Вторая беседа, так сказать, неофициальная, была об акатуйской и карийской каторге. Человек, лично переживший эту каторгу, рассказал то, чему был свидетелем; и, конечно, рассказ произвел глубокое впечатление. В связи с этой беседой вышла маленькая история, характеризующая обывательские чувства нашей группы. Дело в том, что кто-то из экскурсантов 4-й группы во время нее снял публику, и вот вечером за ужином возник вопрос, позволить ему воспользоваться негативом или попросить его уничтожить. Тут-то и всплыли все притаившиеся в свободной обстановке «осторожные» чувства российских обывателей. Каких только доводов за уничтожение тревожащего их негатива не приводилось «благоразумной» частью группы, которая при голосовании оказалась в большинстве.
За время нашего пребывания на Гарда несколько человек наших экскурсантов успели съездить в Милан, а то и дальше: в Рим, Неаполь и Флоренцию. Из Милана ездивший туда наш староста привез мне изображение Миланского собора, от которого все его видевшие были в восторге.
Чем ближе становился день нашего отъезда с оз. Гарда, тем в нашей тесной компании чаще прорывались нотки печали, предчувствия скорой разлуки. Хотелось наговориться и насмотреться на тех, с кем свела судьба на берегах вечно памятного синего озера. Наши беседы с Александрой Васильевной становились продолжительнее и интимнее, каждая из нас чувствовала, что мы не сможем разъехаться в разные стороны, не сможем разойтись так же легко и просто, как сошлись.
Мы уезжали из Мальчезине 23 июля. Пароход к югу отходит в 5 часов утра. Еще с вечера все у нас было готово: уложены наши чемоданы, и костюмы приведены в дорожный вид. Встать следовало не позже, как в 4-м часу, но благодаря вечеринке накануне, все легли поздно и чуть было не проспали. Первой проснулась я и подняла весь отель, включая прислугу; было это уже в 5-м часу, и потому нам не успели приготовить кофе. За 15 минут до прихода парохода вдруг вспомнили, что нет еще тех, кто живет в вилле al Solo, между прочими – Эфроса. Побежали туда, и оказалось, что они проспали бы окончательно, если бы за ними не послали. Несмотря на раннее утро, народу было много; вся прислуга отеля на ногах. Здесь же итальянский офицер J. Julio, ему хочется увидеть не всех нас, а одну Наталью Петровну, с которой он накануне не спускал глаз, приводя ее в скверное настроение. Несколько человек экскурсантов 4-й группы, оба наши руководителя едут нас провожать до Вероны. Подходит пароход, и Эфрос тревожно пересматривает и пересчитывает на палубе публику, не забыли ли кого-нибудь, не остался ли кто почивать в своем номере, особенно из тех, кто живет не в отеле, а по частным квартирам. Кажется, все. Пароход берет сходни и начинает отходить от берега. В этот момент оказывается, что одна девица 4-й группы, для чего-то вошедшая вместе с нами на пароход, не успела сойти на берег. Это та самая странная особа, на которую жаловались дамы 4-й группы, с которой они не хотели жить, уверяя, что она сумасшедшая. Один раз она устроила в своей группе переполох, когда при возвращении из какой-то экскурсии не вышла с парохода и уехала в Риву, где ей пришлось ночевать. Пока мы были в Мальчезине, она всегда присосеживалась к нам, а свою группу не любила. Поэтому она и встала нас проводить. Так как пароход уже отошел, ей пришлось ехать до следующей остановки, километрах в 4-х от Мальчезине, а возвращаться домой пешком. Очень скоро кто-то заметил, что нет Сережи, который, я знала, не должен был ехать. Он проспал утренний пароход, но потом догнал нас в Вероне.
Мадерно. Озеро Гарда. Фото начала ХХ века
Я специально не хотела будить Сережу – ему надо было возвращаться обратно в Париж, но он никак не мог расстаться с нами. Я видела, что у него с Александрой Васильевной произошло серьезное объяснение, и он просил ее ехать с ним, поскольку сам не мог вернуться в Россию. Но у Александры Васильевны была на попечении ее младшая сестра. Я видела ее заплаканные глаза. Она стояла у борта и смотрела на берег. Не знаю, что и кого она хотела там видеть, может быть, того, с кем вечером простилась.
Я очень хорошо помню момент нашего отъезда из Мальчезине. Утро, раннее утро; в отеле открыты окна, но закрыты жалюзи почти во всех номерах; только в немногих окнах видно фигуры в наскоро наброшенных платьях, приветствующие нас платками. На балконе 2-го этажа и в саду отеля есть публика; там я вижу и хозяина отеля с братом, Antoinette, повара и другую прислугу отеля. На балконе стоит итальянец-офицер; ему хочется увидеть в последний раз Н.П.
Отель уходит все дальше и дальше. Вот по горе тянется оливковая роща; где-то там есть наша лекционная площадка. Мальчезинский замок на скале тоже уходит и наконец исчезает из глаз за выступом берега, где, против острова Oliva, стоит на мысе вилла, у ограды которой мы разыскивали на берегу озера мелкие раковины. «Может быть, никогда не придется увидеть еще раз Мальчизине», – говорит Александра Васильевна, и ее слова опять будят чувство разлуки, заставляют немного сжаться сердце.
