День, когда Фрэнки получила футболку, был одним из немногих, когда они смогли остаться наедине в комнате, которую Мэттью делил с Дином. Было воскресенье, и их друзья по большей части отправились в город на автобусе, где они обедали, ходили по магазинам и прятались от сопровождавших их учителей третьего курса. Обычно девушек пускали в мужские общежития только вечером с семи до половины десятого в «часы совместной учебы». Официально для этого требовалось зарегистрироваться. Поэтому Мэттью провел Фрэнки в свою комнату на четвертом этаже по пожарной лестнице, на которую нужно было карабкаться по дереву рядом с изгородью. С дерева надо было перебраться на лестницу, по которой подняться на четвертый этаж, оттуда в туалет и дальше по коридору.
Они слушали музыку, целовались на кровати Мэттью, потом играли в скраб л, потом решили скачать еще музыки. В какой-то момент Фрэнки увидела на ночном столике Мэттью фигурку печального бассет-хаунда. Вроде тех, какие часто видишь покрытыми пылью в магазинах товаров для интерьера или в прабабушкиной гостиной. Краска на носу песика стерлась, от лап откололись кусочки.
– Кто твой приятель? – спросила Фрэнки, сразу сообразив, что та же самая собака – собака тайного общества, в котором состоял ее отец – была на приглашении.
– Не трогай, пожалуйста.
– Почему? – Фрэнки поставила фигурку обратно и погладила фарфоровые уши. – Она ценная?
– Сомневаюсь.
– Тогда почему? – Она надеялась, что он расскажет, поделится с ней своими секретами.
– Так, память. Ты не могла бы все-таки перестать ее трогать?
Фрэнки убрала руку и посмотрела на Мэттью.
– Я же не разобью ее. В чем проблема?
Мэттью потянулся и с улыбкой взял ее за руку.
– Я все равно тебе не скажу. Иди ко мне на кровать.
Она осталась стоять.
– Не понимаю, что за секреты, – обиженно проговорила она, хотя все прекрасно понимала.
– Это не большой секрет. Я просто не хочу это обсуждать.
– Ладно.
– Фрэнки.
– Что?
– Пожалуйста, не обижайся.
– Я не обижаюсь.
– Ты – моя девушка, – прошептал Мэттью. – Ты – моя девушка, и я твой парень. Ты моя, а я твой. Давай не будем ссориться.
– Но мне нельзя трогать твоего фарфорового песика.
– Нет, – сказал он, целуя ее. – Тебе нельзя трогать моего фарфорового песика.
Они целовались еще, а потом Фрэнки поняла, что уже поздно, и собралась уходить. Она наклонилась за лежащим на полу свитером. Мэттью, вероятно, чувствуя себя виноватым из-за того, что не дал ей потрогать бассет-хаунда, вытащил из ящика футболку и протянул ей.
– Возьми, – сказал он. – Надень.
Для того чтобы надеть эту футболку ей нужно было снять свою, и на мгновение она заколебалась. Мэттью явно опытнее нее. Он смотрел на нее так, будто в том, чтобы снять футболку перед ним, не было ничего особенного.
– Отвернись, – сказала она.
– Что?
– Отвернись. Я не буду переодеваться у тебя на глазах.
Он послушно повалился на кровать лицом в подушку.
– М-м-м, – промычал он в наволочку.
– Что?
– Иногда я забываю, что тебе всего пятнадцать.
Фрэнки не знала, растрогаться ей или обидеться, но футболку все-таки надела. Ткань пахла Мэттью, чистотой и теплом его тела.
– Спасибо.
Мэттью сел и обхватил ее за талию. Портер никогда не обнимал ее так. Словно от неожиданного прилива энтузиазма.
– Я хочу, чтобы она была у тебя.
Фрэнки надела футболку на следующий день и по взглядам окружающих поняла: все знают, что это футболка Мэттью. Или принадлежала ему до этого. Фрэнки нравилось носить его футболку. Но когда она похвасталась Зеде, та сказала:
– Фу, Фрэнки, не будь такой старомодной. То есть Мэттью хороший парень и все такое, но носить его футболку – это все равно что носить на груди знак «Собственность Мэттью Ливингстона».
– Зеда!
– Но если это так.
– Это не так.
– Он как будто пометил тебя.
– Наоборот, – огрызнулась Фрэнки. – Он отдал мне вещь, которую любит, с которой не хотел бы расстаться.
– Нет, он повел себя как собака, задравшая ногу на пожарный гидрант. Он метит тебя своим запахом.
– Перестань.
– Ладно. Вот тебе еще интерпретация. Тебе идет эта футболка? – спросила Зеда. – Уверена, что идет.
– Да, вроде того, – захихикала Фрэнки.
– Тогда, может быть, он хотел увидеть тебя в ней. Может быть, он наряжает тебя. Ты об этом не задумывалась? О том, что он может наряжать тебя как куклу?
– Нет. Если бы он наряжал меня, он бы подобрал что-то получше старой футболки.
– Правда?
– Да перестань. Это просто старая футболка.
– Может быть, у него такие вкусы.
– Зеда. Может быть, это его вещь, которую он хотел мне отдать. Принести в жертву.
Зеда усмехнулась.
– В жертву?
– Если ты хочешь спорить дальше, – сказала Фрэнки, – то можно сказать, что он отдал мне футболку как приношение богине.
– Теперь ты говоришь глупости.
– Не больше, чем ты, когда говоришь, что он – собака, футболка – моча, а я – пожарный гидрант. Это счастливые хорошие отношения, а в твоих устах они кажутся окончательно винными.
