«Можно с полной уверенностью утверждать, что ни одно археологическое открытие не противоречит Библии. Множество археологических находок недвусмысленно подтверждает достоверность как общей канвы событий, так и точных исторических деталей, описанных в Библии. Более того, правильная оценка библейских описаний часто приводила к удивительным открытиям. Эти описания составляют обширную мозаику почти неправдоподобной по своей точности библейской исторической памяти».
Некоторые ученые мужи критиковали Глюка из опасения, что подобное заявление оправдает возврат к фундаменталистскому чтению Библии и, возможно, заново возбудит интерес к Скоупсу. Вполне возможно, что фундаменталисты, которые некогда считали археологические исследования Библии и ее историчности богохульством, выглядят в наши дни наивными в своих нападках на результаты этих исследований. Но их позиция всегда была бессмысленной, и иудаизм никогда не разделял её. (См. по этому вопросу вступительную статью «Раввины и свобода интерпретации» в изданной Лео Юнгом книге «Стражи нашего наследия».)
Глюк — реформистский раввин, а реформисты не принимают безоговорочно вербальную непогрешимость Священного Писания. Заявление ученого соответствует тому логическому заключению, к которому пришел я, читая литературу по археологии. В этой литературе все еще есть серьезные пробелы. Так, например, датировка падения Иерихона, по мнению эксперта, с которым я консультировался, «затрудняет» его соотнесение с описанным в Библии событием; однако, как и во многих подобных случаях, эти исследования подвергаются в настоящее время тщательной ревизии. В целом возвращение к старой позиции, утверждающей, что Библия представляет собой собрание неисторических мифов и легенд, — научно немыслимо.
Библия есть — и всегда будет — прежде всего величественный религиозный документ, который частью раскрывает свою миссию через историческое повествование. Наука XX века выражает недвусмысленное мнение, что события, описанные в Библии, являются достоверными историческими фактами, насколько позволяют судить об этом исследования, построенные на изучении древних развалин и документов.
Глава 2. Символы
«Остановимся на символах и обрядах».
Тот, кто читал Торстэйна Веблена, легко догадается об истоках этой главы. Я с трудом представляю себе человека, не знакомого хотя бы с «Теорией свободного класса», и я настоятельно рекомендую её читателю, упустившему эту книгу из виду. Жаргон заклинателя и искусственные бакенбарды творческого стиля Веблена могут вызвать вначале отвращение, но впоследствии читатель поймет, что это всего лишь утонченная замысловатая шутка, с которой можно смириться. Я предлагал эту книгу своим аспирантам в качестве обязательного чтения и получал огромное удовольствие, когда видел, как пробуждается в них интерес к сатире.
«Демократия в Америке» Токвиля проделала ту же работу значительно раньше и в более прямолинейной форме. Я считаю, что эта книга должна входить в список рекомендованной литературы для тех, кто серьезно интересуется американской жизнью. Она прекрасно написана, но очень насыщена и читается трудно и долго.
«Конформизм… лишает вас сомнений и поэтому является самым большим проклятием…»
Тот, кто не читал «Одинокой толпы», не может судить о конформизме, и желательно, чтобы он заглянул в эту книжку как . можно скорее.
Писатели считают, что в поведении американца сегодня превалирует стремление к оригинальности. То, что делает в данный момент толпа, кажется бесцельным и бесформенным. То, что «общепринято», — свойственно людям, чьи традиционные или внутренние мотивы поведения разрушаются и кто не находит в себе интеллектуальной и моральной силы для создания своей собственной индивидуальной судьбы.
Они противопоставляют такому поведению сознательный самонаправленный выбор ценностей, основанный на зрелом, критическом рассудке. Возможно, это слишком строгое требование к людям, но это именно то, что они требуют. Моралисты и дидактики всех времен предъявляли людям подобные жесткие требования.
Естественно, они отнесут еврея, принимающего иудаизм безоговорочно и некритически, к «традиционно-мотивированному типу». Я не уверен, что при этом они даруют автономию еврею, который после глубокого проникновения в сущность иудаизма нашел в нем наиболее разумный для себя образ жизни.
