— Почему вы так ругаете Грубого? Чем же он вас огорчил?
— А зачем он врал мне? Неужели не мог сказать правду?
— Что вы собираетесь делать? — спросил Антонин.
— Даже затрудняюсь ответить на этот вопрос.
— Но все-таки.
— Боюсь, что поздно уже раздумывать. Я никак не ожидал такого быстрого разворота событий. За городом у меня семья, большая семья. Здесь, как видите, приличный дом. Бросить всех и всё и превратиться в какого-то отщепенца — это не в моей натуре. Вы меня, помню, предупреждали о конспирации. И правильно сделали. Я строго следовал вашему совету, и мое осторожное поведение дает основания надеяться, что наши отношения не всплывут наружу. Как вы полагаете?
— Это будет зависеть от вас самих.
— Ну, за себя я ручаюсь, — сказал Гоуска.
Антонин встал, собираясь уйти. Пришел он не к Гоуске, а к Ярославу. Но был день, и он опасался, как бы его не выследили. Поэтому он сначала зашел к Гоуске. Встреча с Ярославом теперь не могла состояться. Придется отложить до вечера.
— Мой совет: духом не падайте, — сказал Антонин на прощанье. — О вашем сотрудничестве с гестапо знаю пока только я один. Вы смело можете остаться в Праге.
«Верно, пока знаешь ты один, — подумал Гоуска, проводив гостя. — Вот именно — пока. Нет уж, друг любезный. Разреши мне думать своей головой. Теперь ты мне не указчик. Довольно мне этой опеки».
Гоуска вышел во двор, спустился в котельную и попросил Лукаша зайти в кабинет.
Когда Лукаш явился, Гоуска любезно предложил ему сигару.
— Вас, пан Блага, устраивает работа у меня?
— Не жалуюсь, — ответил Лукаш.
— А не согласились бы вы, невзирая ни на что — абсолютно ни на что! — остаться у меня еще на год?
— Пожалуй, согласился бы, — сказал Лукаш, хоть и не мог понять, куда клонит хозяин и чем вызвана его подозрительная любезность.
— Вы не будете раскаиваться, уверяю вас.
— Возможно.
Гоуска склонил к плечу свою большую голову и растянул губы в улыбке. Потом он отодвинул ящик стола, достал пачку денег и, подавая ее Лукашу, сказал:
— Вы хороший человек, пан Блага. Я вами доволен. Здесь удвоенное жалование за год. Ровно за год.
Лукаш взял деньги. Чем все это объяснить? Разве Гоуска не видит, что земля горит у него под ногами? Люди загадывают не больше, чем на неделю, а он смотрит на год вперед. И, кажется, не боится, что могут пропасть денежки.
— Я вижу, вы немного удивлены? — спросил Гоуска, следя за выражением лица своего истопника.
— Да, пожалуй.
— Я вам сейчас объясню. Мне придется уехать из Праги. На целый год. Я не могу допустить, чтобы мой дом в течение года оставался без присмотра. Вечером сюда явится мой доверенный. Он назовет себя моим кузеном и формально примет на себя управление домом. Возможно, он поселится здесь, но, быть может, решит положиться на вас и только изредка будет наведываться. Это его дело. Я разрешаю вам перебраться в дом и выбрать себе комнату по вкусу. Вот столовую, скажем. Это вас устроит?
— Вполне, — ответил Лукаш.
Ситуация стала проясняться. Но он решил спросить на всякий случай:
— А ваш кузен не выгонит меня после вашего отъезда?
— Это исключено. Он предупрежден.
— Ну что ж. На меня вы можете вполне положиться. Я вас не подведу.
— Я в этом уверен, — Гоуска дружески похлопал Лукаша по плечу. — Перебирайтесь в столовую сейчас же. Через полчаса за мной придет машина.
— Перебраться я всегда успею, вы не беспокойтесь.
— Ну, смотрите, вам виднее.
И действительно, через полчаса к дому подошла закрытая машина. Лукаш помог хозяину перенести в нее два чемодана, туго набитый портфель, зимнее и демисезонное пальто, дождевик. Гоуска на прощанье пожал Лукашу руку и уехал.
Лукаш подождал, пока машина скроется за углом, вошел во двор и запер калитку.
Оказаться почти полным хозяином особняка — мог ли он мечтать об этом? Да еще в такие накаленные дни! Молодец Гоуска — решил исчезнуть. Вот это действительно развязал руки! Выручил! Бедняга Антонин мечется, не зная, где укрыть людей Глушанина. Чего же лучше: убежище приготовлено хоть для целого батальона. К их услугам и дом, и чердак, и подвал. Правда, есть серьезная помеха: кузен, доверенный Гоуски. Видимо, придется убрать его. Борьба есть борьба, церемониться не приходится. Не отказаться же от особняка, который может сыграть огромную роль в самые горячие дни сопротивления. Это было бы непростительно. Прежде всего надо допросить кузена, посмотреть, что это за гусь, опасен ли, и потом уже решить, убрать его или попросту запереть в кочегарке.
Время было уже позднее. Лукаш закрыл ставни на окнах, включил свет.
Раздался звонок.
Лукаш поспешил во двор, отпер калитку.
Вошел незнакомый человек, уже пожилой, в легком и достаточно поношенном пыльнике.
— Пан Блага? — спросил незнакомец густым баском.
— Совершенно верно.
— Я кузен пана Гоуски. Вас я уже видел, когда вы выносили его вещи в машину.
— Очень приятно, — не совсем дружелюбно заметил Лукаш. — Значит, пан Гоуска уже выехал из Праги?
