– На спор, если честно… С подругой поспорила, что поцелую первого… – Юлька осеклась.
Стало вдруг жутко стыдно.
Анварес покачал головой.
– Ну о чём и речь. Это же… это дикость просто. Но хуже всего то, что ты этого не понимаешь. Для тебя это обыденно, а для меня – немыслимо. – Внезапно он подался к ней и заговорил горячо, глядя в глаза: – Да, меня тянет к тебе. Очень сильно тянет. И я сейчас не могу ничего с этим поделать. Но каждый раз я себя ломаю. И надолго ли меня хватит – честно, не знаю...
Удивительно, но Юлька его понимала.
Она могла оправдываться как угодно, но глядя на себя со стороны, понимала – прав он. Он ведь не знает всего – обстоятельств, мотивов и прочего. А просто со стороны она и впрямь выглядела не лучшим образом. Хотя со вчерашним кафе он всё же перегнул палку, ничего такого ужасного там не случилось. Приревновал он на пустом, практически, месте, тогда как сам, между прочим, обременён вполне конкретными отношениями.
– Хорошо, – кивнула она. – Допустим, вы правы. Но вы-то сами вообще…
Она замялась, не зная, как сказать то, что вертелось на языке, и не сморозить очередную неуместность.
– Что я – вообще? – изогнул он вопросительно бровь.
– Ну… в общем, я знаю, что у вас есть…
– Ты про Ларису? – догадался он. Нахмурился сразу. – Ларисы сейчас нет в городе. Когда она вернётся, я, конечно, с ней поговорю. Постараюсь объяснить...
Юлька уставилась на него в изумлении, даже рот приоткрыла.
– Но ты же не думала, что я буду играть на два поля? – спросил он с усмешкой.
– Значит… значит, вы выбрали меня? – ликование так и рвалось наружу.
Ну как с ним не сойти с ума – когда за десять каких-то минут, пока завтракали, она успела и впасть в отчаяние, и погневаться, и обидеться, и вознестись от восторга на небо, ну или куда там возносятся…
Он не стал отвечать, наверное, решил, что и так наговорил достаточно. Поднялся из-за стола, поблагодарил за завтрак.
– Я пойду немного поработаю, – и с улыбкой добавил: – А то вчера не удалось.
94
После завтрака Юлька, нацепив наушники, вымыла посуду. Потом прошлёпала в гостиную – Анварес и правда сосредоточенно работал, зарывшись в книги. Но почувствовав её взгляд, обернулся. Посмотрел пристально, с каким-то особенным интересом. Потом, будто в ответ на собственные мысли, качнул головой и произнёс:
– Прости, надо доделать тут…
А Юльке хотелось, чтобы он отвлёкся от этих талмудов, говорил с ней, пусть бы даже опять читал занудные нотации, какой должна быть хорошая девушка.
– А мне что делать? Домой пойти? – спросила и напряглась в ожидании.
– А тебе нужно домой?
Она покачала головой.
– Можешь уроки поделать, например, самая прилежная студентка. Вон возьми мой планшет, если понадобится что-нибудь погуглить.
Юлька спорить не стала. В конце концов им и правда задали много, а она с её долгами и прогулами и так плелась в хвосте. Уселась там же, забравшись на диван с ногами, чтобы и заниматься, и украдкой за ним наблюдать.
Начала с самого противного предмета – со стилистики. Не понимала она все эти стилистические девайсы, путалась и блуждала в понятиях. Но тут попробовала собраться и вникнуть в тему лекции. Благо тетради с конспектами из рюкзака накануне не выложила и носила с собой. Однако скупые строки с множественными сокращениями мало что прояснили.
– А чем отличается синекдоха от метонимии? – спросила у Анвареса.
Ну и пусть, что предмет не его, но близко же к литературе.
Он развернулся, сообразил не сразу, даже переспросил:
– Что?
Юлька повторила вопрос. На удивление, он тотчас отложил свои книги и записи и принялся охотно объяснять. Между прочим, доходчиво и с примерами.
– А парафраз?
Юлька сыпала вопросами, уточняла, заучивала, потом просила проверить себя.
Его явно забавляло то, что отвечала она непременно стоя. Если что-то забывала и не могла ответить – снова усаживалась, перечитывала, сосредоточенно бормоча под нос. Потом объявляла:
– Всё! Я готова! – И снова вставала перед ним, вытянувшись в струнку, как на сцене.
Сколько бы у него там работы ни скопилось, но ей он не то что не отказывал, а помогал с нескрываемым удовольствием. Настолько нескрываемым, что затем, выслушав, встал из-за стола. Подошёл к ней, не сводя глаз, обнял за талию, решительно притянул к себе.
У Юльки от этого его уверенного движения мгновенно сжалось всё внутри томительно и сладко. А уж когда он приник к её губам – отвечала на поцелуй с не меньшим жаром.
Спустя время, он, всё ещё разгорячённый, прижал её к себе, целуя в макушку, и вдруг прошептал:
– Наедине давай на «ты»? И без этого «Александр Дмитриевич». А то я в такие моменты чувствую себя, знаешь, чуть ли не престарелым извращенцем.
– Ой, я не могу с вами на «ты»!
– Сможешь.
– Да нет же!
В один миг она оказалась на спине, а он навис сверху, склонившись совсем низко. Смотрел на неё неотрывно, а глаза так и лучились теплом и смехом.
