– Извини, – тотчас перестроилась Лариса. – Слушай, меня бывшая одногруппница пригласила посидеть в кафе. Она будет со своим мужем. А мне одной идти не хочется.
– Ну так не ходи, – пожал он плечами.
– Саш, мне бы хотелось, чтобы ты пошёл со мной. Они очень интересные люди. И потом, что ещё делать в субботу? Разве у тебя назавтра есть какие-то планы?
Первым порывом было отказаться. Но затем подумал – ведь действительно планов нет, а дурное настроение надо как-то исправлять.
– Хорошо, – кивнул.
– Вот и отлично.
18
Юлька готова была сквозь землю провалиться. Конечно же, он её сразу узнал и сразу вспомнил. Лицо у него так и вытянулось.
Да и на что она надеялась? Наверняка ведь не каждый день незнакомая дура кидается на него с поцелуями.
Фу, даже вспоминать тошно. Ей и тогда-то не по себе было, но утешалась хотя бы тем, что видит его в первый и в последний раз. А оказывается, далеко не в последний.
Всю пару она прятала глаза и толком его не слушала. Хотелось скорее сбежать отсюда вон. И желательно никогда с ним не встречаться, но это, увы, невозможно. Зарубежная литература у них будет, судя по расписанию, дважды в неделю. И если на лекции ещё можно затеряться в толпе, то на семинарах придётся сидеть у него практически под носом.
Едва закончилась пара, Юлька устремилась к двери, но он её зачем-то остановил.
Зачем? Что ему от неё надо? Неужто сейчас тот случай припомнит? Она же сразу умрёт от стыда!
Юлька сглотнула, вдохнула поглубже и, старательно скрывая смущение, подошла. Даже смогла посмотреть ему прямо в глаза, синие, ледяные, колючие.
Нет, про тот случай он, к счастью, не заикнулся, зато пообещал выгнать вон за опоздание. Это почему-то показалось ей ужасно обидным и даже унизительным. Ещё и это его «госпожа Аксёнова» прозвучало как насмешка. Она вылетела пулей. Мерзкий, заносчивый тип!
Пятничный семинар она и вовсе прогуляла. Не нарочно, просто перед занятиями у входа в институт её подловил Лёша. Требовал вернуть ему какую-то книгу, которую Юлька, очевидно, прихватила заодно со своими вещами, и которая ему нужна позарез. Еле от него отбилась, но на первую пару опоздала. Поднялась, покрутилась возле аудитории, но зайти не решилась. Вдруг он действительно выставит её вон? Такого позора она не потерпит.
Ну и вообще, видеть его лишний раз не хотелось. Ещё больше не хотелось привлекать внимание.
И так на каждой перемене от одногруппниц только и слышно: «Анварес! Анварес!». Тошно…
Гадали дурочки, есть ли у него кто. С увлечением обсуждали, на какой машине ездит, как одевается, искали его в соцсетях и сокрушались, что там этого хлыща не обнаружили.
Юльку всё это бесило неимоверно. Но если бы кто-нибудь спросил, почему это так её раздражает, она и сама не смогла бы ответить.
После семинара одногруппницы и вовсе явились на английский, словно наглотались все вместе веселящего газа. Изольда, правда, мигом их пыл охладила. Но перед парой они охали и вздыхали с блаженными улыбками, вспоминая, как он посмотрел да что сказал. Фу!
Юлька не выдержала, фыркнула:
– Ой да ничего в нём особенного нет. Строит из себя много, будто он не какой-то там обычный препод, а принц голубых кровей. Смешно даже.
Девчонки тотчас на неё накинулись.
– Да много ты понимаешь! Он классный! Зрение проверь. А как говорит – так вообще заслушаешься.
Люба Золотарёва прищурилась:
– Если он такой обыкновенный, что ж ты на первой лекции как столб встала, когда его увидела? Так на него пялилась, аж рот открыла.
– Это тебе, Золотарёва, зрение надо проверить, – вспыхнула Юлька, пожалев, что вообще ввязалась в этот дурацкий спор, – если умудряешься видеть то, чего не было.
– Ну да, ну да, – хмыкнула Люба с самым многозначительным видом. – К твоему сведению, Александр Дмитриевич сказал, что за пропуски семинаров без уважительной причины зачёт не поставит. Просил тебе передать лично.
Юлька почувствовала, как пламенеют щёки. Вот ещё краснеть не хватало!
– Спасибо, ты такая заботливая, прямо на слезу от умиления пробивает, – полыхая смущением и ещё больше злостью, процедила Юлька.
Чёртова Золотарёва, чёртов Анварес, чёртова Нелька Грекова со своим дурацким спором!
19
За минувшую неделю Юлька с соседкой по комнате не обмолвилась ни словом. Инна демонстративно дулась. Ну а Юльке, по большому счёту, было плевать на её обиды. Она с ней и сама не разговаривала, не хотелось – не о чем и неинтересно.
Во второй комнате их секции жила семейная пара, Оля и Егор – оба студенты пятого курса. Егор держался вполне приветливо, улыбался, подмигивал. Лучше бы, конечно, не подмигивал, но пусть уж так, потому что с Олей, например, и вовсе не заладилось.
Юлька жарила яичницу на общей кухне, когда к ней подскочила Оля.
– Это, блин, как называется?! Это наша конфорка! Вот эти две ваши, а эти две наши.
Юлька посмотрела на неё, как на ненормальную.