— Уже выехал. Я провожал его на аэродром.
Лукаш провел доверенного в кабинет Гоуски и пригласил сесть. Теперь, при свете, он хорошо мог разглядеть человека, с которым ему предстояло иметь дело. Кузен хозяина, пожалуй, был немного постарше самого Лукаша — года на три или на четыре. Ростом невысок, худощав, гладко выбритое лицо в морщинах, волосы редкие и побиты сединой, глаза умные, не без хитринки. Одет бедновато: плащ видал многие виды и годился в утиль, ботинки сильно поношены, брюки изрядно потерты, но тщательно отглажены.
Внешний вид родственника хозяина, понятно, еще ни о чем не говорил. Лукаш решил немедленно приступить к делу. В первую очередь предстояло выяснить намерения доверенного.
— Вы собираетесь вступить в управление домом? — спросил Лукаш.
— Несомненно. С завтрашнего утра я переберусь сюда.
Это было сказано с самым решительным видом. Необходимо было действовать. Лукаш вынул из кармана пистолет, наставил его на доверенного и резко приказал:
— Встать!
У кузена глаза полезли на лоб. Он вскочил, как на пружине, и округлившимися глазами смотрел в дуло пистолета.
— Руки назад! — продолжал командовать Лукаш. — Встаньте лицом к стене!
Доверенный в точности выполнил все требования. Лукаш подошел к нему, крепко связал руки полотенцем и стал обыскивать его карманы. Он вынул очки в мягком футляре, аккуратно сложенный носовой платок, складные маникюрные ножнички, перочинный нож в чехле, связку ключей и потрепанную записную книжку. Оружия у кузена не было.
— Где ваши документы?
— Дома, конечно, — с усмешкой ответил кузен. — Разве я мог предполагать, что вам захочется на них взглянуть?
— Теперь можете сесть, — сказал Лукаш.
Доверенный сел.
Лукаш перелистал записную книжку в надежде, что она расскажет ему что-нибудь об этом невзрачном человечке.
Страницы книжки были испещрены цифрами. Кузен вел строгий учет своих приходов и расходов. Только две цифры выделялись своей величиной. Они были проставлены в графе «Приход». Текст читался так:
«Ноябрь 1944 г. — 500 марок от Я. Б. на личные расходы».
«Апрель 1945 г. — 3000 марок и 10 ам. долларов от Р. Г. за услуги».
Лукаш пытливо взглянул на своего пленника. Похоже, доверенный был платным агентом полиции.
Эти цифры могли дать ключ к выяснению секретных занятий пленника. Но прежде всего нужно было попытаться договориться с ним.
— Вашу судьбу буду решать я, — сказал Лукаш. — Если вы правдиво ответите на все мои вопросы, то во всяком случае останетесь живы. Как вы на это смотрите?
Кузен Гоуски пожал плечами.
— Конечно, есть полный смысл говорить правду, если вопрос поставлен так круто. Но прежде я хотел бы знать, кто вы и кто вам дал право обращаться со мной подобным образом. Насколько я разбираюсь в людях, вы не бандит и не разбойник с большой дороги.
Лукаш постарался скрыть улыбку в усах. Его пленник явно не трус и, кажется, держит себя независимо.
Пораздумав немного, он решил, что будет полезно слегка приоткрыть свои карты.
— Я патриот.
Кузен не мог скрыть своего интереса. Он даже оживился немного и поерзал в кресле.
— Предлагайте, пожалуйста, ваши вопросы, — решительно сказал он.
«Любопытный тип», — подумал Лукаш и спросил:
— Кто такой Я. Б., от которого в ноябре прошлого года вы получили пятьсот марок?
Пленник замялся слегка. Видимо, вопрос пришелся ему не по вкусу.
— Ну? — торопил его Лукаш.
— Это мой старый знакомый, очень хороший человек.
— Имя его, фамилия? — повышая голос, потребовал Лукаш.
Доверенный опустил голову и сказал тихо:
— Он чех… Он очень честный человек… И тоже патриот…
— Меня не это интересует. Отвечайте на вопрос прямо: кто он?
В это время на парадном снова затрещал звонок. Доверенный вздрогнул, Лукаш встал.
— Сидите на месте, я сейчас вернусь. И вышел.
Антонин удивился, когда дверь ему открыл не Гоуска, а Лукаш.
— Я пошел в котельную и, не найдя вас там, решил зайти к Гоуске. Скажу честно, я немного перепугался… Ведь я и утром был здесь.
— Ну, ну. Дальше что скажешь? — прервал его Лукаш, впуская в коридор. — Что нового?
— Гитлер покончил самоубийством.
— Ах, мерзавец! — покачал головой Лукаш. — Ушел-таки от виселицы. Отравился? Ну, туда ему и дорога. Еще что?
Заметив возбуждение Лукаша, Антонин внимательно посмотрел на него.
— Из лесу уже пришли шесть ребят, и я не знаю, где их пристроить. Глушанина и Мораву я спрятал у себя в комнате без ведома хозяина. Он целый день где-то пропадает. Двоих отвел к Морганеку, двоих — к Труске. Но это не выход из положения. С часу на час должны появиться остальные пятнадцать человек.
Лукаш с беспечностью, которую странно было в нем видеть, махнул рукой.
— Чепуха. Это не проблема. Ты очень кстати пришел. Пойдем-ка со мной. Я связал тут одного типа и веду с ним занятную беседу. Кажется, гестаповец. Пойдем, допросим его вместе. Ты в этих делах набил руку.