– Какими?
– Винными. Сомнительными с моральной точки зрения.
– Как хочешь.
– Может быть, на мне сейчас одеяние, поднесенное мне Мэттью Ливингстоном как дань моей невероятной божественной сущности.
Зеда рассмеялась.
– Видишь? – продолжила Фрэнки. – Я слушала, как ты все лето рассказывала мне про феминизм. А теперь я беру его и возвращаю тебе. Выворачиваю твои аргументы наизнанку, пока они не начинают умолять о пощаде! Подарок Мэттью – это жест подчинения!
– Ладно, ладно, ты выиграла. Можем сменить тему?
– Ладно.
– Я не приеду домой на День благодарения.
– Ладно. Почему ты не можешь просто досадовать, что у меня есть парень и он подарил мне футболку?
Зеда на мгновение умолкла.
– Хорошо. Да. Я досадую, что у тебя есть парень и он подарил тебе футболку. Предохраняйтесь.
– Зеда!
– Я на всякий случай. В центре планирования семьи в городе раздают бесплатные презервативы. Можешь зайти и набить полные карманы.
– Мы встречаемся меньше четырех недель!
– Я на всякий случай.
– Мне пятнадцать!
– Хорошо. Ладно. Как хочешь. Может быть, Беркли меня портит.
– Похоже на то.
– Фрэнки?
– Да?
– Не дай ему стереть тебя.
– Что?
– Не позволь ему стереть себя, – сказала Зеда. – Я это пыталась сказать, когда говорила про футболку.
– Не переживай, – сказала Фрэнки. – Я неизгладима.
Клуб самоубийц
В понедельник после того, как Фрэнки получила футболку, мисс Дженссон – преподавательница предмета «Города, искусство и протест» – принесла стопку ксерокопий газет и журнальных статей. Она хотела помочь ученикам с идеями для итоговых работ. В одной из статей говорилось о существовавшей в Сан-Франциско группе, которая называла себя «Клуб самоубийц».
Клуб взял свое название из сборника рассказов Роберта Льюиса Стивенсона, где описывается небольшое закрытое общество, члены которого согласились покончить с собой. Они в отчаянии, но при этом проживают оставшиеся дни свободными от социальных ограничений. Члены «Клуба самоубийц» в Сан-Франциско, созданного больше чем через сто лет после публикации рассказов, не собирались кончать с собой. Они просто хотели жить с той же самой бесшабашной радостью.
Позже клуб изменил название на «Общество какофонии», а еще позже на «Какофония 2.0» – но это был тот же самый клуб, как его ни называй. Члены клуба освобождают себя от чувства, что за ними наблюдают, вызванного паноптикумом.
Паноптикум заставляет их чувствовать себя так, будто за ними наблюдают, так что они решили:
1) Проникать туда, где за ними невозможно наблюдать, например, в канализацию;
2) Делать то, что воображаемый невидимый наблюдатель запретил бы им делать, к примеру, забираться на самую верхнюю точку моста; или
3) Вести себя так, чтоб рассердить невидимого наблюдателя, не нарушая при этом никаких правил. Например, устраивать вечеринки на кладбищах или садиться в утренний автобус одетыми как клоуны.
Члены клуба отказываются подчиняться неписаным правилам и ставят публику в известность о существовании этих правил, публично нарушая их.
Позже Фрэнки написала работу о «Клубе самоубийц» и порожденных им клубах городских исследователей. Это было очень хорошее эссе. Она получила за него пятерку.
Здесь, дабы наши читатели имели всю полноту информации, мы приводим краткую выдержку из работы, которую Фрэнки сдала мисс Дженссон пятого декабря на втором курсе.
Деятельность клуба и обществ, происшедших от него: «Общества какофонии» и «Какофонии 2.0» – можно разделить на две категории: городские исследования и публичное шутовство. Как городские исследователи, они взбирались на подвесные мосты, из которых следует отметить Золотые Ворота. Они проникали в заброшенные здания и спускались в канализацию на неофициальные экскурсии. Они устраивали карнавалы на кладбищах.
В качестве городских шутов они одевались в костюмы животных и шли в боулинг. Одним из самых громких их перформансов стала акция «Клоуны в автобусе», когда десятки на первый взгляд не связанных друг с другом клоунов садились на разных остановках на утренний автобус пригородного маршрута (веб-сайт «Сантархии», веб-сайт «Какофония Лос-Анджелеса»).
Другое подобное мероприятие – «Мартовские невесты» – проводилось каждый год в течение последних восьми лет. Участники, одетые в свадебные платья, разгуливали по улицам, покупая тесты на беременность, флиртуя с продавцами в магазинах вечерней одежды, заходили в «Тиффани» и примеряли белье в «Викториа сикрет». Заканчивали они шампанским в баре, где они составляли новый план: «делать предложения туристкам, пока мы не женимся или нас не выкинут» (веб-сайт «Мартовских невест»).
Члены клуба проводили выходные, одевшись в костюмы Санта-Кпауса. Первый «СантаКон» – иногда называемый «Сантархия» – был организован как некий сюрреалистический праздник, своего рода розыгрыш. Он состоялся в 1994 году. Участники распевали непристойные версии рождественских гимнов и слонялись по улицам. Мероприятие оказалось настолько успешным, что организаторы сочли его слишком совершенным, чтобы пытаться повторить. Тем не менее впоследствии они приняли лозунг «Любое интересное дело стоит повторять, пока не надоест» (веб-сайт «Сантархии»).