Утро сменилось днем, день – вечером. Только тогда, после взаимных наставлений беречь здоровье и обещаний непременно писать друг другу, супруги нежно распрощались.
Еще накануне Раджлокхи поднялась с постели. Сегодня, завернувшись в теплую шаль, она играла в карты с Бинодини и выглядела совсем здоровой. Мохендро вошел в комнату и, даже не взглянув на Бинодини, сказал:
– Ма, у нас начинаются ночные дежурства, и я временно поселюсь недалеко от колледжа. Сегодня я переезжаю.
– Поезжай, – обиженно отвечала Раджлокхи, – раз это нужно для занятий. Зачем тебе оставаться дома?
Узнав, что Мохендро уезжает, Раджлокхи снова почувствовала себя больной и слабой.
– Передай мне подушку, дочка, – обратилась она к Бинодини.
Раджлокхи прилегла, и Бинодини стала растирать ей ноги.
Мохендро хотел проверить пульс, но мать отстранила его:
– Пульс очень слабый, ты не найдешь его. Но я здорова, не беспокойся.
В изнеможении она откинулась на подушки.
Мохендро низко склонился перед Раджлокхи и ушел, так и не сказав Бинодини ни слова на прощанье.
Глава 19
Бинодини недоумевала. «Что это? Обида, досада или страх? – спрашивала она себя. – Хочет показать, что я ему безразлична? Уезжает. Что ж, посмотрим, сколько он выдержит!»
На душе у Бинодини было неспокойно. Лишившись возможности поддразнивать Мохендро, она почувствовала растерянность. Домашние дела потеряли для нее всякую привлекательность. Аша тоже стала ей безразлична. Нежность Мохендро к Аше всегда больно ранила лишенную радостей любви Бинодини. Поэтому отъезд Мохендро вызвал в ней и досаду, и жгучую радость. Бинодини не могла как следует разобраться, любит она или ненавидит Мохендро, ведь это из-за него она потеряла свое место в жизни. Ради глупенькой, пустой Аши Мохендро отверг такую женщину, как она. Бинодини еще не знала, будет она жестоко мстить или отдаст ему свое сердце. Мохендро зажег в ее душе пламя, но она не могла понять, было то пламя ненависти или любви, или и то и другое вместе.
«Ни одной женщине, наверное, не случалось бывать в таком положении, – говорила она себе с горькой усмешкой. – Сама ведь не знаю, чего мне больше хочется: погибнуть или его погубить». Но в обоих случаях ей нужен был Мохендро. Ее огненная, напоенная ядом стрела настигнет его повсюду. «Куда он уйдет? Он вернется! Он мой!» – повторяла Бинодини, глубоко вздыхая.
Вечером под предлогом уборки Аша пробралась в комнату мужа. Она протерла кресло, спинка которого была вся в пятнах от напомаженной головы Мохендро, вытерла заваленный бумагами стол, книги, картины. Так, перебирая вещи Мохендро, перекладывая их с места на место, Аша коротала этот одинокий вечер. Бинодини тихо вошла и стала рядом с ней. Аша немного смутилась, перестала убирать и сделала вид, будто что-то ищет.
– Что с тобой, дорогая? – с серьезным видом спросила Бинодини.
– Ничего. – Аша скривила губы в улыбке.
Тогда Бинодини обняла ее и спросила:
– Скажи мне, почему твой муж так внезапно уехал?
Аша вздрогнула.
– Ты же знаешь. Уехал потому, что ему нужно быть в колледже…
Бинодини взяла Ашу за подбородок и, как будто с искренним сочувствием, долго и внимательно всматривалась в ее лицо. Потом глубоко вздохнула.
Сердце Аши сжалось. Она ведь считала себя глупой, а Бинодини – умницей! Когда Аша увидела выражение лица Бинодини, весь мир померк в ее глазах. Она не решалась ни о чем расспрашивать и молча опустилась на тахту. Бинодини села рядом, крепко обняла ее и прижала к своей груди. Тут Аша не выдержала и разрыдалась. Под окнами слепой нищий пел под аккомпанемент тамбурина:
О, благослови меня, мать!
О, спаси, избавленье дающая!
Пришел Бихари. Он хотел зайти в комнату Мохендро, но замер на пороге, увидев Ашу, плачущую в объятиях Бинодини, которая нежно утирала ей слезы. Бихари поспешил войти в соседнюю пустую комнату и там сел, обхватив голову руками. Он пытался догадаться, почему Аша плачет. Какое чудовище заставило плакать ее, эту девочку, которая никому не может причинить зла! Он видел, как утешала ее Бинодини, и еще раз поверил в то, что ошибся в этой женщине.
«Участлива, внимательна, бескорыстно верна подруге – настоящая богиня, сошедшая на землю», – думал он.
Бихари долго сидел в темноте. Наконец, когда песня слепого за окном смолкла, ои, покашливая, появился на пороге комнаты. Аша накинула на голову покрывало и торопливо скрылась в онтохпуре.
Едва Бихари вошел, как Бинодини воскликнула:
– Что с вами, Бихари-бабу? Не больны ли вы?
– Нет.
– Почему же у вас красные глаза?
– Биноди-ботхан, куда делся Мохендро? – спросил Бихари, не отвечая на ее вопрос.
