Началась погоня. На окраине города гестаповская машина уже была видна Кузнецову.
– Сворачивай влево! – крикнул он Струтинскому, заметив, что впереди них идет такой же «оппель» черного цвета.
Струтинский свернул в переулок, потом в другой. Погони не было видно.
Гестаповцы продолжали гнаться за «оппелем», но не за тем, где находились наши товарищи.
Уже за городом немцы поймали «преступников». Они нагнали черный «оппель» и открыли по нему стрельбу.
Пуля попала в покрышку, и «оппель» на полном ходу, резко повернув в сторону, свалился в кювет. Из машины гестаповцы вытащили полумертвого от страха немецкого майора, избили его и увезли в гестапо.
Кузнецов и Струтинский благополучно вернулись на «зеленый маяк», а оттуда в лагерь.
Но, как выяснилось позже, Даргель не был убит. Граната упала в бровку (кромку) тротуара, осколки и взрывная волна ударили главным образом в обратную сторону.
Даргель был оглушен и тяжело ранен, и его тут же вывезли в Берлин. Карьера правительственного президента кончилась.
А из Берлина вскоре последовал приказ о снятии начальников ровенского гестапо, фельджандармерии и многих видных сотрудников этих учреждений.
Шум, поднятый в связи с этими актами возмездия, радовал советских людей: и здесь, во вражеском тылу, шла расплата с гитлеровскими захватчиками!
Гитлеровцы, назначенные на освободившиеся посты, тоже не помогли оккупантам.
А на «зеленом маяке» вновь началась подготовка. Здесь только что перекрасили недавно уведенную из гаража рейхскомиссариата машину «мерседес». Машина еще не высохла, когда Кузнецов и Струтинский уселись в нее, чтобы ехать в Ровно.
– В один приличный день заметят, что краска свежая, вот и попадетесь, – предупреждал Коля Маленький.
– А мы поедем побыстрее, вот краска и просохнет, –
отвечал ему Струтинский.
Блестя свежей краской, «мерседес» с Кузнецовым и
Струтинским подъехал к Ровно. У заставы их остановили.
– Хальт! Ваши документы.
Кузнецов предъявил документы на себя и на автомашину. Их пропустили. Но проехали квартал – снова застава:
– Хальт! Ваши документы!
Кузнецов возмутился:
– Позвольте, у нас только что проверяли!
Жандарм доверительно пояснил:
– Извините, но сегодня на каждом шагу будет проверка: мы ловим бандитов, одетых в немецкую форму. – И, просмотрев документы Кузнецова, он добавил: – Пожалуйста, проезжайте.
– Коля, сворачивай в ближайший переулок. Этак где-нибудь да нарвешься, – сказал Кузнецов Струтинскому. Проехав квартал, Струтинский свернул в переулок. На углу Николай Иванович остановил «мерседес» и вышел на мостовую.
– Коля, смотри за главной улицей, а я буду помогать немцам.
Через несколько минут Кузнецов остановил проезжавшую машину:
– Хальт! Ваши документы!
Проверил и пропустил. Потом видит – идет вторая машина. Он поднял руку. Машина остановилась.
– Хальт! Ваши документы!
Ему отвечают;
– Господин капитан, у нас уже три раза проверяли!
– Извините, но сегодня на каждом шагу будут проверять: мы ловим бандитов, одетых в немецкую форму.
Не успела отъехать эта, показалась новая.
– Хальт! Ваши документы! – грозно приказывает Кузнецов.
– Не беспокойтесь, господин капитан, – говорит один из пассажиров, показывая гестаповский жетон, – мы ловим того же бандита. – И, улыбаясь иронически – что ж, мол, дружок, своих не узнаешь, – поехали дальше.
Два часа проверял Кузнецов документы, пока Коля
Струтинский не сказал ему, что на других улицах заставы уже сняты. Тогда они сели в свою машину и спокойно поехали.
Когда-то на параде Кузнецов и Валя видели на трибуне необыкновенно толстого человека. Это был генерал Кнут, заместитель рейхскомиссара Украины по общим вопросам и руководитель грабительской конторы «Пакетаукцион».
Грабеж населения был профессией Кнута; все достояние конторы «Пакетаукцион» состояло из награбленного.
Сам Кнут наиболее ценное отбирал для себя лично. На этом деле он несказанно разбогател и так разжирел, что ему трудно было ходить. Выглядел он точь-в-точь, как большая свиная туша.
Контора «Пакетаукцион» помещалась близ железной дороги, на улице Легионов. На этой улице, недалеко от конторы, Кузнецов, Струтинский и Ян Каминский остановили свою машину. Ждать им пришлось недолго. С немецкой точностью, ровно в шесть часов, Кнут выехал из конторы.
Каминский приподнялся и, когда машина Кнута поравнялась, бросил в нее противотанковую гранату. Переднюю часть машины разнесло; потеряв управление, она ударилась в противоположный забор. Николай Иванович и
Струтинский открыли огонь из автоматов и после этого умчались.
Геля немцы хоронили пышно, с венками, с ораторами.
Газеты были заполнены некрологами и статьями. О покушении на Даргеля тоже много шумели. А вот о Кнуте нигде ни единого слова не было ни сказано, ни написано. Как будто его и не было на свете, как будто ничего не случилось!
