– Мам, ты чего? – пропищал Егор неестественно высоким голосом. Ей надо было придумать какое-то объяснение, да… Втягивать в это детей было просто нельзя. Но она не могла выдавить из себя ни звука. Только свистящее дыхание прорывалось через ее стиснутую от напряжения гортань. А как ее трясло!
– Это такая игра.
Аркаша взял со стола кусочек хлеба и запустил им в Акулу. Та завизжала и в отместку бросила в отца недоеденной булочкой. Что тут началось! В ход пошло все – от салфеток до солонок и винограда.
– Стоп! – воскликнула Аля, вытаскивая из рук сына мельницу. – Это разобьется. Достаточно.
– Ну, мам, – хохотал тот. – Это так весело!
– Все, поиграли, и хватит. Бегите, приводите себя в порядок…
– Я выпачкала пиджак, – заканючила Акулина.
– Неудивительно. Пойдем, поищем другой…
Схватив дочь за руку, Альбина выскочила из столовой, благодаря небо за то, что то подкинуло ей возможность отсрочить разговор с мужем хоть ненадолго. Под неустанную болтовню Акулы Аля сняла с плечиков блейзер, поправила дочке ленточки. А после, не сдержавшись, так крепко ее обняла, что бедняжка протестующе пискнула:
– Мам, ты меня задушишь своим животом!
– Да, точно… Какой я стала большой, правда?
– А станешь еще больше! Я прочитала, что ребенок очень быстро растет на последнем месяце. У тебя же последний месяц?
– Нет, еще почти два… – усмехнулась Альбина.
– Тогда ты станешь просто огромной, – не пощадила мать девочка. Аля не смогла сдержать громкого смеха.
– Ага. Как синий кит, – фыркнула она.
– Почему синий?
– Разве не синий кит самый большой?
– Будем честны, таких размеров даже ты вряд ли достигнешь, – задрала кверху нос Акулина. Чем еще сильнее рассмешила мать. Похоже, у нее начиналась истерика.
– Надевай скорей, и пойдем – не то точно опоздаете. И меня опять отчитают как девочку.
Аркаша провожать детей не вышел, потому что как раз ему нужно было не только переодеться, но еще и принять душ. Альбина хотела под шумок смыться, чтобы отложить разговор еще ненадолго, но Мудрый управился быстрее, чем она ожидала.
Их взгляды скрестились. Волна дрожи прошлась по телу. Боялась ли она, что он не простит? Такое унижение… Да еще и при свидетелях. При детях!
– Прости меня.
– Ч-что? – прошептала Аля.
– Прости меня. За все. Я виноват… – прохрипел Аркаша. Альбина, с трудом сглотнув разбухший в горле ком, недоверчиво кивнула.
Говорят, разбитую чашку не склеить. Но они же не чашки! Они живые люди, из плоти и крови. Плоть имеет свойство срастаться. И как ни странно, именно в местах рубцов она становится самой крепкой…
– Ты тоже меня прости. История с соком была определенно лишней. Такого больше не повторится.
– Да черт с ним, малая. Сюда иди…
Аркаша перемахнул разделяющее их расстояние за секунду. Прижал Альбину к себе. И как-то она со своим животом уместилась в его руках, совпала с его телом. Вцепилась в лацканы на пиджаке, что он надел вместо испачканного. Затряслась, расклеилась…
– Ну, ты чего?
– Думала, не простишь…
– Что ты у меня за дурочка? Я вообще удивлен, что ты не практикуешь это на регулярной основе. Как ты вообще меня терпишь?
– Аркаш…
– Ну, что? Я потасканный плешивый осел…
– А осел-то почему? – всхлипнула Альбина.
– Потому что упрямый.
Мудрый поцеловал жену в лоб, дыша ртом, прошелся носом по ее волосам, потерся о висок, поцеловал снова. И еще, и еще, и еще… Ощущение, что тобой не могут надышаться, взвилось языками пламени, в котором горели ее страхи, ее сомнения…
– Аркаш, надо ехать.
– Да-а-а… Черт. Гребаное голосование.
Не без труда он от нее отлепился, но руки все же не выпустил. Так и ехали они, переплетя пальцы и то и дело целуясь. Мудрый поймал себя на мысли, что ему вообще похер, чем закончится голосование. Свою главную победу он одержал десять лет назад. Когда то же ослиное упрямство, что не дало ему отступить сейчас, позволило добиться любви этой удивительной женщины. Безусловной, абсолютной любви и такой же преданности.
Даже ее возмутительное поведение сейчас доказывало эту любовь. Что и говорить – зря он в ней усомнился. Ведь это, пожалуй, его главный страх – потерять ее, а не что-то кроме.
– Альбин, что-то ты, и правда, выглядишь нездоровой. Может, в больницу?
– Если так тебе будет спокойнее – заедем после голосования.
– Волнуешься, не зная, какую сторону примет малыш? – придавил взглядом Аркаша.
– Да. – Не стала скрывать.
Однажды обсудив ее отношение к Савве, в дальнейшем они обходили стороной эту тему. Но сейчас, в момент истины, игнорировать ее было невозможно. Если уж говорить начистоту, Аля не знала, на что надеется Аркадий. Поведение Саввы в последние месяцы свидетельствовало о том, что он сделал свой выбор. Может быть, впервые в своей жизни Мудрый просчитался. Недооценил… Она давно это понимала. Так что даже радовалась, когда пришел момент истины.
