Фото начала ХХ века
Несмотря на жару, пассажиров на пароходе было много. Может быть, потому, что было воскресенье; в этот день билет на пароход куда угодно стоит 1 лиру. На палубе трудно было найти местечко, чтобы присесть – сидят всюду: не только на скамейках вдоль бортов, но и на ящиках (багаже), наваленных посередине, некоторые на свернутых канатах. Я пристроилась на какой-то круглой тумбе у самого борта. До последней станции южного берега озера (Sirmione – предпоследняя станция) пароход идет 3 часа. Но кругом было так красиво и интересно, что никто из нас не устал, хотя Сережа, например, простоял всю дорогу. Когда мы огибали остров – isole del Garda[9] – увидели кружевной дворец герцогов Боргезе. Жаль, что мы не сошли на берег полюбоваться этим красивейшим зданием; когда мы проплывали мимо этой небольшой станции, где от пристани шла прекрасная кипарисовая аллея, с берега был дан знак, чтобы пароход не причаливал.
Мы сошли на берег, где расположился поселок Sirmione. Здесь все носит уже другой характер, чем там, на севере, у Ривы или Мальчезине. Здесь Низкий берег, неглубокое озеро, даже заросшее местами осокой; пристань выдвинулась далеко, так как непосредственно к берегу пароход подойти не может. Мы сразу же отправились к замку, который тоже называется, как и поселок, Sirmione. Это постройка XI-го или XII-го века с зубчатыми стенами, очень напоминающими зубцы Кремлевской стены в Москве. Это понятно, потому что русские цари для строительства Кремля приглашали итальянских мастеров. А Италия, как известно, родина Аристотеля Фиораванти.
Замок окружен со всех сторон водой – озером и мелкими каналами. Мы, конечно, взобрались на самую высокую башню, откуда был потрясающий вид. Профессор Цебриков нам рассказал о Карле Великом, Венецианской республике, которой много лет принадлежала Верона итальянских республиках Вероны и Венеции (Верона не была самостоятельной республикой никогда в своей истории, она была частью владений Венецианской республики), о битвах, которые разыгрывались недалеко отсюда – на Ломбардской низменности, которая была нам видна с башни. Мы даже смогли различить, где виднелся памятник какой-то битвы. Владимир Михайлович обратил наше внимание на скалу Гард, давшую озеру свое имя; скала – с плоской вершиной, на которой десятки раз воздвигались укрепления сталкивающихся здесь народов. Какие страсти когда-то здесь кипели, какая человеческая жестокость и грубость проявлялась на этих берегах, но «равнодушная природа» сияла и тогда красотой, как и ныне. Как и тогда, сияет солнце, так же чуть шевелилось озеро, так же голубели вдали горы, а мы сейчас стоим и вспоминаем отважных воинов, которые умирали в бою. Меня посетило тогда какое-то мистическое чувство – я почти воочию видела эти прошедшие времена и как бы побывала там. «Дух Времени» – очень точное и образное выражение.
С башни на дне озера мы увидели какие-то трубы. Оказалось, что это давно открытые серные источники, которые по трубам дают воду в лечебные заведения.
Налюбовавшись окружающим видом, мы спустились вниз и отправились, по совету Цебрикова, к римским развалинам, к гроту Катулла. Это самый конец мыса, выдвинувшийся стрелкой к озеру. Развалины огромные. Цебриков сказал, что здесь был дворец римского вельможи. Много веков прошло с тех пор, а озеро все то же. Исчезнем и мы, теперь любующиеся синей гладью, опять сменят друг друга много-много поколений, а озеро так же будет лежать в своих берегах, может быть, слегка изменив свои формы, так же будет отражать небо и прекрасные виды.
Замок Сирмионе на озере Гарда. Фото начала ХХ века
Мы долго сидели около развалин. Потом разбрелись кто куда. Сережа с Александрой Васильевной отправились вниз купаться; Люся и несколько наших дам легли в тени, чтобы немного подремать, а мы с Татьяной полезли еще дальше наверх, облазили все уголки развалин и даже забрались в темный, сырой подвал, где пахло плесенью и почему-то старым вином. Потом мы с ней с самой верхней точки видели, как внизу на траве в одиночку и группами лежат наши экскурсанты. Между ними видим далеко внизу Владимира Михайловича, размахивающего руками и что-то, видимо, рассказывающего интересное. Рядом с ним стоит Эфрос и внимательно его слушает. Видим Сережу с Александрой Васильевной, которые бредут вдоль разрушенной стены и о чем-то тихо разговаривают.
Наконец, пора двигаться в обратный путь. Мы с Татьяной спускаемся, идем рощей в тени больших деревьев. Страшно жарко и очень хочется пить. По дороге забираем Люсю и спускаемся уже вместе к небольшому кафе-павильону с маленькими столиками и странными каменными скамьями. За заказанным нами лимонадом служащая девушка-официантка спускается в подвал, какой мы видели с Татьяной наверху. Постепенно в кафе стекаются все наши экскурсанты. Подходят и садятся за наш столик Сережа с Александрой Васильевной. Все наперебой делятся своими впечатлениями. Одна только наша Люся молчит и печально смотрит на Сережу.
Вот снова пристань, пароход. И, наконец, мы у себя в отеле. Наверное, от жары у меня страшно разболелась голова.
