— Послушай, старина…
Звук его голоса заставил вздрогнуть Сандро, который вдруг отступил и двинулся к шкафу, открыв его, он достал из какого-то ящика черный, блестящий предмет.
— Видите эту штуковину, — в бешенстве заявил он. — Тут достаточно пуль, чтобы уложить этого мерзавца!
Люгер. Сандро держал его в руке дулом вверх. Пьетро верно говорил: «Если Магда умрет, Гордзоне крышка. Этот тип на пределе, довольно пустяка, и его револьвер выстрелит сам собой». Валерио рассердился.
— Боже мой, — сказал он, — отдай мне это. Ты ведь уже не ребенок!
Он протянул руку, не сомневаясь, впрочем, что Сандро не отдаст ему оружия.
— Дуралей! Если будешь взвинчивать себя, наверняка наделаешь непоправимых глупостей, а дальше что?
«Я выгляжу довольно жалко», — тотчас подумал он.
Ему хотелось уйти. Не сводя с доктора глаз, в которых светилось что-то вроде вызова, Сандро неторопливо спрятал люгер во внутренний карман своей куртки.
— А что мне терять? — молвил он.
— Да подумай хотя бы о своей жене, осел! Ладно! Хватит глупостей! — проговорил Валерио, совсем потеряв терпение.
Сандро немного распрямился. Губы его побелели или, вернее, стали желтоватого цвета, будто высохшая глина.
— Пускай Гордзоне оставит меня в покое, — сказал он. — Как только Магда поправится, я уеду из этой гнусной халупы. Только пусть оставит меня в покое. Иначе…
Его ненависть была неистребима. Чувствовалось, что она укоренилась в самой глубине его души, бесповоротно отравив этот ее уголок. Еще утром Сандро спрашивал доктора, уверен ли тот, что сумеет вылечить его жену. «Напрасно я ничего ему не ответил». Валерио вспомнился его встревоженный взгляд, от которого становится не по себе.
— Повторяю тебе, — сказал он, — что завтра утром я пойду к Гордзоне и что я уверен: дело это можно уладить.
— Посмотрим, — ответил Сандро, отступая в затемненную часть комнаты.
Валерио надел пальто, взял со стола свой фонарик и сумку.
— Тебе следует отдохнуть, попробуй поспать.
Сандро ничего не ответил.
— И поешь. Пари держу, что ты ничего сегодня не ел.
— Не имеет значения.
— Упрямая голова, — проворчал Валерио.
Он уже собирался переступить порог. И вдруг обернулся.
— Послушай, а у тебя нет каких-нибудь родственников в округе? Или, может, родных твоей жены? Кого-то, кто мог бы помогать тебе ухаживать за ней?
— Мне никого не надо!
Он снова вышел на свет, заложив руки в карманы куртки.
Валерио пожал плечами.
— Ты неправ, — сказал он. — Ну что ж… До завтра!
В голове мелькнула мысль, что ему следовало бы потребовать немедленной выдачи люгера. Но он уже вышел на дорогу. Широким шагом Валерио направился к дому Клары. Ветер хлестал его, не давая передышки. Все небо будто пришло в движение. Казалось, громады гор, подхваченные ураганом, скользили в вышине, предвещая конец света.
Миновав пустырь, он увидел огни Салины, теснившиеся вдоль моря.
«Скверная история!» — подумал Валерио. Он все больше сожалел о том, что ему не удалось отобрать оружие у Сандро. «Это по меньшей мере четвертая бессонная ночь, которую он проводит у постели жены. Он вполне созрел, чтобы попросту расстрелять Гордзоне, если этот болван явится завтра насмехаться над ним».
II
— Наконец-то ты пришел! — воскликнула Клара, бросаясь в его объятия.
— Я задержался…
— О, я уже начала беспокоиться!
— За мной пришли как раз в тот момент, когда я спускался по лестнице, собираясь идти сюда. Но скажи мне…
Слегка отстранившись, он взял ее за подбородок и поднял ей голову.
Она неловко попыталась спрятать от него глаза.
— Ты плакала?
— Пустяки. Этот ветер делает меня больной, — сказала она. — Сегодня после обеда у меня страшно разболелась голова. Теперь все прошло.
Однако такое объяснение, казалось, вовсе не убедило его, и тогда она, поцеловав его в губы, увлекла за собой в соседнюю комнату.
Большой светящийся аквариум, вделанный в стену, переливался золотистыми бликами.
— Пойду на кухню. Я сама приготовила ужин. Сейчас сядем за стол.
— Хорошо, — молвил Валерио, опускаясь на диван.
Сначала он рассеянно листал иллюстрированный журнал, но встреча с Сандро оставила какой-то неприятный осадок, и ему не удавалось избавиться от этого ощущения. Он встал и прошелся по маленькой гостиной, где царил свойственный Кларе очаровательный беспорядок. Всюду были разбросаны подушки, куски материи, книги. На столе, на креслах валялись журналы вроде «Оджи», «Эуропео», «Соньо». На одной из полок маленького книжного шкафа, украшенного сардинскими куклами, разноцветными стеклянными зверушками и крашеными ракушками, стояли на видном месте все романы Альберто Моравиа. В освещенном аквариуме медленно скользили красные рыбы или, сверкая чешуей, проносились стрелой сквозь сказочный пейзаж.
