Боязнь нарастала вопреки законам логики, вопреки здравому смыслу. Стыдно признаться, но Изместьев… привык быть призраком. Пусть никак не может повлиять на круговерть событий, не может заниматься любовью, ощущать, как по пищеводу, как по бикфордову шнуру, бежит глоток коньяка… Но он уже… адаптировался, ему вроде бы ни к чему всё вышеназванное!
Зачем любовь призраку? У него нет проблем сексологического характера, так как нет крови, по которой циркулировали бы гормоны. Он привык смотреть на всё со стороны. Как зритель в партере. Он невидим, и это главное! Вошло в привычку!
Автобус тем временем приближался.
Клойтцера словно подменили, его команды стали отрывистыми и чёткими:
– Быть рядом! Ни на шаг не отставать, мы только-только успели! Опускайтесь на асфальт, он вас должен задавить на этом повороте, видите?
– Вижу. Хорошо. Буду, – панически соглашался Изместьев. – Дальше-то что? Кроме того, что он меня… задавит? Не пора ли объяснить?
– Парень сидит в правом ряду, кучерявый такой, у него ещё родинка над правой бровью, – утробно гремел голос пришельца в голове доктора. – Зовут парня Кохабер. Лет двенадцать ему. Группа детей направляется в санаторий Тоби-Гар, они ни о чём не подозревают.
– Понял я это. Усёк! – нервно рявкнул Изместьев, словно ему, таёжному отшельнику, предстояло провести первую брачную ночь с отвязной девицей. И важно при этом не ударить лицом в грязь. – Дальше-то что?
– Потом, когда всё случится, главное – не паниковать! Будет очень страшно, очень! Даже для вас, доктора со стажем. Но через это надо пройти, потому что иначе – никак! Необходимо сохранять хладнокровие. Эрмикты вас увидят, подготовьтесь к этому! Они начнут реагировать. Их поведение наши аналитики спрогнозировали, как могли. Но всё предусмотреть невозможно, будьте готовы. Они отделятся от тел. Быстро, их буквально вышибет из них…
– Как это – вышибет?! – призраку показалось, что от услышанного начал материализовываться. – Что произойдёт?
– Ваша задача, зарубите это на носу, – мерцая на фоне гор, Поплевко буквально «втемяшивал» информацию в призрачный мозг доктора, – быть во что бы то ни стало рядом с Кохабером. Хоть что вокруг вас бушуй, хоть что! Главное – расположиться в эти считанные секунды между эрмиктом Кохабера и его телом. Не отвлекаться НИ НА ЧТО! Другой возможности не будет. Надо успеть, Аркадий Ильич!
– Понял я, понял! – прокричал Изместьев, отчётливо различая трещины на лобовом стекле надвигающейся махины. – Он меня сейчас… того. Осталось всего ничего! Столкнёмся! Скорей бы!
Внезапно в голове призрака раздался голос сына:
– Папай, я давно хотел сказать тебе, но всё не решался…
– Потом, сынок, после! – прорычал Изместьев, с ужасом глядя в полупьяные раскосые глаза водителя летевшего на него автобуса. – У нас будет время. Надеюсь…
– Отец, мне кажется, его у нас не будет! Мне ещё предстоит забрать деньги из камеры хранения, иначе не состыкуется…
Что именно не состыкуется, Аркадий так и не понял.
«Икарус» летел на него «во весь опор». Призраку не впервой было находиться на траектории двигающегося транспорта, вблизи неминуемой гибели для любого, кто из плоти и крови. В голове успела мелькнуть мысль: «Разве так детей возят?!»
– Отец! – голос Савелия прорвался к нему сквозь грозный рокот автобуса и свист ветра. Сквозь всё. Голос его родного сына. – Отец, я хотел сказать: прости меня. Прости за всё! Слышишь?! Если сможешь…
Он хотел удивиться, хотел ответить… Честно, не помнил, чтобы Савелий называл его так подчёркнуто… важно – отец. Хотел заверить сына, что зла на него не держит, что, наоборот, сам должен извиниться, ведь своим поступком фактически пытался вычеркнуть Савелия из жизни, стереть из реальности…
Аркадий много чего хотел сказать, но не успел.
Его задавили.
Ты украл моего мужа!
Павел хотел, как лучше, а получилось…
В том-то всё и дело – он не знал, как получилось. Вспомнил нервное лицо Изместьева, когда тот припёрся просить его помочь с путаной. Требовалось убедить эту «бабочку» не делать аборт. Не смех ли?! Проще простого, Ватсон! Убедить – мелочь, но было ещё кое-что!
Было обещание, данное Ольге. Это обещание он должен был выполнить любой ценой. Оно заслонило в тот момент всё. В подкорке всплыло: вот возможность, другой не будет. Действуй!
И он выполнил обещание… В его распоряжении были какие-то минуты, чтобы вклиниться в подкорку Аркашки, впечатать туда намертво эту «прошмандовку» Аленевскую. Пару-тройку штрихов о её «бандитском» прошлом. Что-то про связь с криминалом. Как по накатанному… Мало, что ли, детективов в юности читал?
Впечатать-то впечатал, только потом у него не было времени закрепить эффект. То, на что обычно уходит несколько сеансов гипноза, с Аркашкой спрессовалось в те короткие несколько минут.
Эта галиматья с проституткой… Путалась, как исходящая лаем шавка под ногами! Какая разница, абортом больше, абортом меньше? Здесь и без программирования понятно, что не нужен путане отпрыск, не ну-жен! Зачем огород городить и всё усложнять?
