И снова остро ощутила тоску, которая непременно будет её теперь грызть, когда он выпроводит её отсюда. Конечно, выпроводит! Не дура же она совсем, чтобы наивно верить, что, переспав, он, как честный джентльмен, возьмёт её в жёны. Это смешно, а всё равно горько… Получил своё и шагай, девочка. Он ведь ничего ей не обещал, не принуждал. Всё случилось добровольно. И если уж совсем откровенно, то она и не жалела о том, что произошло. Ей самой этого хотелось. Просто теперь хотелось большего.
И от понимания, что это невозможно, становилось плохо, очень плохо, до головокружения, до тошноты, до ломоты в костях.
Юлька прошла вглубь комнаты – и правда, нет никого. Во всей квартире она была совсем одна. Полюбопытствовала, что у него на столе – бумаги какие-то, книги... теория литературы, Хализев, Беззубов, Сухих, Ван Дейк… Она пробежалась глазами по корешкам и отвернулась – ничего интересного. Зато на стеллаже приметила более знакомые имена: Хемингуэй, Драйзер, Теккерей, Стейнбек, Диккенс, конечно же, Шекспир… а вот и злополучный Фицджеральд. Вовек она его не забудет!
Поколебавшись, достала с полки Фицджеральда. В книге, помимо новелл, было несколько рассказов. Юлька просмотрела оглавление и к своему удивлению наткнулась на «Загадочную историю Бенджамина Баттона». Этот фильм она видела несколько лет назад, прекрасно его помнила, но никак не ожидала, что снят он по Фицджеральду. Прочитала, конечно же, – хотелось сравнить. Следом проглотила «Долгое ожидание» и вдруг растрогалась, пожалев несчастную миссис Кинг.
74
Тут раздался металлический щелчок, и в прихожей скрипнула входная дверь.
Сердце тотчас совершило дикий кульбит и заколотилось в бешеном темпе.
Он! Анварес! Сейчас они встретятся… и что? Как в глаза ему смотреть? О чём говорить? Но главное – как будет на неё смотреть он и что ей скажет?
Хотя можно догадаться: давайте отвезу вас домой, госпожа Аксёнова.
И это правильно, это даже любезно с его стороны, но, чёрт возьми, почему же так тоскливо при одной лишь мысли сразу становится…
Не решаясь выйти, она так и сидела, замерев, на диване, с книгой на коленях, в ожидании неизбежного.
Анварес, спустя пару минут, заглянул в гостиную сам. Посмотрел на неё так пронзительно, что сердце, ухнув, упало вниз.
Потом произнёс:
– Мне надо было по делам отлучиться…
Юлька таращилась на него во все глаза и не знала, что ответить.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил после паузы.
– Нормально, – выдавила она, с удовольствием подмечая, что он назвал её на «ты».
Может, и мелочь, но в случае с Анваресом – это огромный шаг вперёд, то есть навстречу. Только вот как к нему обращаться? На «вы» после того, что случилось, – как-то нелепо. На «ты» – вообще немыслимо.
– Хорошо себя чувствую, – добавила с улыбкой.
Тут она немножко приврала. Чувствовала она себя неважно – горло саднило, под кожей гулял озноб. Но это ерунда. Лёгкое недомогание, не более.
– Я тут книжку взяла почитать. Ничего? – Юлька показала ему Фицджеральда.
Он вдруг улыбнулся – впервые! Во всяком случае, при ней. И даже как-то легче стало. Однако сказал он совершенно другое:
– Готовлю я не очень, но могу сделать яичницу. Есть хочешь?
Юлька кивнула, хотя особого аппетита не чувствовала. Но позавтракать с Анваресом, ну или пообедать, если смотреть на время, казалось очень заманчивым. Как будто они пара и всё у них по-настоящему. А я ещё лучше – приготовить этот самый завтрак-обед вместе.
Юлька поднялась с дивана и еле успела удержать полотенце, уже готовое соскользнуть с бёдер.
– Я не нашла одежду, – смущённо пояснила она, заметив, как в первый миг Анварес уставился на её ноги, как сразу потемнел его взгляд, как затем он поспешно отвернулся.
– Я… сложил твои вещи в прихожей, – глухо сказал он. – Пойду готовить…
75
Присоединилась она к нему спустя несколько минут, уже полностью одетая. Но возникшей на мгновение лёгкости теперь как не бывало.
Юлька буквально чувствовала кожей, как сильно он напряжён. Видела это по его чересчур сосредоточенным движениям, по неестественно прямой спине, по ускользающему взгляду.
– Помочь? – спросила она.
Он, не глядя, качнул головой:
– Я уже почти всё.
На плите шкварчала сковорода с яичницей.
Анварес пытался намазать на ломтики батона масло, но замороженное в камень оно лишь ломалось, а хлеб крошился. Анварес недовольно хмурился.
– Надо ошпарить стакан кипятком и накрыть кусок масла. Всего на минуту, и оно станет мягким.
Он бросил на неё быстрый взгляд, в котором промелькнуло лёгкое удивление.
– Мама так делала, – зачем-то пояснила Юлька.
Он отступил на шаг от стола, жестом указав, мол, действуй, раз такой знаток.
Юлька с готовностью взяла широкую кружку, плеснула в неё из чайника кипяток. Когда стенки нагрелись – вылила воду в раковину и накрыла масло кружкой.
Спустя минуту подняла с таким выражением лица, с каким иллюзионист демонстрирует невообразимо сложный фокус. Хотя масло и впрямь размякло и легко заскользило по батону.