– Что за бред? Ты купила полплиты? Потому что моё – это значит мною куплено.
– Не строй из себя дуру. Мы всё тут поделили…
– Я ни с кем ничего не делила. Кухня общая, плита общая, до свидания.
Оля бы ругалась и дальше, но на шум вышел Егор и увёл жену. Из комнаты потом доносилось:
– Какого хрена ты вписался за эту сучку наглую? Сегодня она нашей плитой пользуется, завтра будет есть из нашей посуды нашу еду. Ну а чо? Общежитие же!
Егор что-то бубнил в ответ, пытаясь утихомирить Олю.
А через несколько дней Юлька с ней снова сцепилась. И опять же полем боя стала кухня.
Накануне Юлька ездила на выходные к тёте в Радищево, по настоянию матери. Ночевала у неё и вернулась лишь в воскресенье ближе к вечеру. Тётя нагрузила ей с собой полный рюкзак всякой снеди. Юлька принялась распихивать свёртки в маленький допотопный холодильник и тут обратила внимание, что куда-то исчезла едва начатая палка докторской. Вообще, дома Юлька питалась как попало. Чипсы, сухарики, печенье – основной её рацион. Максимум – могла приготовить на скорую руку яичницу или соорудить бутерброд. А тут колбаса исчезла…
Она огляделась и обнаружила пропажу на подоконнике. Судя по запашку, докторская пролежала там все выходные.
На кухню вплыла Оля с двумя пустыми кружками. Поставила их в мойку.
– Ты похозяйничала? – спросила её Юлька, кивнув на подоконник.
– Нечего совать свой хавчик на нашу полку. В следующий раз вообще выброшу в мусорку.
Юлька сжала губы так, что желваки заходили. Решительно распахнула холодильник, выхватила оттуда посудину с каким-то варевом.
– Ты совсем уже?! – взвизгнула Оля. –А ну поставила на место!
Но Юлька рванула прямиком в туалет, Оля семенила следом, цеплялась за руки, материлась.
– Только попробуй, и я тебя…
Юлька даже не дослушала – не колеблясь, вытряхнула всё в унитаз и смыла. Затем сунула Оле пустую чашку в руки.
– Ну всё, сука, тебе конец, – пообещала Оля, зло прищурившись.
– Сейчас в обморок от страха грохнусь.
Тем не менее Юлька выяснила чуть позже у Егора – Инна по-прежнему хранила гробовое молчание, – какие чьи полки, конфорки, чашки-ложки. И всё переставила-переложила. Даже извинилась перед ним.
– Ты прости, Егор. Если б твоя жена нормально мне всё объяснила, я бы не стала…
– Да забей, – подмигнул он привычно и ушёл к себе, насвистывая.
20
Следующие две недели Юлька ходила в институт, как бог на душу положит.
На первом курсе тоже был такой период, весной, когда ей занятия стали вдруг до лампочки. Тогда дома, с Лёшей творилось чёрт-те что, и думать о серьёзном она попросту не могла. Ну а сейчас она даже не старалась хоть как-то оправдать своё наплевательское отношение.
Вновь на неё навалилась хандра. Причём случилось это в одночасье и, что самое странное, без всяких видимых причин.
Она болталась по торговому центру и в одном из павильонов за стеклянной стеной увидела вдруг Анвареса. Он был не один, а с какой-то женщиной, худой, невысокой, в очках. Пепельные волосы собраны в тонкий хвостик. Юбка ниже колена, свитер с глухим воротом, туфли на платформе. Типичный синий чулок. А ещё она, по мнению Юльки, совсем «не шла» ему.
Он, конечно, тоже, похоже, ещё тот книжный червь, но в нём чувствовался стиль, чувствовалась порода, что ли. Эдакий потомственный дворянин с соответствующими замашками. Хотя нет, он же вроде как испанец. Ну, значит, гранд с самомнением до небес.
А она… мышка, серенькая мышка, неинтересная и невзрачная.
Юлька, не отдавая себе отчёта, остановилась в нескольких шагах от павильона, напряжённо наблюдая за парочкой.
«Мышка» примеряла шёлковые шарфики, крутилась, перед зеркалом, перед ним, а «гранд» смотрел на неё со скучающим видом.
А потом вдруг поднял глаза и посмотрел прямо на Юльку, совершенно целенаправленно, будто почувствовал.
Сердце испуганно дёрнулось, точно её застали врасплох за чем-то нехорошим. Она поспешно отвернулась и припустила прочь, ругая себя за глупость.
Какого чёрта она на него так таращилась? Вдруг подумает, что она следила за ним, а не случайно встретила?
Да и сбегать было глупо – лучше бы приветственно кивнула. А так… глупо, глупо. Она поморщилась. И главное, сама не поняла, что на неё нашло. Почему так рванула оттуда, да и вообще зачем за ними наблюдала.
21
Спустя время стыд немного утих, однако навалилось вдруг ощущение острого одиночества и тоски. Как будто чего-то до боли не хватало, чего-то жизненно важного, но вот чего именно – не понять. Это ощущение давило и угнетало, вызывая резкие перепады настроения. То её всё бесило – могла взвиться на малейший пустяк; зло язвила и огрызалась; дерзила даже Изольде в те редкие дни, когда всё же появлялась на парах. А то наоборот впадала в беспросветную апатию и тогда могла часами валяться на кровати, слушая в наушниках какую-нибудь психоделику.