Ольга… Та самая, смущённая и застенчивая, доверчивая и обидчивая…
Во всей этой череде бредятины и маразма только её образ Павел не позволял даже в мыслях как-то очернить или опорочить. Последние дни непростительно много о ней думал. Фактически её семья разрушена. Муж неизвестно где. Сын – можно сказать, не жилец, на аппарате в палате реанимации. Уже не выкарабкаться. Она осталась совершенно одна…
Человек в её положении катастрофически нуждается в поддержке, в понимании, в заботе. Душевная неприкаянность не может продолжаться сколь угодно. Это дорожка в невроз, если не в более серьёзные диагнозы. И здесь на его плечи ложится колоссальная ответственность. Кто, если не он, оградит Ольгу от всего этого? Пусть оградить не получится, но максимально смягчить удар того, что на неё обрушилось…
Он гнал машину по улице Луначарского в сторону городского токсикологического отделения, поскольку знал, что Ольга находится сейчас возле сына. Бедная женщина! Где она ещё может находиться в такой момент?!
Он нашёл её в узком больничном коридоре, сидящую на стуле возле двери с надписью «Палата интенсивной терапии». По бледному лицу и кругам под глазами понял, что Ольга давно не спала.
– Он на аппарате, – бесцветно сообщила. – Не выходит из комы. Прогноз, как говорят врачи, неблагоприятный. Такие предупредительные… Когда они настолько вежливы, ничего хорошего не жди, это я уже усвоила. Я всё понимаю, но откуда они могут знать? Они не боги!
– Понятно, не боги, – закивал Ворзонин, присаживаясь на стул рядом. – Ты-то как? Когда спала последний раз?
– Я? А что я? – словно спохватившись, Ольга начала озираться вокруг. – Причём здесь я?! Не обо мне речь. Он всегда выходил из комы. Он знал свою дозу. Так долго ещё не было. Что-то случилось… Это на него непохоже. Он умный…
– Он у тебя классный! Настоящий мужик…
Что он несёт?! Она ж не дура, неприкрытую фальшь тотчас раскусит! Лучше помалкивал бы! Как там в рекламе – иногда лучше жевать, чем говорить?
По лицам пробежавшей медсестры и вслед за ней – двух докторов Павел понял, что дело плохо. За годы работы в медицине научился безошибочно определять подобные вещи. Скорее всего, у парня случилась остановка сердца. Ольга почувствовала неладное, рванулась вслед за медиками, но они словно ждали её реакции. Последний развернулся и загородил дорогу:
– Извините, вам нельзя сюда. Никак нельзя!
– Я должна, понимаете?.. – захлёбываясь слезами, она захлёбывалась и словами: – Он меня… почувствует. Я… помогу ему… Он мой сын…
– Знаю, что сын, знаю! – твердил коллега Ворзонина. – Но никак нельзя. Особенно сейчас.
Павел почувствовал, что сейчас его выход. Обняв Ольгу за плечи, развернул к себе и обнял. Она разрыдалась.
– Успокойся, родная, там без нас разберутся. Ты голодная?
Она посмотрела на него полными слёз глазами:
– Как ты можешь про еду?! Как ты можешь?! Сначала исчез Аркадий, потом…
– Могу! – уверенно произнёс Павел. – Я твой друг и поэтому могу.
– Что?! Ты – мой друг?! По-настоящему мне друг – мой муж!.. А что вы понимаете? Какой он…
– Ты что, Олюнь? Я наоборот хотел! Как лучше…
– Ой, да ладно! – она взглянула в его глаза. – Ну вот кто тебя просил?! Разве ты умнее остальных? Разве я не догадываюсь, с какой целью ты украл моего мужа?
– Украл мужа?! Что ты говоришь! – попытался обнять её, но она неуклюже освободилась.
– Украл, украл! Не посоветовавшись со мной! Ты подумал, что мне нужна твоя психологическая поддержка? Теперь ты видишь, что затея провалилась, ничего не выгорело. И хочешь изо всех сил… вернуть всё на круги своя! Чтобы всё было по-старому. Раз не по-твоему, так пусть по-старому! Тебе так легче жить! Господи! О чём мы говорим?!
И внезапно разрыдалась так, что упала в истерическом припадке на пол и выгнулась дугой. Павел, как мог, удерживал её. Откуда-то появились медсёстры со шприцами, кто-то прикатил «каталку»…
«Неужели всё это из-за меня?!» – отпечаталось в мозгу Ворзонина после того, как Ольгу увезли в психосоматическое отделение.
Много раз потом он будет вспоминать эти её крики, заплаканные глаза, дрожащие пальцы…
Шелест пионерских галстуков
Нет, «задавили» – это не про него. Задавить призрака невозможно. Так непременно произошло бы, будь он человеком. Сейчас же оказался на заляпанном карамельками и фантиками полу, в уши ворвалась популярная среди школьников того времени песня:
Ребята, надо верить в чудеса,
Когда-нибудь весенним утром ранним
Над океаном алые взметнутся паруса,
И скрипка пропоёт над океаном…
Своего подопечного обнаружил тотчас. Паренёк, зажмурив глаза, сосал из полиэтиленового пакета желтоватую жидкость. Со всех сторон на него сыпались упрёки: «Подпевай, Кохаберчик, не филонь!», «А ты не обоссышься, приятель?», «Ишь, присосался!»