Анварес ей улыбнулся. Второй раз за час – это достижение!
Довольная, Юлька вернулась на место, наблюдая за его дальнейшими манипуляциями. Вдруг подумалось – сидеть бы вот так, рядом с ним, и сидеть. И больше ничего не надо. Как бы счастлива она была!
Однако от еды – хотя и съела-то всего ничего – неожиданно стало дурно. Накатила слабость, к горлу подступила тошнота. Её даже покачнуло, так, что пришлось привалиться к стене, чтобы не соскользнуть со стула на пол.
Анварес сразу обеспокоился, посмотрел внимательно и тревожно. Стал допытываться, где плохо, как плохо. Затем велел ей пойти прилечь.
Юлька для вида поупиралась, но в конце концов послушно прошлёпала в спальню, ликуя в душе. Не хотелось ей уходить от него, и всё тут.
76
Проснулась Юлька уже затемно. Долго не могла понять, где находится и сколько сейчас времени. Голова, казалось, превратилась в огромный чугунный шар. Мысли путались, и любое движение давалось с великим трудом.
Превозмогая боль и слабость, она приподнялась на локтях. Это усилие отозвалось новой вспышкой боли, и без того сковавшей голову точно раскалённым стальным обручем.
Юлька успела лишь мельком оглядеть комнату, освещённую тусклым бра, и обессиленно вновь рухнула на подушку с горестным сиплым полустоном.
Комнату она узнала, точнее, вспомнила. Как и всё остальное. Она всё ещё у Анвареса. Правда, ей так плохо, что даже сил не осталось ни удивляться, ни радоваться.
Очевидно, сказалась прогулка по морозу прошлой ночью.
«Вот чёрт», – выругалась Юлька мысленно.
Надо же как не повезло! Болеть Юлька с детства ненавидела, а ещё больше – лечиться. Сутками лежать без дела, изнывая от тоски; принимать горстями таблетки, которые глотать у неё почему-то никак не получалось и приходилось разжёвывать. Все эти полоскания, уколы, закапывания – это же просто пытки.
Дверь отворилась, и в проёме возник его силуэт. Юлька зачем-то закрыла глаза, притворилась, будто спит.
Анварес пару секунд постоял на пороге, потом подошёл ближе. Присел на край постели, тронул её лоб ладонью. На прикроватную тумбочку поставил стакан – видимо, принёс попить. Некоторое время он просто сидел рядом, затем тяжело вздохнул и вышел из комнаты.
Юлька тотчас открыла глаза. Зачем притворялась спящей – сама не знала. Впрочем, вскоре она снова уснула.
Ну а в следующий раз её разбудила внезапная вспышка света. Юлька разлепила пылающие веки, но свет неприятно резанул по глазам, и она зажмурилась. Увидеть она ничего не успела, но слышала, что в комнате толпились посторонние люди.
– Юля, – узнала голос Анвареса и вновь приоткрыла глаза.
Она хотела ответить, но губы спеклись и вырвался какой-то мычащий стон.
– Вот, садитесь, – Это уже он сказал явно кому-то другому. – А вы можете сесть сюда.
Чужой мужской голос раздался совсем рядом.
– Слышите меня, милая девушка? – Мужчина был пожилой, совсем седой, морщинистый. Пахло от него дешёвым табаком и морозной свежестью. На шее поверх синей форменной куртки болтался стетоскоп. Он сдвинул маску вниз и наклонился ближе.
Юльку раздражал яркий свет, раздражали суета, громкие звуки, чужие люди и их запахи. Она поискала глазами Анвареса, поймала его взгляд и успокоилась. Хотя сам он выглядел очень встревоженным.
Пока врач слушал её и осматривал, Анварес отвечал на вопросы женщины, в такой же громоздкой синей куртке с серыми полосками. Видимо, медсестра. Она сидела в кресле и заполняла на весу какие-то бумаги.
– Полиса нет, – ответил он. – Разве для оказания помощи нужен полис?
– Если потребуется госпитализация, то – да, конечно. И полис, и паспорт.
– В больницу не поеду, – просипела Юлька, глядя на Анвареса, будто это он решает. – Ни за что.
– Что с ней? – обратился он к врачу.
– А она вам кем приходится? – тот задал ему встречный вопрос.
– Это... моя девушка.
– Ну… у вашей девушки ничего особо страшного пока нет. Главное, не запустить. Горло красное, но хрипов нет. Чем лечиться? Тёплое обильное питьё, постельный режим. Горло полоскать раствором фурацилина. Нос промывать аквамарисом, закапывать мирамистином. Внутрь принимать «Кагоцел»…
Юлька перестала его слушать. Она ликовала, захлёбываясь эмоциями. Анварес назвал её своей девушкой!
В первый миг она решила, что ослышалась, что подточенный болезнью разум шутит над ней так глупо и жестоко. Но нет – врач повторил те же слова. Обращаясь к Анваресу, назвал её, Юльку, его девушкой.
И Анварес слушал, согласно кивая, потом серьёзно так сказал:
– Вы мне теперь всё это запишите понятным почерком: что, сколько и когда давать, потому что я ничего не запомнил.
– … если температура поднимется выше тридцати восьми, тогда давайте жаропонижающее, – продолжал доктор.
Теперь уж больше он её не раздражал, ничуть. Наоборот. И старый врач, и медсестра с ворохом бумажек, и слепящая лампа над головой, и звуки, и запахи – и вообще всё казалось прекрасным и удивительным. Ей даже сразу легче стало. Хотя, раз такое дело, она бы согласилась и болеть, и лечиться, и лежать, сколько понадобится…