– Повторяй, – произнёс одними губами, – ты…
– Ты, – прошептала послушно, как зачарованная.
– Теперь сама.
– Ты…
– Умница, – улыбнулся он и, склонившись ещё ниже, поцеловал в кончик носа.
95
В органный зал они тем вечером не попали. Перенесли культурный выход на воскресенье.
Юлька упросила заехать сначала в общежитие, хотя бы переодеться. Он, в общем-то, не возражал, но… опять остановился за полкилометра.
Это слегка омрачило радость, точно пятнышко на праздничном наряде, крохотное, еле заметное, но оно есть, ты об этом знаешь и досадуешь про себя. Так и тут.
Но Юлька решила не заострять внимание и переборола неприятное ощущение, ведь, по большому счёту, это мелочь. Главное же, он с ней. И это не просто случайный порыв или стечение обстоятельств. Сейчас всё у них уже осознанно. Едут вон в Польский костёл, вместе, как настоящая пара, а предварительно он завёз её в кафе, накормил вкусно. А заодно насмешил рассказом, как однажды пошёл в театр на голодный желудок и чуть со стыда не умер – так громко урчало в животе весь первый акт спектакля. Он, несчастный, так конфузился, что никак не мог вникнуть в игру актёров. И как только начался антракт, первым помчался в буфет.
Юлька уплетала сочные позы, слушала его, смеялась, а про себя думала, что ещё две недели назад она о таком и мечтать не могла.
Они почти закончили с трапезой, как у Анвареса завибрировал сотовый. Прервавшись на полуслове, он извлёк телефон, бегло взглянул и тотчас переменился в лице. Сложно сказать, что именно в нём стало другим, но возникло такое ощущение, будто внутри у него погас свет.
Юлька догадалась – сообщение пришло от Ларисы. И пусть Анварес обещал, что порвёт с ней – на душе вдруг стало тяжко. Всего лишь на миг она представила, что он, например, передумает, и сразу в груди образовался тяжёлый ком.
Настроение стремительно падало вниз, она пыталась успокоиться, твердила себе, что Анварес – человек слова. И раз пообещал – значит, выполнит. Не помогало. Он и сам смолк, стал какой-то отстранённый, будто эта случайная смска встала меж ними стеной.
Сначала органный зал впечатлил её своим великолепием. Готическая красота, не помпезная, не вычурная, а сдержанная и величественная, наполняла благоговейным трепетом. Когда заиграл орган низкими, густыми переливами, внутри так всё и затрепетало.
Но вскоре Юлька попросту заскучала. Такую музыку она не то что не любила, а даже не понимала. Она и имя композитора не сразу смогла выговорить – Пахельбель. Нет, кое-что из классики ей нравилось, но лишь отдельные вещи и обязательно в рок-обработке. Ну и не два часа подряд.
Юлька осторожно поглядывала вокруг – все, и Анварес в том числе, сидели с такими одухотворёнными лицами, будто, утонув в звуках органа, забыли обо всём на свете, даже не дышат.
Сначала она стеснялась того, что все наслаждаются музыкой, а ей скучно. Но потом скучно стало настолько, что уже и не до стеснения.
Она раз за разом смотрела на часы, но время, как назло, тянулось невыносимо медленно. Даже голова разболелась и начало подташнивать. Еле-еле дождалась, когда концерт закончится.
Одно хорошо – Анварес вновь ожил-оттаял.
– Ну что? Как тебе? – спросил её, когда они покинули костёл.
Вид при этом имел такой, словно ожидал от неё восторгов.
– У меня голова разболелась, – уклончиво ответила Юлька. – И пить хочу.
Они подъехали к ближайшему павильону.
– Посиди тут, я быстро, – велел Анварес, выходя из машины. Закрыл дверцу, но снова открыл. Заглянув, спросил: – Может, что-нибудь ещё хочешь?
Юлька помотала головой:
– Нет. Хотя… можно чупа-чупс. Малиновый или клубничный.
Анварес усмехнулся, но спустя несколько минут вернулся в машину, прижимая рукой к груди бутылку с минералкой и ещё какие-то шелестящие свёртки с печеньем, круасанами, конфетками.
– Не знала я, что наш строгий преподаватель литературы такой сладкоежка, – удивилась Юлька.
– Это всё тебе. И это тоже, – Анварес протянул ей чупа-чупс.
– Спасибо, – улыбнулась она.
Ехали молча, и как всегда бывало с ним – это молчание тяготило невообразимо. С кем угодно, да с той же Инной она могла за целый вечер словом не обмолвиться и ничего, чувствовала себя прекрасно, а тут…
Главное, было обидно из-за того, что эти драгоценные последние минуты пропадали впустую – они ещё раньше договорились, что после концерта Анварес отвезёт её в общежитие, потому что завтра им обоим в институт.
Разумеется, из-за этой своей щепетильности или по какой ещё причине он даже мысли не допускал о том, чтобы заявиться вместе, а вот она была бы не против. Ну, ладно, ладно, нет так нет, но если уж они сейчас расстанутся, то пусть хотя бы на какой-нибудь очень тёплой и трогательной ноте.
Пока Юлька думала, что бы такого сказать, Анварес включил музыку. Очевидно, тоже что-то из классики. Не орган, но что-то очень монотонное и заунывное так, что Юльке совсем тоскливо сделалось.