В зал для переговоров она вошли с Аркашей под руку. Поздоровалась с остальными членами совета директоров. Улыбнулась, хотя от напряжения у нее шумела кровь в ушах и сводило живот. Она плохо соображала, и если бы кто-то спросил, о чем они разговаривали до прихода Саввы, ни за что не смогла бы вспомнить.
Тот пришел ровно минута в минуту… Энергично пересек кабинет, заполняя пространство вибрирующей агрессивной энергией. Поздоровался с Аркашей за руку, ей просто кивнул, задержавшись, как ей показалось, взглядом на выпирающем животе.
– Давайте перейдем сразу к делу… – взял быка за рога Аркаша. – Нам нужно выбрать генерального директора. Кандидатуры у нас две, как и положено по регламенту. Я… Абрамов Аркадий Львович, и Грос Савва Владимирович.
Почему она поверила, что Савва выдвинулся лишь для того, чтобы соблюсти процедуру? Аллах… Ведь прямо сейчас он мог получить всю полноту власти. На первый взгляд, это не такая уж и проблема. Но спевшись с Зарубиным, они могут захотеть большего и тупо от них избавиться. Иначе зачем бы Савве жениться на Нике? Ну ведь не из любви… А если все-таки да? Что тогда, Аля? Что, мать его так, тогда?
– Голосуем сначала за меня. Да? Как всегда. Руками.
Мужики из совета директоров переглянулись. Несколько рук потянулись вверх. Низ живота прошило судорогой. Альбина вцепилась в стол двумя руками так крепко, что побелели пальцы.
– Савва? Теперь ты, – голос Аркаши доносился до Али, как будто из колодца. Картинка перед глазами взвилась и закружилась подобно калейдоскопу.
Аркаша, сосредоточенный на Савве, понял, что что-то не так, когда тот вскочил… Проследил взглядом и себе попытался встать, но будто невидимая сила вдавила его в кресло, за которое он так цеплялся.
– Звоните в девять один один. Скорее… – рыкнул молодой Грос. Секретарша растерянно хлопнула глазами:
– Мы же не в Америке.
– В скорую звони, курица, – очнулся Аркаша, все же вскакивая на ноги. Молодой Грос его, конечно, опередил. Первым подлетел к креслу Альбины. Схватил ее на руки.
– А голосование? – пробормотал кто-то из директоров. – Вы ничего не сказали… Нам нужно оформить протокол…
Мудрый застыл, ну точно хищник перед смертоносным прыжком. Еще немного, и он бы правда своими руками убил идиота, которому не хватило мозгов расставить приоритеты. Какое голосование? Какая, на хрен, должность, когда с его женщиной… когда его женщина… Его женщина.
– У нас один директор! – рявкнул молодой Грос. – Вы что тут все, ебанулись?! Аркаша, где тут ближайший выход? Мы сами ее быстрей отвезем в больницу.
Так они и сделали. С мигалкой на крыше домчали до клиники, где Альбина наблюдалась всю беременность. В пути вызвонили ее врача. А где-то на середине разговора Аля пришла в себя...
– Аркаш, у меня воды отошли…
– Я знаю, маленькая.
– Это плохо.
– Ничего. Мы справимся. Слышишь?
Альбина кивнула. И прижалась к его виску холодным лбом, покрытым испариной. Аркаша бережно сжал хрупкие плечи жены, поймав встревоженный взгляд молодого Гроса в зеркале заднего вида. Тот сел вперед и теперь не отрывал от них глаз.
– Я думал, с этим… нет проблем, – откашлялся он, неопределенно поведя подбородком.
– Их и не было, – просипел Аркаша, осторожно поглаживая жену.
– Тогда что случилось?
– Преждевременные роды случились.
– Но почему?
– Я не знаю, понял?! – заорал Мудрый, выдавая свой дикий, первобытный какой-то страх.
В перинатальном центре Альбину сразу же подняли из приемного покоя в родзал. Аркаша пошел с ней, молодой Грос остался сидеть у дверей палаты. Но он бы все на свете отдал, чтобы быть там, с ними. Неизвестность взрывала его эмоции. Он вздрагивал от каждого шороха. И почему-то молился, хотя даже не верил в бога. Молился о том, чтобы с ней… с ними… все было хорошо.
Потерявшись в моменте, он не смог бы сказать, сколько времени потребовалось Зарубину, чтобы узнать об итогах голосования. Тот позвонил, когда терпение Саввы было на исходе. Хотел принять вызов, но тут, наконец, дверь в палату открылась.
– Что? – Савва вскочил на ноги. Слова будто вязли во рту, от вида посеревшего Мудрого слюна стала клейкой из-за охватившего ужаса.
– Мальчик. Два пятьсот. Все вроде нормально, но пока побудет в инкубаторе.
– А Альбина Ринатовна как?
– Плохо. Открылось кровотечение… И… В общем, они делают все возможное. Мне нельзя там находиться.
– И что, ты просто взял и ушел? – недоверчиво уточнил Савва.
– Так надо. Чтобы врачи не отвлекались от дела. Я…
– Их отвлекал?
– Да.
Аркаша кивнул. И с удивлением посмотрел на свои трясущиеся руки.
Пока они переговаривались, у Саввы непрерывно звонил телефон.
– Зарубин?
– Да. Он. Уже доложили.
Мудрый кивнул. Опустился на стул и, покачавшись из стороны в сторону, вдруг замер, как если бы что-то вспомнил. Похлопал себя по карману. Достал что-то вроде визитки. Протянул Савве…
– Что это?
– Кто. Человек, которому ты можешь передать все, что нарыл на эту крысу. Он поможет его раскатать.