Кнут был убит, но немцы решили об этом молчать. В
самом деле: «они «хозяева», они установили «новый порядок», они «непобедимы», а их главарей среди белого дня на улицах Ровно, в столице оккупированной Украины, убивают партизаны! К тому же поймать виновников никак не удается. Лучше уж молчать. И без того создана невыносимая обстановка: на улицу не выйдешь не только ночью, но и днем.
В НОВОМ ЛАГЕРЕ
Осенние дожди и холодные ночи сильно докучали партизанам, особенно тем, которые не имели теплой одежды. За лето полушубки, сброшенные нам на парашютах прошлой зимой, поистрепались. Ими пользовались вместо подстилок, когда ложились спать у костров. У новых партизан теплой одежды вообще не было.
Пришлось думать о строительстве зимнего лагеря.
Место для лагеря было выбрано в лесу, между селами
Берестяны и Лопатень, недалеко от узкоколейной железной дороги. Вековые сосны прикрывали наше строительство с воздуха, а густые кустарники маскировали лагерь со стороны узкоколейки и большой дороги, идущей параллельно ей. Размеры строительства были немалые. Требовались большие помещения для четырех рот, для штаба, разведки,
санитарной части, радистов, хозяйственной роты; нужны были бани и другие подсобные строения.
Опыт строительства лагеря мы уже имели. Сначала распланировали строительную площадку, определили сроки, потом уже приступили к работе.
Деревьев не только на месте строительства, но и на расстоянии двух километров вокруг мы не срубали, чтобы не оголять место лагеря. Для каждой постройки рыли полутораметровые котлованы; над землей возвышались только покатые крыши.
К строительству санчасти и помещения для радистов приступили в первую очередь. Через три дня радисты уже поселились в новом чуме. Для отопления была сделана печь из металлической бочки от бензина. По обеим сторонам печи стояли нары. У настоящего окна был устроен стол, к которому подвели антенну. За этим столом радисты по расписанию работали с Москвой.
Еще лучше была построена санчасть. В одном помещении – госпиталь на двадцать коек; у каждого раненого свой топчан с матрацем, набитым свежим сеном. При входе
– комнатка для дежурного врача и медсестер, комната для приема «амбулаторных больных» и зубоврачебный кабинет. Помещение светлое, уютное. Чтобы с крыш не сыпалась земля, потолок обтянули парашютным шелком. Второе помещение санчасти – операционная, светлая, со специальным столом, изготовленным по чертежу и под руководством доктора Цессарского.
Штаб разместился в настоящем доме из семи комнат.
Мы его забрали у немецкого старосты одного села и целиком перевезли в лагерь.
Вокруг здания штаба разместились помещения комендантского взвода, разведки, санчасти, радистов. На расстоянии примерно двухсот метров выросли или, вернее, вросли в землю постройки стрелковых рот и хозяйственной роты с ее колбасными, коптильнями, складами и хлебопекарней.
Помещения для расквартирования рот были до того удобны и обширны, что их уже называли не чумами, а общежитиями. Они имели не только настоящие, сложенные из кирпича печи и настоящие окна, но и дощатые полы, а во второй роте из дощечек забора выложили пол в виде паркета.
Как только заканчивалось строительство, каждое подразделение устраивало новоселье, с самодеятельностью и танцами.
«Сюрприз», готовившийся Гитлером под Курском, о котором в мае Кох говорил Паулю Зиберту – Кузнецову, кончился полным провалом. Потеряв стодвадцатитысячную армию, гитлеровцы отступали. Красная Армия в конце сентября подошла к Днепру.
Когда-то самоуверенные и самодовольные, немцы потеряли веру в победу.
– Я у них сейчас, кажется, самый бодрый и самый уверенный офицер! – смеясь, говорил Николай Иванович
Кузнецов.
Уже не надеясь удержать плодородную Украину в своих руках, немцы хотели как можно больше выкачать продовольствия, но это им плохо удавалось.
Многочисленные партизанские отряды организовывали советских людей на сопротивление и борьбу с фашистами,
громили их склады с продовольствием, взрывали эшелоны и мосты, истребляли немецких заготовителей.
Особенно туго было немцам в тех местах, где базировались партизанские отряды. Население огромной территории – между рекой Горынь с востока, железной дорогой
Ровно – Луцк с юга и Сарны – Ковель с севера, почти до
Луцка с запада – не давало оккупантам ни хлеба, ни скота.
На этой территории оперировало несколько партизанских отрядов: отряд Прокопюка, батальон из соединения Федорова под командованием Балицкого, отряды Карасева, Магомета и наш отряд.
Скрывая истинное положение на фронтах, по старинке уверяя в скорой победе над Красной Армией, немцы требовали от населения уплаты налогов и сдачи продовольствия.
Но, как говорится в русской пословице, воробья на мякине не проведешь. И партизаны и крестьяне оказывали оккупантам еще большее сопротивление. Тогда немцы применили чрезвычайные карательные меры. Для борьбы с партизанами и местным населением они выделили специальную авиацию. Ежедневно стали летать целые эскадрильи; они бомбили мирные селения и леса, где базировались партизаны.