– Что-то случилось? – спросила, как почувствовала, она.
– Мой папа болен, – сказала, и наконец слезы широкой рекой потекли у меня из глаз.
– Откуда... как ты узнала?
– Он нашел меня, – пояснила я, тут же добавив, что на мою свободу больше никто не покушается. И что теперь у меня с предками мир да любовь. По крайней мере на первый взгляд отец решил пойти на попятный и подавить в себе природные инстинкты хищника.
– А что с ним? – задала резонный вопрос она.
Я пожала плечами:
– Не знаю. Он не хочет об этом говорить. Наверное, что-то ужасное! Попросил вернуться, безо всяких условий. Машину отдал.
– Так ты от меня уезжаешь? – вдруг огорчилась Варечка.
– Я не знаю, – воскликнула я в замешательстве. Я действительно не имела ни малейшего представления о том, что делать дальше. Жить с родителями? Надо ведь, наверное, теперь жить с ними, но как? Я чувствовала себя совершенно чужой в нашем семейном гнездышке, я не хотела застыть среди гобеленов, не могла представить себя в окружении старой тусовки. Два раза в одну воду? В наше болото?
– Послушай, приезжай сейчас. Поговорим. Мне предложили выставиться в одной галерее, вот я теперь мучаюсь. Час назад я еще хотела всю эту дребедень сжечь и снова дать «объяву» «инострашкам», а теперь и не знаю.
– С ума сошла? Жечь! – возмутилась я. – Не смей, лучше мне отдай.
– Не отдам. Хватит и того, что я тебе портрет подарила. Ладно, жечь ничего не буду. Так ты приедешь?
– Не знаю. Сейчас к НЕМУ. Я вообще не понимаю, что мне теперь делать.
– А в чем вопрос? Что изменилось?
– Ну... я с папой помирилась, и теперь вот... Не могу понять, где я живу, как и с кем.
– Зато я поняла. Ты теперь – богатенький Буратино! Думаешь, с какого омара начать? – обсмеяла меня Варечка. – А старые друзья побоку? Нет, ты скажи, в чем проблема? Ну, завелся у тебя любовник, ну, папа тебя простил.
– Это я его простила... наверное. Сама еще не определилась, что я чувствую. Мне его жаль, хотя от его методов решать семейные вопросы до сих пор в дрожь бросает. Как вспомню этих его «братков», прихожу в ярость.
– Вопрос не в том, что изменилось вокруг. Вопрос в тебе, – сказала Варечка строго.
– Ты права. Ничего во мне не изменилось, – кивнула я. – Приеду вечером.
– Умница-дочка, – хмыкнула она, а я подъехала к офису.
Конечно же, что-то изменилось, но... с чего я решила, что должна соответствовать чьим-то представлениям о себе. Помирилась – немедленно в Милан, за модными новинками, так, что ли? Кеды в утиль? А кто сказал? Ведь я люблю кеды! И Синюю Бороду – люблю. И работать мне нравится. А Милан не нравится, предпочитаю Патриаршие. Кто может меня заставить, если даже отец больше не хочет и пытаться? Да передо мной теперь открыты все двери! И одну я открывала прямо сейчас.
– Ника, ты где была? – встретил меня в офисе Вадик. – Тут такое! Дурдом. Дожили, уже машины с платных парковок пропадают!
– Что такое? – заволновалась я. – У кого что пропало?
– Да у твоего Максим Андреевича сперли «Ауди». Он бегал, со страховой созванивался, сейчас ушел ментов ждать.
– Куда? – ахнула я.
– Как куда? Туда, на стоянку, – бросил он мне вслед, но я уже выбежала и понеслась через дорогу. Как же так? Почему все плохое должно происходить сразу? Папа болеет... Нет, об этом вообще думать не могу. Машину украли, а ведь могут обвинить меня, ведь я последняя, кто на ней ездил.
– Ты? Приехала? – спросил меня Максим Андреевич, мечущийся у входа на парковку. – Ты представляешь, угнали мое корыто.
– Когда же?
– Да вот, когда тебя не было. Ты, кстати, где была? Еще два часа назад должна была быть. Что у тебя с Жанной там произошло?
– Там... история, – пробормотала я, оставив вопрос о том, где я была, без ответа. Я еще не была к нему готова, не знала, как все объяснить. Если бы Максим не знал моего отца, все было бы проще. Подумаешь, девочка из богатой семьи, убежавшая от отца. Подумаешь, вернулась. Но Максим, как выяснилось, мою семейку знал. Это огорчало.
– Знаю я эти истории, – буркнул он, вглядываясь в дорогу. – Нет, эту полицию ждать надо до второго пришествия! Уже полчаса стою. Ладно, рассказывай.
– Тут, знаете ли, вообще все сложно, – сказала я и принялась излагать последовательность событий, произошедших с Жанной в день ее грехопадения.
– Хм, – сказал Максим после долгой паузы. – А почему она этого Щедрикову не говорила?
– Ну, не знаю, – опешила я. – Может, потому, что она женщина, а он – мужчина.
– Это возможно, – согласился он. – Но я не понимаю, как это может нам помочь?
– Вам видней. Только у меня к вам другой вопрос. Я хочу узнать, можно ли хоть как-то наказать этого... старого козла? – Я против воли сказала это более эмоционально, чем хотела. Глаза мои загорелись огнем былой ненависти. Жанну я очень понимала и сочувствовала ей. Просто не представляю, как бы смогла жить дальше, если бы переспала с Мудвином. О, вот это был бы кошмар!
