России не было. Нужно было торговаться, а Мойша торговаться умел. Так, за довольно низкую цену он накупил хороших вещей. Одно было плохо — условия пребывания оказались тяжелыми, три дня, пока делали закупки, вся группа «челноков» жила в каких-то заброшенных вагонах, спали на полу вповалку. Вернувшись, Мойша выгодно продал товар прямо в Малаховке: люди буквально хватали кожаные куртки, сумки и пальто.
Он еще два раза съездил в Стамбул и стал настоящим «челноком». В беседах обсуждалось, конечно, общее положение дел в стране, и люди все время рассказывали, кто куда уехал. Выяснилось, что все больше евреев уезжает в Германию. Да, но как они там устраиваются? От агента турка Мойша узнал, что турки тоже эмигрируют в Германию в поисках работы и живут там припеваючи.
— А ты чего не едешь туда? — спросил турок. — Евреи там живут хорошо, лучше, чем турки, у них есть свои общины и синагоги.
— Неужели даже синагоги?.. И немцы их не трогают?..
— Какой там «трогают», немцы евреев прямо на руках носят.
А дома, когда он возвращался, жена жаловалась на тяжелую жизнь и плакала. И Мойша задумался.
Евреи всего мира не любят немцев, они хорошо помнят о шести миллионах жертв Холокоста. Решение уехать в Германию принималось болезненно, но перспектива существования в разоренной России пугала людей еще больше. Параллельно с евреями в Германию переезжали этнические немцы, которые жили в России еще с XIX века. Германия принимала все больше эмигрантов из России — более половины от общего числа. Далее шли Израиль (15 %), США (11 %) и другие страны (16 %).
Мойше надоело ездить в Турцию, он решил эмигрировать с женой и дочерью в Германию. Это вызвало бурю протестов со стороны родителей его жены:
— В Германию?! Ты с ума сошел! Мы не отпустим нашу дочь в страну, которая уничтожила шесть миллионов евреев.
— Но ведь это было полвека назад, во время войны. Теперь это другая Германия, новая, это другие немцы.
— Немцы есть немцы и всегда ими останутся. Я воевал против них, я знаю. А теперь моя дочь поедет жить среди них? Ни за что на свете!
— Но немцы чувствуют вину своих родителей и хотят загладить ее. Молодым семьям из России дают отдельные коттеджи, пенсионерам — квартиры в многоэтажных домах. Дают подъемные, пособия и пенсии для репатриантов. Они хотят, чтобы в Германии возродилась и росла еврейская община. А я стану там раввином, это моя мечта.
— Все это враки. Еврейская община в Германии?! Ты станешь раввином?! Ну ты и фантазер! Нет, на Германию не даю согласия.
— А если в России опять начнутся погромы, что тогда?
— Тогда ты снова станешь русским, и вас не тронут. И вообще, если тебе так хочется уехать из России, почему ты не подашься в Израиль?
Хоть Мойша и помогал получать вызовы из Израиля десяткам евреев, сам он ехать туда не решался: настоящие израильские ортодоксы могли узнать его историю и не принять в свою среду.
Наконец Мойша все-таки уехал с семьей в Германию. Верующих евреев там было мало, и он скоро стал раввином. А в России условия жизни все ухудшались, и в конце 90–х родители его жены все же переехали к ним в Дюссельдорф.
Есть русская поговорка: не родись красивой, а родись счастливой. Она полностью отражает судьбу москвички Раи Кацнельсон. Уж кого судьба не баловала, так это Раю. Она была и красивая, и веселая, но жизнь ее не заладилась. Отца, литературного критика, арестовали во время кампании против «безродных космополитов» в 1948–м, он Умер в лагере. Они с мамой жили тяжело, бедствовали.
Рая с трудом поступила в экономический институт, замуж вышла поздно, за человека на пятнадцать лет старше, инвалида войны, потерявшего правую руку.
Рая родила сына, и выяснилось, что мальчик не мог шевелить ни ручками, ни ножками — у него был спастический паралич всего тела, только голова работала нормально. А рос он красивым, память у него была прекрасная, он быстро научился читать, стал любителем классической музыки и пел оперные арии. Чтобы ухаживать за ним, Рая ушла с работы, кормила его с ложки, мыла, возила гулять на кресле — каталке. Сколько она над ним проплакала! Жизнь ее была сплошным кошмаром, но каким-то образом она сохраняла душевные силы, все переносила и оставалась бодрой. А годы шли, сыну было уже почти тридцать. Рая постарела, ослабела, с одноруким мужем — стариком они уже с трудом могли переворачивать сына в постели и пересаживать в кресло. Ей предлагали перевести его в лечебницу.