– И в чём проблема?
– Как в чём?! Это же неправда!
– Откуда вы знаете? Я, между прочим, не с потолка это взял. Поспрашивал у коллег насчёт этой девицы и выяснил, что её никто не аттестовал. Кроме, как вы можете догадаться, Александра Дмитриевича.
– Да вы же прекрасно понимаете, что он её не заставлял и не шантажировал! Вы его нарочно оговорили. Он всего лишь завёл романчик со студенткой, а вы его обвинили в преступлении! Вы хоть понимаете, чем это ему грозит? Сроком! Тюремным сроком!
– А вот тут не надо! Во-первых, он совершил подлог. Он её аттестовал на «отлично». Внёс ложную оценку в ведомость, заверил личной подписью и сдал в деканат. Тогда как она и в институте-то не появлялась, если верить журналу посещаемости. Я выяснил. А подлог – это, уважаемая Лариса Игоревна, уголовное преступление. И на него вашего Анвареса никто не толкал. Ну а во-вторых, вы же сами дали мне карт-бланш. Вспомните! Я вам все свои соображения подробно изложил, вы выслушали и согласились. А теперь даёте задний ход? Сами всё затеяли и хотите чистенькой в стороне остаться?
– Да вы не видите разницу, что ли? Одно дело порицание за аморальное поведение, а тут…
– Не истерите, Лариса Игоревна, – жёстко прервал её Жбанков. – Я сделал то, что вы просили. А теперь вы пытаетесь выставить меня мерзавцем. Не получится! Ещё раз напомню – это вы мне позвонили, это ваша была идея.
– Я не хотела этого!
– Ну вы даёте, Лариса Игоревна! Сделали чужими руками грязную работу и изображаете теперь из себя праведницу. Изящно! Но со мной такие номера не пройдут.
Ларису трясло так, что она и слова вымолвить не могла. Чем она думала, когда связалась с этим негодяем?
– Да успокойтесь вы. Если ваш бесценный Анварес невиновен, если к сексу девочку не принуждал и ставил заслуженные, то и нечего бояться – комиссия разберётся и всё выяс…
Не дослушав Жбанкова, Лариса сбросила вызов. Что же теперь делать? Неужели и правда из-за такой ерунды могут быть столь серьёзные последствия?
По-хорошему стоило бы проконсультироваться у юристов, но ответ, хотя бы приблизительный, хотелось знать немедленно.
Она лихорадочно искала в сети любые сведения, однако ничего утешительного не нашла. Поиск выдал уйму подобных ситуаций, и все они имели печальный исход для оступившихся преподавателей. Господи, да неужели из-за какой-то липовой оценки могут человеку сломать всю жизнь? Лишить свободы?
Она ведь правда ничего этого не хотела! Таких жутких последствий она и представить себе не могла.
111
Лариса буквально перехватила Анвареса на пороге. Он уже выходил из квартиры. Ещё минут пять, и они бы разминулись.
Лариса выхватила взглядом дорожную сумку.
– Саша, ты уезжаешь?
– Да…
Он закрыл дверь, убрал ключи, затем приостановился, посмотрел на неё с таким сожалением, что у Ларисы защемило в груди.
– Я столько должен тебе сказать… но сейчас мне надо на вокзал.
– А ты надолго?
– Дней на пять.
– Так давай я тебя отвезу, я на машине.
– Я уже вызвал такси.
– Подумаешь – проблема! Отменить можно.
Он равнодушно повёл плечом, мол, как угодно, ему всё равно.
Вместе зашли в лифт, Лариса нажала кнопку и обратила внимание, как дрожит у неё рука.
Половину пути Анварес молчал, безучастно глядя в окно. Она тоже долго не могла решиться. Но заговорила первая:
– Саша, почему ты так внезапно уезжаешь?
– Мне нужно повидаться с родителями, да и подумать о том, как жить дальше.
– Я знаю про скандал, – призналась она. Но сказать, что с её подачи всё это завертелось – не могла. Язык не поворачивался. Он же никогда ей этого не простит.
– Мне очень жаль, Лариса, что ты узнала всё таким образом. Я сам хотел тебе всё рассказать. Прости меня, если сможешь.
Может, Анварес и по-настоящему раскаивался, но сейчас, видимо, был настолько опустошён, что, казалось, говорил механически. Говорил не то, что чувствовал, а то, что должен сказать в такой ситуации.
– Давно вы…? – спросила Лариса. Её это действительно тревожило.
– Неделю, – столь же бесстрастно ответил он.
– Говорят, у тебя из-за того могут быть серьёзные проблемы…
Он пожал плечами.
– Ты кого-нибудь подозреваешь? Ну… кто это мог нажаловаться?
Анварес долго молчал, Лариса даже усомнилась, слышал ли он её вопрос, а повторить стеснялась. Но затем, тяжело вздохнув, ответил:
– Не знаю. Волобуев считает, что она нажаловалась.
Лариса охнула:
– Как?! Почему он думает, что это она?
– Потому что больше некому. Никто не знал.
– А ты как считаешь?
Анварес не ответил, нахмурился и отвернулся к окну.
От его слов Лариса вдруг ощутила облегчение. И радость. Странную, уродливую, совершенно неправильную радость. Хоть он и не говорит прямо, но в душе обвинил во всём эту халдейку! Такое он ей не простит, такое никто бы не простил. Значит, эта девица больше не стоит между ними.
