Терапевты зачастую используют расслабляющие методики и отвлечение, например ДПДГ: психолог водит рукой перед лицом пациента. Таинственный на первый взгляд метод, но, наверно, нет никакой тайны в том, что у пациента появляется внешний стимул, на котором он сосредоточивает внимание, когда рассказывает о своих воспоминаниях. Таким образом, внимание рассеивается между эмоциями, вызываемыми травмой, и странными движениями рук психотерапевта[44].
В идеальном мире от ПТСР существовала бы прививка: после ужасных событий мы бы сразу шли к врачу за вакциной и не опасались за собственное будущее — примерно как за прививкой от столбняка. Исследовательская группа Эмили Холмс из Оксфорда попыталась сделать именно это. Они считают, что игра в тетрис (!) в период нескольких часов сразу после травмы значительно сокращает количество навязчивых воспоминаний. К такому заключению пришли следующим образом: добровольцам показывали очень травмирующий фильм. Затем половина испытуемых играли в тетрис, а остальные были предоставлены самим себе. А затем ученым оставалось лишь дождаться появления травматических воспоминаний. Эффект от тетриса был очевиден. Идея в том, что за место в памяти с яркими визуальными воспоминаниями сражается игра. Непосредственно после происшествия зрительные образы очень четкие, живые и сразу же проходят процесс сохранения. Благодаря тетрису картина травмы не осядет накрепко в памяти. Для сравнения: испытуемые, игравшие в игры, для которых важна языковая информация, например викторины, чаще видели флешбэк[45]. Вероятнее всего, языковая информация отвлекала внимание испытуемых, что мешало сохранять личные интерпретации и оценки увиденного, и в итоге с ними оставались непосредственно сами мучительные видения. Но поможет ли эта теория на практике? Ваш мир только что перевернулся с ног на голову, ощущаемая вами паника настоящая, это не фильм в лаборатории — в такой обстановке вы достанете телефон и начнете играть в тетрис?
Большинство, естественно, попытается осмыслить произошедшее, выявить связи. Пережить травматическое событие — это вовсе не то же самое, что снять его на камеру. От нашего внимания зависит, что попадет в память, а что мы отбросим. На внимание влияет сильный страх, и мы улавливаем далеко не все. Кроме того, наша личная картина мира — та, с помощью которой мы интерпретируем и осмысляем новые впечатления, — подвергается серьезнейшему испытанию. Словно после взрыва в правительственном квартале, ломаются все ожидания, касающиеся мирной жизни, — осмысление произошедшего займет немало времени. Мы не успеваем применить его в момент взрыва бомбы — оно появится потом, а может, не придет никогда. Ученые из Национального центра исследований по вопросам насилия и травматического стресса и Университета Осло изучали рассказы молодых людей, переживших кошмар на Утёйе, — оказалось, что пострадавшие с симптомами посттравматического стрессового расстройства помнят больше внешних деталей о случившемся и меньше личных мыслей и интерпретаций[46]. Значит, те люди, которые непрерывно оценивают и интерпретируют текущую ситуацию, лучше контролируют воспоминания, а потому травматические воспоминания реже их преследуют, а те, кто подмечает детали, впоследствии больше мучаются от воспоминаний.
Адриан Пракон проработал все детали кошмарного дня на острове Утёйя, когда писал книгу «Сердце против камня» (норв. Hjertet mot steinen). Таким образом, все они остались позади, в прошлом. Сейчас сам он не считает, что ему необходимо помнить больше. Подробные воспоминания хранятся в черном ящике — его книге, и они больше не рвутся наружу с той же агрессией, как прежде. Однако, чтобы воспоминания покинули его, ему пришлось не просто написать книгу. Это лишь маленький шаг на пути к новой жизни. Как и все пережившие серьезную травму, он скучает по нормальной, обычной повседневной жизни. Из-за ПТСР его внимание никогда не ослабевает. В новых местах, например в кафе, он по-прежнему сначала ищет пути эвакуации и укрытия и нервничает, когда слышит громкие голоса и крик подростков. Реакцию неизбежно запускает даже изображение убийцы, а не видеть его почти невозможно, ведь после того кошмара фотографии публиковали все бумажные и интернет-газеты Норвегии, о нем постоянно говорили по радио и телевидению.
«Однажды я его видел. В магазине тут неподалеку, он стоял в углу и повернулся ко мне. Мне пришлось себя успокаивать, ведь я знал, что это невозможно».
Фотография или комментарий в соцсетях, нехватка сна — все что угодно способно спровоцировать появление столь яркого воспоминания о Брейвике, что Адриан видит его как наяву. Многие выжившие рассказывают, что вновь переносятся на Утёйю, когда слышат громкие разговоры подростков. Они видят вокруг себя траву и деревья, чувствуют, как их охватывает паника, хотя они находятся в городе — в полной безопасности.
