– Анварес Александр Дмитриевич, – сонно ответила Инна.
– И как он? – Небрежность давалась всё труднее.
– Ну как… Нормальный, вроде, препод. Ведёт он, конечно, здорово. Но, блин, на экзамене он всю душу из тебя вытряхнет. Если пропускаешь лекции и семинары – вообще фиг сдашь. Отлично у него получить почти нереально. Ну это надо прямо ни разу не пропустить ни одного занятия, и всё, что проходили, знать от и до. Ещё и рассуждать уметь… ну там, почему так, а не этак. Даже я у него только на четвёрку сдала… со второго раза.
Юлька слушала её и улыбалась, глядя в тёмный потолок. А перед глазами так и стоял взгляд его горящий…
41
Понедельник и вторник прошли по ощущениям впустую. Юлька раз двадцать продефилировала по коридору мимо кафедры зарубежной литературы, норовя подглядеть внутрь, а сколько выписала кругов вдоль холла – и не счесть, но ни разу даже мельком не увидела Анвареса. Причём по расписанию у него значились пары у журналистов, но указанная аудитория почему-то была закрыта.
В среду она летела в институт как на самый долгожданный праздник. А перед тем встала с утра пораньше, вымыла на два раза голову, худо-бедно уложила непокорные вихры в подобие каре. Вместо привычной чёрной толстовки надела тонкий облегающий свитер с V-образным воротом, вместо гриндерсов – осенние сапожки на низком каблуке.
– Нормально? – спросила у Инны. Та, жуя булку, что-то промычала и показала большой палец вверх.
Одногруппницы её еле признали. Даже Алёнка, с которой они в последнее время сблизились, изобразила удивление. Однако признала:
– Отлично выглядишь!
Первую пару – историю – Юлька отсидела, как на иголках, а в зал, где всегда проходили лекции Анвареса, шла с бешено колотящимся сердцем. Очень хотелось сесть в первом ряду, но не осмелилась – она же всю пару будет краснеть. Заняла место посередине, но так, чтобы видеть лекторскую кафедру без помех.
Рядом с ней пристроилась Алёна Рубцова. Зашептала:
– Всё-таки ты сегодня какая-то странная.
– А ты вообще всегда странная, – ответила Юлька. Но и сама заметила за собой, что непрерывно теребит в руках то ластик, то карандаш. А ещё каждый пятнадцать секунд проверяет, сколько осталось до начала лекции.
Анварес, между тем, безбожно опаздывал. Юлька напряжённо следила за входом, ожидая, что вот-вот двери распахнутся и войдёт он.
– Да что с тобой? – она почувствовала лёгкий толчок и вздрогнула от неожиданности.
– Что такое?
– Я тебя уже пять раз спросила…
Наконец двери распахнулись, Юлька, замерев, устремила туда взор и… в аудиторию семенящей походкой прошествовала пожилая дама. С высокой, взбитой причёской, на каблучках, в синем бархатном кардигане.
– Добрый день, господа студенты. Зовут меня Эльвира Марковна, и сегодня лекцию по зарубежной литературе проведу у вас я.
По залу прокатился гул. Юлька выронила из рук несчастный ластик. От досады даже в горле запершило. Как же так? Почему? А где он?
Однако спросить такое вслух она бы ни за что не отважилась.
– А что случилось с Александром Дмитриевичем? – к счастью, поинтересовался кто-то из девчонок.
– А вы теперь всегда у нас будете вести?
– Нет-нет, – засмеялась дама, – я бы, конечно, с радостью, но, думаю, Александр Дмитриевич и сам вас, таких красивых, не отдаст. Сейчас у него просто неотложные дела. Надеюсь, он скоро их решит и вернётся к своим любимым студентам.
Вообще-то, дама была приятная и, несмотря на возраст, с огоньком. Но… она не Анварес. И Юлька даже слушать её не могла, не хотела, изнывая от жестокого разочарования. Ну какие у него дела? Его дело – их учить. А если он и к пятнице не вернётся? Она же измучается ждать.
Поймав на себе внимательный взгляд Алёны, Юлька смутилась. Хорошо, что Рубцова такая вся деликатная и не лезет в душу с догадками и расспросами. Однако всё равно следовало взять себя в руки и не киснуть так уж откровенно.
42
Доклад к пятничному семинару Юлька приготовила по Фицджеральду, раз уж из-за его Гетсби тогда получила выволочку.
В этот раз она буквально все силы вложила. К экзаменам сроду так не старалась. Накануне заставила Инну выслушать себя и поспрашивать с пристрастием. Та, конечно, выслушала, но вопросы задавала вяло и всё какие-то детские.
– Ой, такую ерунду он спрашивать не станет. Давай же! – подгоняла её Юлька. – Подумай, к чему ещё он может прицепиться. Ты же у него училась.
– Да кто его знает, – пожимала плечами Инна. – Он что угодно так-то может спросить. Слушай, давай закончим, а? Я уже устала. И мне ещё по английскому уроки делать. А ты и так всё очень хорошо рассказываешь.
– Я не хочу хорошо. Я хочу лучше всех. Так, ещё разок прогоним и будешь делать свой английский.
И Инна покорно слушала, сверяя рассказ с записями.
Однако Анварес и в пятницу не объявился. На этот раз его никто не заменял, просто третью пару поставили вместо первой. Девчонки порадовались, что смогут раньше уйти. А Юлька совсем духом пала.