Валерио застыл, завороженно наблюдая за его переливами. Длинные зеленые и розовые водоросли раскачивались под струей поступавшего в аквариум воздуха. Всю толщу воды пронизывали пузырьки, и ему чудилось, будто это Сандро смотрит на него из глубины загадочного зеркала. Сандро с люгером в руке. На мгновение он замер в задумчивости перед этим призраком, недвижно застывшим в подрагивающей пелене, потом, вздохнув, направился к дивану. В ту же минуту появилась Клара.
Он тотчас обнял ее. И пока он покрывал поцелуями ее затылок, лицо, губы, рука его ласкала под пеньюаром круглую, твердую грудь, словно птица, излучавшую чудесное тепло.
— Каждый вечер мне кажется, что ты в первый раз будешь моей, — молвил он. — Это всегда в первый раз.
— Луиджи, — прошептала она.
У нее было красивое треугольное лицо с карими, горячими глазами, слегка вытянутыми к вискам, ее тяжелые, черные волосы были собраны на затылке. От нее так хорошо пахло, будто веяло ароматом весенних лугов. Он знал, что ради него она ревностно следит за своим телом и дважды в неделю посещает институт красоты в Кальяри. Порой он подшучивал над ней: «Но тебе ведь только тридцать! Предоставь это пожилым дамам!» Она со смехом трясла головой: «Я хочу нравиться тебе всегда».
В семнадцать лет, сразу после окончания коллежа святой Анны, ее выдали замуж за богача Карло Дамьяни, хозяина огромного поместья. Первая жена Дамьяни умерла, не оставив ему детей. Убедившись, что и от Клары ему тоже нечего ждать, он от нее отвернулся, даже не пытаясь скрыть своей враждебности. Дело кончилось тем, что он подолгу отсутствовал, предпочитая общество своих крестьян и лошадей обществу этой дурочки, которая никуда не годилась в постели и все время плакала, глядя на него глазами затравленного зверя, он охотно побил бы ее, если бы не опасался трех здоровенных парней, братьев своей жены.
И вот, наконец, он умер. Как раз в день своего пятидесятилетия.
Не теряя ни минуты — и без того столько пришлось ждать! — семейство Клары набросилось на поместье Дамьяни, соседствующее с их собственными владениями в тридцати километрах от Салины. Клара могла оставаться у себя, в своем великолепном городском доме, и ничего не делать. Теперь у нее появилась возможность пожить спокойно, покой свой она заслужила. Впрочем, остальной части «племени» вполне хватало, дабы способствовать процветанию обоих владений, в том числе и поместья Дамьяни, на которое все семейство так долго зарилось. Правда, оставалась одна опасность: рано или поздно Клара может надумать снова выйти замуж, на этот раз за какого-нибудь парня по своему выбору. И отец уже собрался было заставить свою дочь подписать акт об уступке имущества по всей форме, но тут появился Валерио. Ниспосланный самим провидением Валерио! Он устраивал всех. Не такой он был человек, чтобы развестись и жениться на Кларе. А Клара после стольких лет, принесенных в жертву этому старому медведю Дамьяни, полностью заслужила право вести такую жизнь, какая ей нравится.
Когда умерла мать, связь между фермой и Салиной стал осуществлять старший брат, Витторио. Он довольно часто навещал Клару, как правило, по утрам — из деликатности, — он привозил ей яйца, овощи, птицу и цветы, букет обычно подбирала одна из золовок: Джина, Эрминиа или Элена. Клара, со своей стороны, посещала родных только по большим праздникам, в общей сложности раза четыре или пять в год, да и то гостила там недолго. В Салине же она жила в обществе старой служанки Торелли, Марии Торелли, на лице которой застыло горестное выражение аристократки, потерявшей после кровавой революции свое имущество и вынужденной трудиться в изгнании, выполняя работу ниже своего достоинства. Мария Торелли любила Клару, как собственную дочь, истово шпионила за ней в интересах «племени», знала часы, когда приходил Валерио, и, как только он появлялся, становилась призраком. В этот вечер, например, она уже успела скрыться у себя в комнате, на другом конце дома, и слушала Миланское радио, передававшее «Риголетто».
Покончив с едой, Клара и Валерио вернулись в маленькую гостиную.
— Много было сегодня работы, дорогой?
Она часто задавала этот вопрос и всегда с неизменным оттенком сожаления в голосе, словно сокрушалась о том, что приходится тратить такую уйму времени и сил на второстепенные вещи, в то время как всю жизнь должна была бы заполнять одна любовь.
— Да. Работы было много, — ответил он.
На диване она крепко прижалась к нему. Он чувствовал, что теперь она довольна и счастлива. Быть может, она плакала, потому что знала: скоро вернется Анджела!
— Ничто не сможет нас разлучить, Клара, — сказал он. — Ничто и никто. Никогда…
Она что-то пробормотала. И закрыла глаза. На лице ее появилось хорошо знакомое ему выражение, которое означало сладость наслаждения и горечь страдания. Он тихонько опрокинул ее на подушки, ощущая себя могучим, всесильным богачом, его охватила бурная радость, в порыве которой он ласкал плечи и грудь Клары. Под пеньюаром на ней ничего не было, она казалась такой горячей и невесомой, и он лег на нее, а она продолжала шептать несвязные слова, сжимая его в своих объятиях.