Теперь нужно было повести себя с ним умно. Саша уязвлён, подавлен, всеми отвергнут и предан, всеми, кроме неё, Ларисы. И никому не нужен, кроме неё. В общем-то, получается, всё довольно неплохо сложилось. Она его, конечно же, поддержит, несмотря ни на что…
– Какая подлость! – возмутилась Лариса. – И как ты теперь с ней поступишь? Неужто спустишь ей это?
– Лариса, ты о чём? – изумился он. – Во-первых, она это или нет – ещё неизвестно...
– Но ведь больше-то и правда некому, прав Волобуев. Тебе просто не хочется в это верить, я понимаю, но взгляни трезво...
– А во-вторых, она же девчонка совсем. Я бы ещё с девчонками не воевал… И потом, даже если это и так – тогда она просто не соображала, что творит. И вряд ли отдавала себе отчёт, какие могут быть последствия. Она просто ещё ребёнок совсем.
Это больно царапнуло. Он допускает, что это сделала та девица, допускает, что она разрушила ему жизнь, предала его и всё равно находит ей оправдания?
– И что, ты её простишь? После такого?
Он посмотрел на неё пристально, Ларисе аж не по себе стало.
– Я не держу на неё зла. Но если ты о том, будем ли мы с ней вместе, то наши отношения закончились.
Ну хоть так... Лариса возликовала в душе. Затем робко спросила:
– А наши?
Он отвёл глаза. Опять его ответ пришлось ждать невыносимо долго. А он сказал лишь одно:
– Прости, Лариса...
112
Зря Юлька так страстно ждала пятницу. Семинар по зарубежной литературе отменили. Поставили английский, который должен быть по расписанию третьей парой.
Изольда вела себя непривычно: за всё занятие ни разу Юльку не спросила, изредка лишь поглядывала с неприязнью, но, вообще-то, слишком уж демонстративно показывала, будто её не видит.
В другой раз это может и озадачило бы Юльку, но не сегодня, когда все мысли о нём, об Анваресе и до всего остального просто дела нет.
После английского она вновь ринулась ему звонить, но всякий раз отзывался автоответчик.
Она ровным счётом ничего не понимала и сходила с ума от этой неизвестности. Куда он пропал? Что вообще происходит? У кого узнавать?
Алёна недоумевала вместе с ней и теперь уже и версий никаких придумать не могла, чтобы объяснить эти странности.
А выяснилось всё, как это часто бывает, случайно. И так обыденно…
После первой пары они с Алёной спустились в столовую. Поесть, подумать, всё обсудить.
Пока тихими шажками продвигались в очереди вдоль раздачи, сзади пристроились две старшекурсницы.
– Слышала новость про Анвареса? – спросила одна, и Юлька тотчас напряглась, многозначительно переглянулась с Алёной.
– Нет. Это испанец который? Зарубежку ведёт?
– Да-да, он самый. Прикинь, он какую-то девку со второго курса чуть ли не изнасиловал.
– Да ты что?
– Ну вроде как за это он ей зачёт поставил, а она потом побежала жалобу в деканат на него написала.
– Офигеть! И что ему будет?
– Посадят! Что!
– Блин, я вообще в шоке.
– Да все в шоке.
– Но по нему не скажешь, что он такой.
– Ой, а по кому скажешь? Вспомни Чикатило. Тоже педагог. И кто его подозревал?
Юльке аж подурнело.
– Вы что несёте, дуры?!
Старшекурсницы опешили, растерялись. Она, расталкивая всех, вырвалась из очереди, вылетела из столовой и… остановилась. Куда бежать? Что делать?
Следом за ней выскочила Алёна, такая же ошарашенная.
– Юль, это же всё неправда. Возьми себя в руки, Юль. Всё выяснится, – пыталась она успокоить Юльку, на которую страшно было смотреть. – Вспомни, какие про меня сплетни ходили...
– Нет, надо пойти и всё сказать!
– Что сказать, Юль? Куда пойти?
– Не знаю! Но этот бред надо опровергнуть…
– О, Аксёнова, вот ты где! – её окликнула Люба Золотарёва. К ним подбежала староста, как всегда взмыленная, будто с марафонского забега. – А я как раз тебя ищу, ношусь тут по всему институту. Ты почему на звонки не отвечаешь?
– Потому что я тебя давным-давно в чёрный список занесла, – ответила Юлька.
Люба в первый миг опешила, но потом с обидой произнесла:
– Ну ты совсем уже, Аксёнова! Как будто я тебе звоню по личному делу! Да моя бы воля, я бы лучше вообще тебя никогда не знала и не видела.
– Да, это было бы здорово! – огрызнулась Юлька.
– Тебя, между прочим, в деканат вызывают. Срочно. Это я тебе и хотела сказать.
Люба ушла явно в расстроенных чувствах. Но Юлька едва ли это заметила.
– Слышала? – повернулась она к Алёне. – Вызвали и меня. Ведь точно по этому делу. Ну ничего, я им сейчас всё скажу. Я им покажу Чикатило!
– Ты погоди, – Алёна придержала её за локоть. – Ты там не горячись, а то как бы хуже не вышло.
– Куда уж хуже? А как ты думаешь – лучше вообще всё отрицать или правду сказать?
Алёна помялась.
– Я, вообще, всегда за правду, но тут… даже не знаю, если честно. Ты по ситуации смотри.
113
В кабинете декана неожиданно обнаружилось целое заседание. Помимо Волобуева Романа Викторовича, восседавшего, как и положено, во главе стола, присутствовало ещё несколько человек. Юлька опознала из них двоих: пожилую даму, осенью замещавшую Анвареса, и мужчину, которого встретила вчера на кафедре. Остальные были ей незнакомы.