Возвращение на место трагедии, вероятно, один из самых смелых поступков Адриана — на Утёйе воспоминания приобретают особую яркость. Именно это мы и доказали во время эксперимента с аквалангистами: воспоминания привязываются к определенному месту и всплывают в памяти именно там. Итак, что получится, если мы отвезем Адриана туда, где в него стреляли? Разве у него не возникнет слишком много тяжелых воспоминаний?
«Там красиво, но для меня над островом словно нависла черная туча», — говорит он, а судно MS Torbjørn тем временем держит курс к берегу.
Звук старого двигателя наполняет апрельский день летними воспоминаниями. Вода хлещет о борта, как бы приглашая искупаться, но от ее поверхности тянет лютым холодом. Пять лет назад 22 июля здесь шел дождь, было холодно, и озеро — одно из самых глубоких в Норвегии — даже в середине лета не располагало к долгим заплывам. Адриан стоял у самой кромки воды, а волны лизали его ботинки — именно тогда он словно очнулся и понял, что вот-вот случится что-то страшное. Прямо на его глазах застрелили молодую девушку, однако он не мог поверить, что это не учения и не постановка. Все вокруг словно стало ненастоящим.
«По-прежнему на мое восприятие влияет то, что случившееся здесь тогда показалось мне нереальным».
Мы ходим по острову — он буквально усеян весенними цветами — у нас своего рода экскурсия, посвященная терроризму.
Если бы мы были ничего не подозревающими туристами, то увидели бы лишь прелестную идиллию. Между камнями и под тощими деревьями виднеются цветы семейства лютиковых. Мы не более любопытны, чем те, кто едет в Аушвиц, чтобы лучше понять холокост, — такие у нас ощущения. Это печальное место, и даже странно тут находиться.
Растущие здесь постройки заменят здание кафе, где нашли многих убитых, — там откроют молодежный учебный центр по вопросам демократии и свободы слова. Экскурсию по Утёйе нам проводит местный управляющий — Йорген Ватне Фрюднес. В недавно построенном здании с большими окнами, из которых открывается вид на остров, есть кафе и аудитории, а также библиотека с книгами по политике. К потолку тянутся шкафы высотой пять метров. Мы долго стоим перед полками. На книжных страницах политики прошлого будут общаться со своими коллегами из будущего.
Прямо возле нового здания, если пройти чуть вглубь леса, есть памятник 69 погибшим — между деревьями висит блестящий металлический круг. Имена и возраст убитых, выбитые в металле, — тех, кто должен был жить и теперь стать на пять лет старше.
Адриан рассматривает имена на круге, а мы кладем цветы на землю. Затем идем туда, где стреляли в Адриана. Лебедь забрался в небольшую бухточку и ловит солнечный свет, сменивший снегопад, встретивший нас в момент прибытия. Нежные цветы поймали белые хлопья, уже начинающие таять.
«Не думаю, что во мне произошли какие-либо серьезные перемены, пока я сам не признал, что моя жизнь никогда уже не станет прежней. Именно тогда я прекратил бороться и начал выстраивать после случившегося новую жизнь».
Воспоминания по-прежнему порой одерживают над ним верх, но он все лучше и лучше их контролирует. Поездки сюда — еще один способ получить в борьбе с ними преимущество.
«По опыту я знаю, что периоды стресса выпускают воспоминания на волю. Я завалю экзамен или собеседование, пропущу срок сдачи задания. Зимой я по глупости до последнего дня тянул с доделыванием домашней работы, необходимой для сдачи экзамена. Из-за стресса травматические воспоминания одержали верх, и я не сдал работу вовремя».
Адриан заранее спланировал свой график, чтобы ничего не делать после нашей поездки на Утёйю. Такая прогулка в выходные уже сама по себе требует немало сил.
«После случившегося много изменилось: раньше я был несобранным, а стал аккуратным, раньше я мечтал работать в госаппарате, а теперь — изучать терроризм, раньше я не читал в газетах полосы, посвященные зарубежным новостям, а теперь читаю. Я никогда и не думал, что буду жить в столице».
В 2012 г. Адриан переехал в Осло, и его учеба связана с вопросами мира и конфликтов. Он собирается изучать терроризм и надеется, что пережитое им поможет в научной карьере.
Мы стоим и смотрим на мыс, где Адриан находился во время теракта. Берег усыпан серыми камнями, а еще там растет несколько полуживых деревьев с торчащими во все стороны ветками, на которых даже летом совсем мало листвы.
«Я вижу призраков всех, кто был здесь, я вижу его: как будто в кино показывают прозрачные силуэты людей — они приходят и уходят».
«Ты когда-нибудь хотел забыть все, что с тобой случилось вплоть до 23 июля 2011 г., навсегда стереть это из памяти?»
«Я постоянно об этом мечтаю. Когда мне было очень плохо, я часто об этом думал. Но у меня осталось много хороших воспоминаний. Их я терять не хочу».
Глава 4. Кукушонок. Или когда в память прокрадываются ложные воспоминания
— Я этому поверить не могу!