– Ника, это бесперспективняк, – вздохнул он.
– Но должен же быть хоть какой-то способ? – взмолилась я.
Максим внимательно на меня посмотрел и сощурил глаза. Он думал долго, прожигая меня этим странным острым взглядом, а я крючилась и вертелась, как уж на сковородке.
– Тебе это важно? – спросил он.
Я кивнула:
– Очень важно.
– Есть один способ, только он вряд ли подойдет, – сказал он.
– Рассказывайте, – сказала я, сжав зубы. В этот момент что-то странное, не совсем понятное привлекло мое внимание. Я жестом оборвала уже было начавшего говорить Журавлева, сощурилась и побежала в сторону парковки.
– Ника! – крикнул он, но я даже не остановилась. Видимо, иногда я умею творить настоящие чудеса, хоть я и не волшебник, а только учусь. Но в этот день и час я сотворила настоящее чудо. Я побежала к журавлевской «Ауди», которая стояла на парковке в целости и сохранности и мирно дожидалась хозяина.
– Вот же она! – крикнула я Максиму.
Тот, чуть задыхаясь (не спортсмен, да), кинулся вслед за мной и стоял теперь в немом изумлении, переводя взгляд с меня на машину и обратно.
– Но... как же... – выдавил он, а я достала ключи, кликнула и открыла дверь.
– Срочно звоните в полицию, отменяйте вызов, – добавила я. – Что же вы так? Хорошо, что они еще не приехали.
– Но она... – Максим что-то там бормотал, растерянно доставая из кармана телефон. – Она совсем другая. Я ее не узнал.
– Боже мой! – И тут я просто легла на капот, не в силах сдержать дикий, истерический хохот.
– Что? – Он обиженно пялился на меня. – Что вы тут хохочете?
– Я ее... помыла! – выдавила я, с трудом справляясь с конвульсиями. Через несколько секунд мы уже оба катались по машине, гогоча и тыкая друг в друга пальцами.
– Помыла?! – хлюпал он, с трудом дыша.
– Она... просто... чи... чистая.
– Вот дурак! – захлебывался он. Потом притянул меня к себе и поцеловал. Его улыбающееся лицо, такое светлое, такое молодое и какое-то открытое, было невероятно красиво. Я взъерошила его волосы, глубоко вдохнула и зажмурилась от счастья.
– Ну, едем? – спросил он после того, как неприятное, нудное объяснение с полицией было закончено.
– Конечно! – улыбнулась я, положив голову ему на плечо.
Он так и не снял руки с моего плеча. Мы стояли на парковке обнявшись и вызывали неодобрительные взгляды у пешеходов. Респектабельный адвокат в дорогом мятом костюме и странная, длинная тощая девушка в кедах, бессовестно обнимающиеся и целующиеся на улице. Неужели же это я? Неужели возможно просто стоять и чувствовать такое вот сумасшедшее, неконтролируемое счастье, чувство свободы, которая есть, но которая уже не так и важна.
– А куда мы поедем? – спросил он, нежно проводя пальцем по моему лицу. – В ресторан? Ты хочешь есть?
– Нет, – помотала я.
– Тогда куда?
– А поехали ко мне, – предложила я.
Максим с удивлением посмотрел на меня. Он не знал, не мог даже представить, как сложно было для меня это сказать. Как много времени и сил потратила я, чтобы создать идеальное убежище от всех людей, гнездо, в котором никогда не планировалось высиживать ни одного птенца, мое собственное, не известное никому укрытие. Подоконник и кусочек Патриарших прудов, которым я ни с кем не собиралась делиться, которые принадлежали только мне.
– К тебе? Поехали, – согласился он, и через полчаса мы уже сидели на Варечкиной кухне, две табуретки рядом.
Варя с удивлением осматривала приведенное сокровище.
– Значит, так? – вымолвила наконец она.
– Примерно, – кивнула я.
– А вы знаете, господин в пиджаке, что вы – первый и единственный, кто сидит на этой кухне в качестве Никиного гостя.
– У вас уютно, – отвечал он ей в ответ, невпопад и с явным недоумением в голосе.
– Уютно? – расхохоталась Варечка, оглядывая свои подкопченные, заваленные старыми вещами, местами разрисованные пенаты. – Вы находите?
– Ты тут живешь? – с недоверием переспросил меня Максим, когда Варя на секундочку вышла из кухни, чтобы поговорить по телефону.
– Да, живу, – кивнула я.
– Я звонил тебе домой, нашел телефон по адресу, – добавил он, смутившись. – У тебя мобильник же был отключен.
– Я не живу с родителями.
– Они сказали. А почему? – кивнул Максим.
Я внимательно посмотрела на него, но никаких признаков волнения не увидела. Стало быть, он так и не понял, кому звонил. Еще бы, откуда ему знать наш домашний номер, папа никогда и никому его не давал. У моей родни была своя большая куча фобий.
– А не живу я с ними, – ухмыльнулась я, – потому что они слишком многого от меня хотели.
– Идеальное будущее? – с пониманием кивнул он.
– Что-то вроде. Они мечтали, чтобы я вышла замуж, и все такое...
– Нормальное родительское желание. – Он пожал плечами и удивленно переспросил: – А ты, что же, не хочешь замуж?
– Честно говоря, не очень. Не понимаю, чего в этом хорошего? Все, кого я знаю, бьются о свой брак, как о бетонную стену. Да кому я рассказываю, ты же и сам все знаешь, – махнула я рукой.