Из экскурсий, так сказать официальных, мне запомнилась наша поездка в Тосканское ущелье. С утра, несмотря на портящуюся погоду, мы опять сели на пароход. Дул сильный, довольно холодный ветер, пароход качало. Я сидела на лавочке у борта, следя за волнами, а Александра Васильевна стояла рядом со мной; и я вдруг сообразила, что порывы ветра заставляют меня все сильнее прижимать ее к себе. Я засмеялась. «Знаете, мне, очевидно, инстинктивно кажется, что ветер сейчас унесет вас из моих рук, такое ощущение; оттого я и держу вас так крепко – боюсь потерять». Она улыбнулась мне в ответ.
Тосканское ущелье – одно из самых красивых мест на берегу озера Гарда. Оно мне чем-то напомнило мой дорогой Кавказ. Но… какая разница! На Кавказе все первобытно дико, но и первобытно величественно. По дну ущелий с бегущими горными речушками там приходится пробираться без дорог и вброд. Иногда попадаются еле заметные тропинки, проложенные черкесскими табунщиками. Взобравшись на гору по таким тропинкам, там не видишь вокруг и внизу никаких признаков «цивилизации». Разве только где-то на склоне заметишь табун, охраняемый несколькими всадниками. А здесь, в Тосканском ущелье, мы идем по прекрасной дороге, окаймленной со стороны ручья каменной оградой. То и дело попадаются небольшие фабрики (кажется, бумажные), утилизирующие шумный ручей: колесо фабрики вертит вода и отработанная же вода небольшими водопадами опять попадает в этот шумный ручей.
Помню там одно особенно красивое место. Скалы сдвинулись настолько, что между ними было едва 2-3 сажени, а в одном месте, думаю не больше полутора саженей. Между тем небо становилось все более темным, начал накрапывать дождь. Нам попалось небольшое кафе, расположенное у самого ручья и прижавшееся к скале. В этой остерии мы постепенно собрались все вместе и, несмотря на уже проливной дождь, чувствовали себя превосходно. Настроение повысило неизбежное в таких случаях vino. Пели хором, провозглашали бесконечные тосты. Дело дошло даже до импровизаций в стихотворной форме. Сережа вспомнил и прочитал очень хорошо Лермонтова. Было весело. А через 3 дня, когда мы были уже в Венеции, мы получили от Цебрикова телеграмму, в которой говорилось, что наш приют в Тосканском ущелье на другой день после нас накрыла горная лавина, и погибли люди.
Мы добрались до пристани, где предстояло ждать парохода еще два часа. Чтобы не заболеть от мокрой одежды, которая буквально прилипала к коже, Эфрос договорился в одном доме, чтобы хотя бы женщин пустили посушиться к горящему камину. Как выяснилось потом, мужчины тоже куда-то пристроились сушиться. Народу было много, и одежду на всех хоть выжимай, то, конечно, мы отправились в путь по озеру мокрыми. Но, несмотря на качку и ветер, никто из нас не заболел.
Тосколано, долина в Майно, общий вид. Озеро Гарда. Фото начала ХХ века
Я любила сидеть на нашей веранде и смотреть на озеро. Недаром древняя мудрость гласит, что надо утром смотреть на горы, а вечером на воды. Горы дают энергию, а изменяющаяся вода успокаивает. И еще я люблю грозу. Не боюсь, как многие женщины (Люся, например), молнии и грома; моя душа радостно раскрывается навстречу бурной стихии. И, к счастью, Александра Васильевна разделяла мои чувства. Она так же, как и я, сидела на балконе во время грозы всегда радостно возбужденная. Ее оживление, смех, умные замечания всегда мне были по душе. Однажды, когда в темную-темную ночь вспыхивали особенно яркие молнии, она предложила снять нас при их свете. У меня сохранились негативы этих снимков: на одном вышла яркая молния, а на другом – расплывчатая группа с еле заметными фигурами людей. Но я все равно люблю этот снимок – он мне напоминает наши ночные бдения. Особенно я любила оставаться наедине с Александрой Васильевной на нашем балконе или внизу, на маленькой угловой террасе, скрытой от всех какими-то южными кустарниками. И мы говорили, говорили и не могли наговориться. Иногда с нами была и Татьяна, но чаще мы оставались там вдвоем и заканчивали нашу беседу уже поздней ночью на диване, стоящем в конце коридора, около выходящей на балкон двери. А затем тихо пробирались в наши уже уснувшие комнаты, стараясь никого не разбудить, так как у меня М.П., а у нее М.С. особенно были недовольны нашими ночными бдениями и недружественно их комментировали.
Как-то наша Дуня сказала: «Как приятно встретить случайно родственную тебе душу!» Для меня родственной душой в этой поездке оказалась Александра Васильевна. И она охотно делилась со мной своими переживаниями. Всегда в ее рассказах чувствовалось нервное напряжение и поражало соединение мучительно обнаженной совести с ясным, холодным умом. Каждый возникающий вопрос захватывал ее всю, заставляя буквально гореть и тревожно искать ответа. И она заражала меня этим своим горением. С какой тревогой, с какой болью она рассказывала о своих «ребятах», мальчиках-учениках, которым приходится сталкиваться с сухой формальностью жизни. Как она хотела им помочь. В ее словах явно чувствовался талант большого педагога. И рядом с этим неверие в свои силы, глубокое к себе недоверие. Она все время повторяла: «Вы во мне ошибаетесь – я не сильная». И с недове