— Здравствуйте, — нестройным хором сказали они. — Демид Викторович.
Я кивнул. Они замолчали, а я лениво подумал о том, все ли они будут говорить хором. Но нет, вперёд выступил один, видимо, самый смелый и инициативный.
— Видео у них, — промямлил он. — Там вы девочку забираете…
— Забираю, — согласился я.
— Она жива?
И снова столько надежды. Людям проще надеяться, чем сражаться за то, что они считают правильным. Сколько ему лет, этому майору? Около сорока. Наверное, у самого дети есть. И за эту малышку ему и правда страшно. И на видео, которое и правда душещипательно, я заценил, он смотрел с ужасом. Но если я скажу, что девочка мертва, они придумают что нибудь. Вместе с моим юристом. Сочинят легенду и алиби. И убийцу липового найдут. И мне стало обидно даже, за таких вот девочек и таких полицейских. Все неправильно в этом мире.
— Жива, — сказал я, и положил на стол документы и свидетельства двух независимых экспертиз. — Это моя дочь. Родная. Я имею право удерживать её у себя. Ту, что зовут её матерью сейчас уже лишают материнских прав. Потом я проведу официальное удочерение.
— Но пока она её дочь по всем документам, вы не имеете права…
— Мало я вам плачу? — устало спросил я, и сам же добавил — нет, не мало. Придумайте что-нибудь.
Они убрались восвояси. Я поднялся наверх, к дочери. Она не говорила со мной почти, но меня тянуло в её комнату, смотреть, как сидит на подоконнике поджав колени. Ждёт. Няня теперь у неё есть. Настоящая… У нашей первой малышки поначалу няни не было. Настя все хотела делать сама. А потом, как поняли, что она серьезно больна, ее комнату захватили медсестры и прочие врачи. До сих пор словно пахнет лекарствами…
— Даша, — мягко говорила няня. — Смотри, какая красивая пироженка. Давай скушаем и пойдём гулять. Там снег липкий, слепим снеговика, я морковку попрошу на кухне…
— Елена Павловна, — подозвал я.
Она поднялась и торопливо, но чинно вышла в коридор, оставив дверь приоткрытой. Посмотрела на меня вопросительно.
— Да?
— Не зовите её Дашей.
— Но это её имя, она откликается только на него…
Заглянул в комнату — сидит. На посту. Маленькая и гордая, несломленная.
— Старайтесь обходить в разговоре. Не обращайтесь напрямую. Больше уменьшительно-ласкательных вместо прямого обращения по имени. Она должна отвыкнуть.
Глава 14. Ольга
Заявление принимать не хотели очень долго. Бегали, звонили кому-то, даже матерились. Не на меня. От меня взгляд отводили, как от прокаженной, словно я заразная, не подходили даже близко. Затем машина следствия все же завертелась, мне обещали сделать хоть что нибудь. Позвонить. Я не очень верила в то, что позвонят.
Вернулась домой, в квартиру. Она без Дашки такая пустая пустая. И у меня тоска такая на сердце, что кажется, не могу дышать. Задыхаюсь. Я пробыла здесь несколько часов, беспрестанно шагая из угла в угол и кутаясь в одеяло — мерзла. Добрая не в меру Галя звала меня к себе, но я отказалась. Приходила соседка, стучала долго, но я не открыла. Я не хотела слышать того, что она скажет.
Звонков все не было и ближе к вечеру я снова пошла в отделение полиции, в надежде узнать хоть что нибудь. В этот раз меня пропустили сразу и молча. Снова была очередь из страждущих и несчастных, но мужчина в форме взял меня под локоть и провел мимо всех в кабинет сразу. Этому я не обрадовалась — страшно.
— Есть какие нибудь новости? — робко спросила я.
Вся моя смелость улетучилась. Я бы хотела сказать, что сражаясь за дочь я буквально брала штурмом города, но это не так. Мне едва хватало сил передвигаться.
— Ольга, — вздохнул мужчина, и столько горечи и человеческого сочувствия было в его вздохе, что мне снова трудно дышать, и кажется, что вот-вот от страха просто вырвет на стертый множеством ног пол. — Мы мало что можем сделать.
— Но почему?
Заплакать бы сейчас, чтобы разжалобить этого мужчину, но на это сил нет. Внутри горько горько, першит горло от накатывающих рыданий, а глаза — сухие.
— Он провел экспертизу. Она и правда его дочь, Ольга. И сейчас вас лишают родительских прав. Поверьте, суд будет скорым, не рассчитывайте даже его выиграть. Скорее всего вас просто не пригласят на заседание. У вас есть только один выход.
— Какой? — вскинула я в надежде глаза.
— Договориться полюбовно. Шахов не плохой человек…в общем-то. У вас есть шанс на встречи с дочерью.
Нет, он плохой человек. И у меня шанса нет — я видела, как он на меня смотрит, их добрый Шахов. Как на грязь. Как на ничтожество. Как…как брезгливая барышня смотрит на таракана. Нет у меня шанса, нет!
— А как мне найти его, чтобы поговорить?
— Я не могу дать вам его контакты или адрес, простите. Но его офис самое высокое здание на проспекте Победы. Идите туда, пусть вам повезёт.
