1616–1 = 18 446 744 073 709 551 615
и, разделив это число на 17, получим 1 085 102 592 571 150 095 ровно. Как вам такое?
Этот любопытный факт в настоящее время называют Малой теоремой Ферма, в отличие от Последней (или Великой) теоремы. Ферма был одним из пионеров теории чисел, изучающей глубокие свойства целых чисел. Как в его время, так и в последующие три столетия теория чисел представляла собой самую что ни на есть чистую математику. Она не имела важных применений, и было непохоже, чтобы они когда-нибудь появились. Один из ведущих специалистов Великобритании по чистой математике Годфри Харольд Харди, несомненно, думал именно так, о чем и заявил в своем небольшом шедевре – эссе «Апология математика», опубликованном в 1940 году. Теория чисел была для Харди одной из любимых областей математики, и в 1938 году он вместе с Эдвардом Мейтлендом Райтом выпустил классический труд «Введение в теорию чисел». В нем можно найти и Малую теорему Ферма – это Теорема 71 в главе VI. Мало того, вся глава, по существу, рассказывает о ее следствиях.
Политические и математические взгляды Харди отражали веяния, преобладавшие в то время в высших кругах академического сообщества, и сегодня представляются в значительной мере предвзятыми, но стиль изложения у него легок и элегантен, а кроме того, его статьи позволяют лучше понять академический менталитет тех времен, что тоже весьма ценно. Некоторые из изложенных им взглядов актуальны и сегодня. Харди говорил, что «писать о математике – сплошная тоска для профессионального математика. Математик должен делать что-то значимое, доказывать новые теоремы, чтобы расширять математические знания, а не рассказывать о том, что сделал он сам или другие математики». Такой вот своеобразный подход к «распространению знаний», так высоко ценимому сегодня в академическом мире, но именно он превалировал в общении с неспециалистами еще 40 лет назад.
Одна из причин, по которым Харди считал необходимым оправдывать свою профессию перед публикой, была в том, что, по его мнению, математика того сорта, которой он посвятил свою жизнь, никогда не имела полезных приложений и перспектив их обрести. Математика не оправдывала себя. Интерес Харди к ней был чисто интеллектуальным: удовлетворение от решения сложных задач и расширение абстрактного человеческого знания. Его не особенно беспокоила утилитарная полезность математики, но он испытывал по этому поводу легкое чувство вины. Однако его, как убежденного пацифиста, тревожила возможность использования математики в военных целях. Бушевала Вторая мировая война, а некоторые области математики всегда применялись в военном деле. Архимед, как говорят, использовал свойства параболы, чтобы сфокусировать солнечные лучи на вражеских кораблях и поджечь их, а рычаги – чтобы сконструировать громадную лапу, способную вытащить корабль из воды. Баллистика позволяет нам прицельно метать предметы – от каменных ядер до разрывных снарядов. Ракеты и дроны не могут достичь цели без помощи сложной математики, в частности теории управления. Но Харди был убежден, что его любимая теория чисел никогда – по крайней мере, еще очень-очень долго – не будет иметь военного применения, и гордился этим.
Харди писал в то время, когда типичный кембриджский «дон» (преподаватель) тратил около четырех часов в день на научные изыскания и, может быть, часок на работу со студентами, а остальное время отдыхал, заряжая свои интеллектуальные батарейки. Он смотрел крикет и читал газеты. Ему, по всей видимости, просто не приходило в голову, что даже ведущий математик-исследователь мог бы использовать свободное время с пользой и рассказывать неспециалистам, чем в настоящее время занимаются математики. Это позволило бы творить новую математику и параллельно писать о ней. Именно этим многие из нас, профессиональных математиков, занимаются сегодня.
Общее утверждение Харди о том, что значительная доля чистой математики не имеет практического применения и, вероятно, никогда не найдет его, остается верным{40}. Но вот при выборе конкретных примеров бесполезных тем он сильно рисковал попасть впросак. Сказав, что теория чисел и теория относительности еще много лет не смогут послужить никакой военной цели, он, что называется, попал пальцем в небо, хотя нужно признать, что его предсказание не исключало подобное применение полностью. Очень трудно решить заранее, какие идеи найдут применение, а какие нет. Научитесь делать это, и вы сможете без труда разбогатеть. Интересно, что именно те области, которые не кажутся практически применимыми, могут внезапно выскочить на передний план в промышленности, коммерции и, к несчастью, в военном деле. Именно это произошло с теорией чисел и конкретно с Малой теоремой Ферма, которая теперь стала основой того, что мы считаем абсолютно стойкими шифрами.