На другом берегу опять знакомые картины. Набережная Gargnano, где мы разговаривали с итальянскими ребятами и где смотрели, как итальянки моют в холодной воде белье, все время переговариваясь между собой и прикрикивая на ребят резкими голосами. Навес муниципального здания с какой-то надписью на итальянском языке, которую мы несколько раз разглядывали и где разобрали только то, что говорится о Гарибальди. В Торболе, первом поселении на австрийском берегу, есть тоже такая доска над раковиной водопровода, на ней написано, что там жил Гёте. Следы пребывания Гёте на берегах озера Гарда мы видели и у нас в Мальчезине; рядом с нашим отелем есть домик, где теперь заведение шелковичных червей; на былой ограде домика черными буквами намалевана чьей-то рукой надпись: «В этом доме жил поэт Гёте в 1786 году». Говорят, что известное стихотворение Гёте «На озере» навеяно впечатлениями озера Гарда.
После Gargnano пароход прошел еще до Maderno, и там, как только положили сходни, Эфрос стремглав бросился в пароходное здание и оттуда притащил мою юбку, которую я по рассеянности забыла тогда мокрой после сушения у камина. Я уж не знала, как и благодарить нашего Абрама Марковича. Во вторую половину нашего путешествия у нас установились с Эфросом хорошие отношения. Он был весел и разговорчив, и когда мы как-то рассказали ему, что боялись к нему обращаться, он, смущенно улыбаясь, говорил: «Неужели это было?» Но он сам признавал, что старался установить в начале как можно более официальные отношения, был уже научен опытом путешествий предыдущего года, когда видел, куда во многих случаях ведет слишком предупредительное отношение проводника к группе. Поэтому тактика его была в общем правильна: он до мелочей старательно исполнял свои обязанности, но держался официального тона.
От Maderno пароход снова повернул к восточному берегу и направился к мысу St.Vigilio. Здесь уже все было нам незнакомо, хотя общий характер местности тот же, что и у Мальчезине. Та же оливковая роща и кипарисы, такие же виллы подходят к берегу озера. От St. Vigilio до Garda я заметила какой-то уголок, напомнивший мне уже не итальянские виллы, а скорей дачи немецкого курорта.
Еще один переезд, и мы в Пескиере. Мы покидаем пароход, он медленно отходит от пристани и направляется к западу. Забираем наши чемоданы, которые с непривычки кажутся очень тяжелыми. Шли мы довольно долго по берегу, а потом завернули к вокзалу. Когда наконец тронулся поезд и все быстрей и быстрей замелькали мимо окон виды озера, оно было такое же синее, каким мы привыкли его видеть: в мелких местах только, вероятно от водорослей, вода принимала зеленоватую окраску. Наконец дорога стала отходить от берега, озеро мелькнуло еще раза 2-3 и скрылось. Прощай! Прощай, синее озеро, для многих из нас навеки. Спасибо тебе за все то хорошее, что влилось в душу на твоих берегах и что заставит до смерти помнить твою синюю гладь, твои оливковые рощи, твои скалы и твои песни, и этих людей, которым здесь, под ярким солнцем и при свете южного звездного неба удалось заглянуть в душу друг друга и почувствовать красоту!
До Вероны поезд идет недолго, часа 2-3. Сначала он пересекает холмистую страну, которую мы уже видели в Тироле, река мутная-премутная… покрытая желтоватой пеной. На этой реке стоит город Верона.
На вокзале в Вероне нас встретила целая группа учителей, принадлежащих к учительскому союзу. Большинство их говорит только по-итальянски, так что понять друг друга нам трудно. Нас повели по узким улицам типично итальянского города осматривать достопримечательности. Прежде всего там есть остатки античного мира: выкопанные недавно, частью из-под земли, развалины театра и древний римский амфитеатр. И то и другое интересно. Какие это постройки! Толстые-претолстые, как будто из целого камня вырубленные стены. Особенно интересен амфитеатр, двухэтажная Арена-ди-Верона, сохранившаяся почти совершенно. Мы побродили по ступеням, посидели в «местах для публики», глядя на широкую арену. Спустились вниз и через арки, служившие когда-то для выхода на арену гладиаторов, зверей и христиан, прошли коридорами, окружающими здание, посмотрели многочисленные помещения то темные, то светлые, служившие разным целям грозных зрелищ. А затем взобрались наверх и полюбовались панорамой города.
Римский амфитеатр в Вероне. Фото начала ХХ века
Осмотрели мы в Вероне костел, кажется, тоже святого Зенона. Затем видели памятники разных эпох над могилами герцогов веронских Скалигеров; некоторые из них очень интересны и изящны, с острыми, кружевными, готическими башенками, устремленными к небу. Рядом с этим маленьким старинным аристократическим кладбищем, где памятники стояли тесно-тесно, находится небольшая старинная площадь с памятником Данте. Затем по каким-то ярким-преярким улицам мы добрались до дома, в котором, по преданию, жила Джульетта, героиня пьесы Шекспира. Ничем, кроме украшающего его предания, неинтересный трехэтажный дом с крошечными старинными окнами. Под воротами проходим на грязный, кишащий народом двор. Шумная жизнь бедного населения течет теперь в этих стенах, по поэтическому преданию, бывших свидетелями трогательной любви двух юных душ.