) Мать предпочитает молча оплачивать страховку за маленький автомобиль дочери и символически сохранять власть над отношениями, отец, по крайней мере, говорит об этом и дает дочери шанс выразить свое согласие.
25 марта 2009
Она достигла того веса, который был у нее к концу школы, до кризиса анорексии, наступившего после. Время ее учебы подходит к концу, она подала заявку на работу в аэропорту, чтобы руководить подготовкой самолетов. В школе она однажды проходила практику в аэропорту, и это было очень интересно. И она также подала заявку в строительный магазин, ей очень нравится идея руководить его отделом. Подойдет ли такая работа изящной девушке? Это все спрашивают, но это связано с организаторскими способностями, и даже если неуклюжий господин Мейер поначалу смотрел на нее свысока, потом он выдавал свою совершенную беспомощность, когда речь заходила о работе со списками на компьютере! И она рассказывает новость, что встречалась с матерью, чтобы купить матери туфли. Сама мать беспомощна в таких вещах, а Натали достаточно одного взгляда, чтобы понять, что ей идет. Потом мать робко спросила, не хочет ли она выпить кофе после этого. Натали согласилась и заплатила за кофе. Триумф!
1 апреля 2009
Она была на семейном празднике (детском дне рождения в семье сводного брата, чья мать тоже была там), и это снова была передозировка семейным наркотиком. Поездку в машине с родителями она еще хорошо перенесла, но потом все пошло примерно так: наша Натали сдала экзамен очень хорошо… Они то и дело повторяли «наша Натали»! Ее захватили. Вечером за праздничным столом она, как будто случайно, оказалась рядом с матерью, не могла ничего есть, но потом взяла себе кусочек пирога из кухни, точно так же как на дне рождения отца. Обратная дорога прошла в молчании, ей было дурно.
Я думаю о смешении двух фантазий, которые становятся идентичными, и говорю ей об этом: семья может проглотить ее, как кит — Иону, от этого ей нужно отграничиться, это и есть дурнота на обратном пути. В то же время отвращение, т. е. неспособность поглощать семейную субстанцию, пищу, которая стоит на столе и которую все едят, иначе семья окажется внутри, и это то же самое, что быть проглоченной ею. Так что она не может есть, но по собственной воле добывает себе что-то символическое (послеобеденный пирог), что больше не принадлежит семье. У нее был «сон об автомобиле»: ее машину эвакуировали (я думаю о том, что она так не сможет уехать от семьи), но кто-то знал кого-то из муниципальной службы, и она без проблем получила свою машину назад. Она припарковалась за мусорным контейнером для стекла. Ей приходит в голову, как она ребенком думала, как же хлопотно выбрасывать бутылки в контейнер, они же там бьются, их приходится потом обратно склеивать. Сейчас весна, и она разобрала свою одежду, выбрала ту, которая ей теперь слишком мала и отдала ее коллеге, чтобы та передала своей дочери. Я говорю, что среди людей с лишним весом есть такой феномен: они полнеют и поэтому вынуждены постоянно покупать себе новые джинсы. Я представляю себе, как они архивируют их в своем шкафу, где представлены разные размеры, на случай, если они снова похудеют и смогут носить меньший размер… Но в ее планы не входит рецидив. Я соглашаюсь, ведь она и во сне без проблем получила свой автомобиль назад.
8 апреля 2009
Ей приснилось два сна, и она чувствует себя сегодня «не к месту». Первый сон: спортзал, ее старая учительница физкультуры дает ей разогреться, ей нужно танцевать под музыку. Учительница недовольна: «Ну ладно, ставлю тебе тройку». Натали кричит на нее, что это несправедливо, с чего она это взяла! Учительница говорит: «Ну ладно, сделай что-нибудь еще!» Второй сон: она в доме бабушки со стороны матери и смотрит из окна: огромный кран захватывает целые дома и катапультирует их в стены других домов.
Завтра у нее встреча с новым руководителем магазина: после того как он назначил встречу, она от радости танцевала в своей квартире — как во сне. Группа уже дает ей советы по поводу новой работы. Может быть, она недостаточно хороша для этого, ведь она оставляет свой отель (мать…). Она плачет. На улице она встретила школьников, празднующих выпускной. Пять лет назад и она была среди них…
Речь снова заходит о расставании с родительским домом. Хотя она плясала от радости, что получила свою первую настоящую работу, но материнская фигура во сне (учительница физкультуры) нашла это не таким уж выдающимся, пришлось с ней поговорить. Во втором сне она смотрит на смену поколений, из окна бабушкиного дома она смотрит на то, как дома, родительские дома, разрушаются. Она сама думает об окончании школы, важном моменте расставания с детством, но с такой ностальгией, как будто речь идет о потерянном детстве.
29 апреля 2009
Пасха: она ездила на природу с родителями по Рейну на пароме. Для профилактики она заранее договорилась встретиться с подругой на четыре часа позже (как до этого на Рождество). Она получила от матери обязательное пасхальное гнездо с яйцами[38]. После прощания с родителями она доехала на своей машине до следующей автобусной остановки и «незаметно» выбросила пасхальные яйца в мусорку. Как «булимия без булимии»: еда сразу отправляется в мусор.