Ирония ситуации в том, что за два года до того, как Харди написал свою «Апологию…», глава британской контрразведки MI6 купил поместье Блетчли-парк, в котором в будущем должна была разместиться Правительственная школа кодирования и шифрования, секретный дешифровальный центр cоюзников во время Второй мировой войны. Там, как известно, криптоаналитики взломали шифр машины Enigma, которую Германия использовала в военных целях, и ряд других шифровальных систем стран Оси. Самый известный сотрудник Блетчли-парка Алан Тьюринг начал обучение в 1938 году и прибыл в школу в день объявления войны. Криптоаналитики Блетчли-парка использовали для взлома германских шифров неординарные подходы и математику, в том числе и идеи из теории чисел. Всего лишь через неполные 40 лет после этого произошла настоящая революция в криптографии, фундаментом которой стала теория чисел. Естественно, для новой криптографии нашлось не только гражданское, но и военное применение. Вскоре она приобрела принципиально важное значение для работы интернета. Сегодня мы сильно зависим от нее, по большей части даже не сознавая, что она существует.
Теория относительности тоже нашла свое место не только в гражданской, но и в военной сфере. Можно сказать, что она сыграла определенную роль в реализации Манхэттенского проекта по созданию атомной бомбы. В соответствии с популярной легендой, знаменитая формула Эйнштейна E = mc2 убедила физиков, что в небольшом количестве вещества содержится громадное количество энергии. Это, конечно, сильное упрощение, которое использовалось после ударов по Хиросиме и Нагасаки для объяснения публике принципа действия такого оружия. Не исключено, что таким образом пытались также отвлечь внимание от настоящего секрета: физики ядерных реакций. Более близкий к нам пример – Глобальная система позиционирования, GPS (глава 11), точность которой зависит как от специальной, так и от общей теории относительности. Разработка системы финансировалась американскими военными, а сама она первоначально предназначалась исключительно для них.
Счет 2:0 в пользу военных.
Я совершенно не виню Харди. Он понятия не имел, что происходит в Блетчли-парке, и едва ли мог предугадать стремительный взлет цифровых вычислений и средств связи. Слово «цифровой» означает в основном работу с целыми числами, а ведь именно этим занимается теория чисел. Внезапно оказалось, что результаты, полученные многими поколениями специалистов по чистой математике исключительно из интеллектуального любопытства, теперь можно использовать для инновационной технологии. Сегодня в электронных устройствах, которые четверть рода человеческого ежедневно носит с собой, воплощен огромный пласт математики – и это не только теория чисел, но и многое другое, от комбинаторики до абстрактной алгебры и функционального анализа. Секретность онлайн-операций, осуществляемых частными лицами, компаниями, а также военными, обеспечивается хитроумными математическими преобразованиями, основанными на столь любимой Харди теории чисел. Это совсем не удивило бы Тьюринга, который был настолько впереди всех, что уже в 1950 году всерьез задумывался об искусственном интеллекте. Но Тьюринг был мечтателем. В те времена это было даже не научной фантастикой, а просто фантазией.
Код, или шифр, – это метод преобразования сообщения на обычном языке, то есть открытого текста, в зашифрованный текст, который выглядит как тарабарщина. При этом преобразовании, как правило, используется ключ – принципиально важная часть информации, которую держат в секрете. Говорят, например, что Юлий Цезарь пользовался шифром, в котором каждая буква алфавита сдвигалась на три позиции. «Три» здесь и есть ключ. Такой тип шифра подстановки, в котором каждая буква алфавита заменяется на другую букву по постоянному правилу, несложно взломать, если в вашем распоряжении имеется достаточное количество шифровок. Для этого достаточно знать частоты, с которыми буквы алфавита встречаются в открытом тексте. Тогда можно сделать достаточно достоверное предположение о принципе шифрования и проверить его. Поначалу будут встречаться ошибки, но если часть текста вдруг расшифруется как JULFUS CAESAR, то легко догадаться, что на месте F должна быть I.
Каким бы простым и ненадежным ни казался шифр Цезаря, он служит хорошим примером для иллюстрации общего принципа, который до недавнего времени лежал в основе практически всех систем шифрования. Это симметричный шифр, то есть и отправитель, и получатель пользуются, по существу, одним и тем же ключом. Я говорю «по существу», потому что они пользуются им по-разному: Юлий сдвигает алфавит на три позиции вправо, а получатель сдвигает его на три позиции в обратном направлении. Однако если вы знаете, как ключ используется при шифровании, то легко можете обратить процесс вспять и использовать тот же ключ для расшифровки. Даже весьма хитроумные и надежные шифры симметричны. Поэтому безопасность требует, чтобы используемый ключ держался в секрете от всех, за исключением отправителя и получателя сообщений.