Если бы этот человек в погонах был зол и резок со мной может быть было бы легче. Но он и правда меня жалеет. И мне нечего ему ответить. В офис я пошла. Доехала на троллейбусе, где это я знала, столько раз мимо ездила… Высокое здание. Красивое, стремительное, рвётся вверх, словно ракета. Кажется, вот вот оторвется и полетит вверх, в тёмное небо. Многие здания вокруг уже увесились гирляндами к новому году, это же строгое и лаконичное. Только прожекторы снизу подчёркивают строгость и лаконичность линий. И там, внутри, возможно сейчас даже, монстр. Тот, кто отнял у меня ребёнка.
Здание ещё бурлит жизнью. Часть этажей тут арендуется, и проникнуть внутрь я смогла без труда — особо не проверяли. Потолкавшись в кофейне на первом этаже, куда стекались сотрудники после рабочего дня, послушав, поняла, что конкретно офис Шахов занимает пять верхних этажей. Направилась к лифту. Думала тут будут препятствия, но нет. Лифт не повёз меня до верхнего этажа, но до нижних границ владений Шахова доставил. И тут моё маленькое путешествие оборвалось.
Тут тоже охрана. Своя. Небольшой и даже уютный вестибюль. Камеры, изображение с которых транслируется на множество экранов. Я вижу себя в них — маленькая и потерянная.
— Куда? — спросил парень, в котором росту под два метра точно. И куча килограмм мышечной массы.
— К Шахову, — сказала я просто.
А чего таить? Я не похожа на ту, которая может здесь работать. Пропуска у меня нет. Он не пустит меня, но так просто я не уйду. Охранник смотрит, прищурив глаза. Усмехнулся.
— Пропуск? — я покачала головой. — Фамилия?
— Вавилова, — устало ответила я. — Ольга Николаевна.
Он вошёл в свою кабинку стеклянную, позвонил. По губам вижу — произнёс моё имя. И лицо изменилось. Глаза стали злыми. Я поняла — терять больше нечего и рванула вперёд. Успела пробежать метров десять широким коридором, потом поймали, повалили, опять больно скрутили руки…
— Ещё раз придёшь отправлю в участок, — сказали мне, выкидывая меня на улицу.
Здание похожее на ракету оказалось весьма негостеприимным. Но мне и правда нечего было терять. Я отправилась домой. Не спать, нет. Часть наших вещей отправилась на том самом злополучном авто в другой город, но часть при мне. Деньги, документы, компактный ноутбук в рюкзаке. Это всегда с собой. У Даши тоже рюкзачок, в нем фотографии и игрушки…
До утра я читала. Все о Шахове, что смогла найти. Он скрывал свою жизнь. Нет, его фотографий было много. С различных мероприятий, заседаний, благотворительных торжеств и прочей ерунды. А вот никакой личной информации нет.
А потом я наткнулась на небольшую статью. Скорее просто жёлтая пресса — о жизни власть имущих. Всякие сплетни. Но там была фотография. Шахов и его жена. Глазастая, тонкая, маленькая. Куколка с невиннным взглядом. Я сразу её узнала, и снова приступ паники, и снова нечем дышать. Иду на кухню, пью воду. Нужно бы заварить кофе, но какой кофе, если и так сердце из груди рвётся?
Я знала её. Вот Шахова никогда не знала и не видела раньше. А её — знала. Вспомнила ту маленькую чистенькую больницу. Мой страх — схватки начались, у меня нет почти документов с собой, уж явно ни одной справки о здоровье, а малышке появляться ещё рано.
Но ко мне отнеслись так хорошо…
— Не бойся, — сказала врач. — Мы не кусаемся. Родишь, все хорошо будет. Сбежала и правильно…
Она видела мой живот. И синие, уже зеленеющие синяки на нем. Меня определили в чистую палату. Я там одна была, больница вообще пустовала, маленький городок. И так страшно все равно. Мне вкололи что-то, пытаясь остановить схватки и велели поспать.
— Если роды пойдут, родим, — приободрила она меня. — А нет, так хоть поспи спокойно, успеешь ещё родить.
И ушла. А ночью пришла она. Жена Шахова, черт. Настя. Пушистые тапочки, длинный халат, тонкая, а живот вперёд торчит, как барабан.
— Мне одной скучно, — шёпотом сказала она. — Я к мужу приехала, он тут работает, и схватки начались. Он ещё не знает, он на карьере… Мне спать велели, сказали рано ещё, а как тут поспишь? Здесь ещё роженицы есть, но они такие дикарки… Слова не вытянешь. Пошли поболтаем? Меня Настя зовут…
Глава 15. Демид.
На столе, поблескивая файлом лежала бумажка. Свидетельство. Даже свидетельство о рождении — новое. В него вписаны я и моя жена. И новое имя девочки, которое она пока отказывалась признавать. Всё произошло очень быстро, даже я не ожидал таких сроков.
Конечно же, я пошёл к ней.
— Ты теперь моя дочь официально, — сказал я ей. — Шахова Алёна Демидовна.
Девочка сморщила лоб. Она казалась мне умной не по годам, но похоже слово официально ей было незнакомо. Я пустился объяснять, но это было ей не интересно. Демонстративно встала, прошла мимо меня и полезла на свой подоконник. Надышала на окно, на улице мороз. И по мутному от её дыхания стеклу написала коряво большими печатными буквами — МАМА+ДАША. Я поморщился.
— Я рад, что ты у меня такая умная.
Промолчала. Снова не ест, и мне кажется, что худеет на глазах. На сколько дней хватит её молчаливого протеста? Я уже нашёл лучшего десткого психиатра, она проводит с ней два часа каждый день. У неё лучшая же няня. Она окружена вниманием, которое кажется, совсем ей не нужно. Ей нужен чёртов подоконник и чёртова поддельная мама.