Глава 4. Шабат
«Законы, которые существуют в англо-саксонских странах еще с пуританских времен…»
Ироническое замечание по поводу так называемых пуританских законов: там, где христианские общины строго придерживаются обрядов иудаистского происхождения, верующие евреи испытывают наибольшие неудобства. Они строго придерживаются еврейского шабата, но от них также требуют не работать в воскресенье. Еврейский торговец зарабатывает на жизнь только пять дней в неделю, а христианин — шесть. Со стороны еврея это существенная уступка, которая может стать разрушительной в наши дни. В штате Нью-Йорк, где живет больше евреев, чем в Израиле, юридическая сторона дела в этом вопросе не улажена. Общепринятый ответ на петиции, требующие уравнения прав, сводится к тому, что христиане составляют подавляющее большинство — и это действительно верно — и что, следовательно, евреи должны принять христианскую рабочую неделю, хотя такой вывод совсем не следует из количественного факта (так, по крайней мере, следует понимать американскую систему). Это довольно-таки сложная проблема, и, по-видимому, она будет усложняться еще больше по мере того, как тяга евреев к соблюдению своих законов будет расти.
«Чтобы соблюдать шабат полностью, необходимо ритуально воздерживаться от каких бы то ни было действий».
Щепетильное соблюдение шабата евреями, воспитанными в благочестии, доходит до того, что они не прикасаются к предметам повседневного обихода; они пользуются, например, всевозможными окольными средствами, приготовленными до прихода шабата, для обогрева и освещентя. Обычаи и ритуалы шабата сложны. Следует помнить, что сердцевина его — полное отдохновение и мистическая идея дня. Предписания и обычаи шабата — давно установленные средства для достижения этих целей. Человек, возвращающийся к иудаизму, начинает с какой-нибудь детали и со временем перестраивает свой шабат. Затем в один прекрасный день он обнаруживает, что шабат — это сама природа. Я всю жизнь общался с набожными людьми, и я не знал ни одного, чей шабат не отличался бы одной-двумя второстепенными деталями от других.
У моего деда была своя особая манера сворачивать талит.
«Эти мысли пронизывают всю литературу о шабате…»
Первоклассный американский ученый, который между тем довольно известный ортодоксальный талмудист, прочитал мою главу о шабате и заметил, что я упустил все наиболее важные моменты. Я думаю, что лучше процитировать его комментарии, нежели пытаться дополнить текст идеями, которые не приходили мне в голову.
«Шабат выражает четыре основные идеи. Во-первых, соблюдение предписаний этого дня выражает веру в акт Создания, и поэтому шабат есть подтверждение истинности нашего вероучения.
Во-вторых — что не менее важно — соблюдение предписаний шабата символизирует отрицание человеческой гордости: „Моя власть и сила рук моих создали все это“. Дело в том, что люди способны в лучшем случае на использование сил и субстанций, которые существуют в природе. Прекратить это использование раз в семь дней значит возвратить человеку его истинную человеческую перспективу; ничто другое не сделает это так, как шабат. И если современное общество в чем-либо отчаянно нуждается, так это в том, чтобы снова обрести смирение и перспективу.
В-третьих, воздержание от работы и от механических игр возвращает человека в лоно чисто человеческих жизненных ценностей — к человеческому разуму и семейным узам, заслоненным деловой суетой и деловыми играми будней.
Но драматичнее всего представлена в идее шабата парадоксальная текстура иудаизма, собранная в одном циклическом событии: баланс между аскетизмом и роскошью, торжественностью и удовольствием. Люди всегда пытались приклеить нашей религии ярлык воздержания от простого земного искушения. Иудаизм своей конкретизацией места и времени и своими строгими предписаниями во всем, что касается службы Б-гу, предлагает человеку совершенно уникальный жизненный баланс. Мы избегаем приклеивания каких бы то ни было ярлыков, таков и наш шабат. Это наслаждение лучшим, что есть в мире, и — одновременно — формальное воздержание от пользования им. Эта модель поведения пронизывает весь иудаизм».
Читатель вправе считать, что предлагаемая здесь цитата — лучшее, что есть в этой главе, — тут я бессилен. Если бы этот человек уже написал книгу об иудаизме, я бы никогда не взялся за такой труд. Но он слишком занят Талмудом и микроскопом.
Глава 5. Праздники природы
«В эти дни допускаются некоторые послабления…»
Основное послабление (по сравнению с ограничениями и запретами шабата) здесь в строгости запрета на работу. Нарушение предписаний шабата влекло за собой более строгое наказание. Некоторые же виды работ, связанные непосредственно с приготовлениями к празднеству — включая использование огня и перенос тяжестей — разрешены Торой.
«В древности евреи… вставляли в календарь дополнительный месяц… Об этом оповещал Верховный Суд в Иерусалиме…»
Можно было бы предположить, что високосный год объявлялся скорее царем, нежели Верховным Судом. Однако неписанный закон удерживал царя от какого бы то ни было участия, когда принималось решение о високосном годе. Считалось, что в этом вопросе царь — заинтересованная сторона. Его солдаты получали единовременное годовое жалование. В високосном году они служили тринадцать месяцев, но жалование выдавалось им с расчетом на двенадцать месяцев.