Она и до этой-то пятницы не то что дни – часы считала. Извелась вся. Увидеть его хотелось до невозможности. Ситуации разные в уме прокручивала, как они встретятся, как посмотрят друг на друга, что скажут. Как она блеснёт ответом своим, как он удивится. Даже мимику его живо представляла…
А его опять нет. До сих пор. И сил терпеть тоже нет. Ожидание её уже измотало всю. А тут ещё и неизвестно, когда появится. Ведь нет ничего хуже неопределённости!
С расстройства Юлька сразу после пары у Изольды поехала в Первомайский к подругам. Те учились с первой смены, так что уже отзанимались и свободны. Можно гулять и развлекаться. Именно этого требовала изнывающая от тоски душа.
Юлька созвонилась с Надей. Предупредила: «Ждите!».
По дороге заскочила в общежитие – переоделась в привычные джинсы, любимую толстовку и гриндерсы, с горечью подумав, что со стороны, наверняка, кажутся до смешного глупыми все эти её потуги выглядеть красивее, женственнее, соблазнительнее.
Да и вообще, как-то не гордо это. Всю неделю наряжалась для него, готовилась, учила наизусть – так хотелось впечатлить, а он просто уехал. Или где он там? Интересно, он хоть вспоминает про неё?
Иногда казалось, что тот момент и тот взгляд его она попросту придумала. Таким невероятным всё это оказалось. Ведь кто – он и кто – она!
Но нет! Было. Тут же спорила сама с собой. Он смотрел на неё так, что без слов всё стало ясно. И поцеловать хотел совершенно точно. И поцеловал бы, не сомневалась Юлька, если б не заявились так некстати те девчонки из параллельной группы.
Ну ничего. Всё ещё будет. Главное же, что он к ней тоже неравнодушен. Справки про неё наводил, интересовался успехами.
Она ехала в маршрутке и, глядя в мутное, подёрнутое испариной окно, вновь воскрешала в памяти тот эпизод. И невольно улыбалась.
43
Отец позвонил в понедельник рано утром, весь на нервах. Анварес едва успел проснуться и наспех принять душ.
– С мамой плохо! Её в больницу увезли ночью, – задыхаясь, почти кричал он в трубку.
– Что с ней? – тревога мгновенно передалась и ему.
– Криз какой-то. Я ничего не понимаю… Приезжай! Сегодня сможешь выехать?
– Постараюсь.
Мозг работал чётко: взять зарядное устройство, планшет, документы из ящика письменного стола, заехать в институт, оформить краткосрочный отпуск, затем заскочить в банк – снять немного налички, ну и на вокзал. Время сейчас не разъездное, билеты должны быть. Так что, если всё сложится, завтра утром должен быть уже у родителей.
Декан заявление подписал без лишних разговоров. Посетовал, конечно, что только с расписанием будет бардак, но оба понимали, что это ворчание лишь для проформы.
Банк из маршрутного списка выкинул, обналичив часть в банкомате, и отправился прямиком на вокзал. Ларисе позвонил уже по дороге. Хотя мог бы, конечно, заглянуть к ней на кафедру, предупредить лично, но сказал себе, что нет времени. Хотя в глубине души понимал, что вовсе не цейтнот его останавливал. Просто не хотелось с ней видеться последние дни. Он никогда не умел хорошо лгать и притворяться. А то, что творилось сейчас у него на душе, – ей знать не следовало.
С билетами тоже повезло. Взял на ближайший поезд и ждать пришлось всего полтора часа. Место, правда, так себе – боковушка, но зато с разговорами вязаться никто не будет. Эти вагонные знакомства он терпеть не мог.
Время до отправления Анварес скоротал в привокзальной забегаловке, довольно приличной, к счастью. Подкрепился, прикупил в дорогу бутылку с минералкой и журнал.
Журнал так и не открыл, всю дорогу, если не спал, думал о том о сём. Думал о матери, хотя старался раньше времени не отчаиваться. Думал о жизни своей, которая шла по накатанной и всё было хорошо… до последнего времени. Думал о том, как вывернуть снова на привычную колею и не терзаться о том, о чём терзаться бессмысленно.
Это вот тоже неприятно поражало – как бы сильно ни тревожился он за маму, а на ум всё равно то и дело лезла Аксёнова, чёрт бы её побрал.
Отец звонил раз двадцать, как будто это могло как-то ускорить приезд. Но Анварес не раздражался, понимал, что тот почти невменяем. Мать для него всегда была смыслом жизни. Ну и темперамент никуда не денешь. Андалузская кровь давала о себе знать, особенно в такие острые моменты.
Отец его не встречал – Анварес сам попросил. Но когда увидел на пороге сына, горячо обрадовался, точно ребёнок, истосковавшийся сидеть дома в одиночестве.
Сразу поехали в больницу, где их и ошарашили.
– Забирайте, – сказали, – вашу больную домой. С гипертоническим кризом мы здесь не держим. Сейчас давление стабилизировалось. Так что дома лечитесь, дома. Если снова давление скакнёт и препараты не будут действовать – вызывайте скорую.
Отец горячился, ругался, грозился припереть к стенке заведующего отделения вместе со всеми остальными «бесчувственными чурбанами». Заведующий взирал на отца пустым взглядом и невозмутимо объяснял, кого они могут лечить в условиях стационара, а кого – нет.