6 мая 2009
У нее конфликт со мной: она почти за три месяца сказала, что в мае у нее могут быть проблемы со временем для терапии. Я сказал, что есть еще время договориться о переносе сессий. Она забронировала отпуск и сегодня не могла прийти на сессию, кроме того, у нее на следующей неделе семинар, т. е. снова придется пропустить. В контрпереносе я почувствовал серьезный гнев на своеволие, с которым она забронировала отпуск и при этом еще и увидела во мне причину конфликта, потому что я не хочу договариваться о переносе сессий. Я настоял на том, чтобы она пришла, она повела себя очень агрессивно и попыталась отстоять свою точку зрения. Как при серьезном выяснении отношений подростка с родителями, когда дело касается существенных вопросов, мы оба с мощной агрессивной силой отстаивали свое мнение, пытаясь убедительно изложить свой взгляд на конфликт, пока не выяснилось, что она может сегодня утром, в день своей обычной сессии, прийти перед тем, как уехать днем.
Итак, она пришла и не возвращается к яростному конфликту о переносе сессии в прошлый раз. В том, что касается работы, все за нее борются, сейчас ей предложили еще одно место, где ей больше нравится род деятельности, но карьера будет развиваться медленнее. Вчера у нее был день рождения, она его не праздновала, но много разговаривала по телефону. Родители незадолго до этого уехали в отпуск, и ей выдалась возможность взять власть над родительским домом. Но родители не уехали на самом деле, они перепутали дату отъезда. Так что мать радовалась, что Натали зашла к ним. Но вчера, в свой день рождения, она наконец захватила их дом, но было холодно, отец выключил отопление. Она не могла его включить («Я не знала, как это сделать, чтобы весь дом при этом не взлетел на воздух»). Она позвонила отцу, тот не подошел к телефону, она попробовала еще раз сама, и у нее получилось. Она села на террасе, закурила («Я вообще мало курю»; отец курит на террасе, т. е. это идентификация с ним) и достала из погреба лучшую бутылку вина.
И тут она сразу говорит, что было еще кое-что, но это нужно сначала обсудить с группой… «О чем речь?» — спрашиваю я. Она хочет приходить только раз в неделю, ее жизнь под контролем, и она хочет оставить групповую терапию. Я говорю, подавляя свои агрессивно-удивленные чувства по поводу этого внезапного очередного покушения на отношения, как я это воспринимаю: «Тогда сначала нужно закончить индивидуальную терапию». — «Почему же?» — «В группе человек большему учится». Она несколько смущена, хочет об этом подумать. Потом она возвращается к своему дню рождения и родительскому дому: в группе (!) один из участников рассказывал о нервных срывах своей матери, и это напомнило ей об эмоциональном выгорании отца, случившемся десять лет назад. Это было ужасно, никто ей ничего не сказал, его внезапно повезли в больницу, она была на отдыхе две недели, ничего не знала, да и не спрашивала. Родительский дом был в кризисе. Она расплакалась. Она тогда должна была чувствовать себя под угрозой, беспомощной и изолированной. Сейчас, когда она сидит на террасе как хозяйка дома (сигарета, красное вино), она своеобразно исправляет это, создает себе хороший родительский дом.
27 мая 2009
Она не получила квартиру своей мечты. Сначала она получила согласие, но потом ей снова отказали, обосновав это довольно неубедительно. Потом она хочет прекратить индивидуальную терапию через шесть недель. Перестать ходить в группу и продолжать индивидуальную терапию не получится. Она обсуждала это с группой. В контрпереносе я снова чувствую беспомощную злость: предательство, покинутость, будто меня уничтожили. Я ничего не говорю, и Натали замечает, что я не могу принять ее наивное представление, что можно вот так прекратить терапию, без всяких фантазийных причин. Она спрашивает, имею ли я что-то против. Я говорю, что она может делать что угодно, может оставить терапию, но наша договоренность, что она будет ходить еще шесть недель. Даже если она этого не сделает, никто не сможет ей запретить это, я не могу звонить в полицию, но ей не стоит ожидать, что я это одобрю.
Это довольно агрессивная, садистичная реакция (которой я не могу избежать).
Она понимает это (не совсем ложным образом) так: я хочу, чтобы она просто бросила терапию и больше не приходила, я не хочу ее больше видеть. Я говорю, что я хочу лучше понять ее желание. Я предполагаю, что она, так сказать, теряет связь с реальностью, сливается со своим новым местом работы, маниакально, всесильно и триумфально обрубает предыдущие отношения (терапию). Она оставила и своего старого начальника, своего наставника. Мне приходит в голову, что она как некто, кто хочет жениться и бросает терапию от избытка чувств. Она говорит, что не может не только снять, но и купить ту новую квартиру. Она думала о том, чтобы купить ее, ведь в будущем у нее будет полноценная зарплата. Я реагирую несколь