Бинодини сразу сделалась серьезной.
– Я слышала, у него много работы в больнице, поэтому он сейчас поселился недалеко от колледжа. Разрешите мне пройти, Бихари…
По рассеянности Бихари продолжал стоять на пороге, загораживая выход. Он очнулся от своих мыслей и поспешно отошел в сторону. Только сейчас ему вдруг пришло в голову, что разговаривать с Бинодини во внешней половине дома, в вечернее время, да еще наедине просто неприлично. Что подумают люди? Бинодини уже собиралась выйти, когда Бихари торопливо сказал:
– Биноди-ботхан, берегите Ашу. Она так простосердечна, ей и в голову не придет обидеть кого-нибудь, она даже себя не умеет уберечь от ударов судьбы…
В темноте Бихари не видел, как молния ненависти скользнула по лицу Бинодини. Наконец-то она поняла, что Бихари сочувствует одной только Аше! Бинодини для него – ничто! Защищать Ашу, убирать тернии с пути Аши, заботиться о счастье Аши – этим он только и дышит! Уважаемый господин Мохендро женился на милой Аше, которая «так простосердечна», поэтому Бинодини должна дичать среди обезьян в джунглях Барашата! Уважаемый господин Бихари не может видеть слез на глазах невинной Аши, поэтому Бинодини должна быть всегда готова утирать ей слезы! О, когда-нибудь она заставит и этого Мохендро, и этого Бихари ползать за ней в пыли вместе с ее тенью!
Аша – и Бинодини! Разве можно их сравнивать! Злая судьба не дала красоте Бинодини одержать полной победы ни над одним мужским сердцем, и раскаленные стрелы этой красоты сделались теперь смертельными.
– Будьте спокойны, Бихари-бабу, – ласково сказала Бинодини. – Я позабочусь о моей Аше.
Глава 20
Прошло несколько дней, и в студенческое общежитие, где поселился теперь Мохендро, на его имя пришло коротенькое письмо, написанное знакомым почерком. Он не стал читать его днем, среди шума и суеты, а спрятал в карман, ближе к сердцу. В течение дня, слушая лекции и делая обход по палатам, он все время помнил, что на его груди дремлет крылатая вестница любви. Стоит только разбудить ее – и она пропоет Мохендро свою прекрасную песню.
Вечером у себя в комнате Мохендро зажег лампу и с чувством облегчения опустился в кресло. Он вынул из кармана согретое теплом собственного тела письмо, какое-то время не открывал его, внимательно разглядывая надпись на конверте. Он знал заранее, что в письме нет ничего особенного. Аша не умела хорошо выражать то, что чувствовала. По неровным буковкам и кривым строчкам можно было только догадаться о тех нежных словах, которые теснились в ее сердце. Читая свое имя, старательно выведенное неуверенной рукой, он словно слышал какую-то мелодию, – это была вечная песня женского сердца, песня любви, долетавшая, казалось, с заоблачных высот.
За несколько дней разлуки Мохендро совершенно забыл о мучительной натянутости последних встреч с Ашей, и счастливые воспоминания о ее бесхитростной нежности снова засияли перед ним. Забыл Мохендро и о беспорядке в домашних делах, который особенно раздражал его последнее время, и теперь перед его восторженным взором стоял образ Аши, озаренный чистым светом любви и радости.
Очень осторожно Мохендро разорвал конверт, вынул письмо и приложил его ко лбу. Как-то он подарил Аше духи, и сейчас их аромат, словно вздох любимой, донесся до него. Мохендро стал читать. Что это? Почерк, конечно, скверный, но зато как безупречен стиль! Буквы неровны – но слова?!
«Любимый, – писала Аша, – не знаю, зачем этим письмом я напоминаю тебе о той, из-за которой ты уехал, чтобы забыть ее. Лиана, которую ты оторвал от своей одежды и отшвырнул прочь, позабыв стыд, снова пытается уцепиться за тебя. О, зачем она не превратилась в пыль!
Если бы это случилось, о таком пустяке и горевать не стоило бы, господин мой! Но, может, иногда ты хоть вспоминал бы о ней. Может, пожалел бы немного. Твое равнодушие ранит меня, как нож, вонзенный в сердце. Ночью ли, днем ли, за любым делом, среди любых забот я чувствую эту боль. Дай лекарство, которое помогло бы мне забыть так, как позабыл ты!
Господин мой, виновата ли я, что ты полюбил меня? Мне и во сне не снилось такое счастье. Да и кто я такая, откуда я взялась, чтобы осмелиться стать твоей женой?
Если бы ты не пожелал видеть меня, если бы пришлось мне, как рабыне, прислуживать тебе, без надежды на награду, я и тогда не стала бы жаловаться. Какие несуществующие достоинства открыл ты во мне, дорогой мой, за что полюбил меня? А если уж суждено было в ясный день сверкнуть молнии, то почему она лишь обожгла меня? Почему не обратила в пепел душу мою и тело?
За эти два дня я много выстрадала, много передумала, но одного так и не поняла: неужели ты не мог избавиться от меня, оставаясь дома? Совершенно незачем было уезжать куда-то. Разве я стесняю тебя? В самом дальнем углу твоего дома скрылась бы я – и никогда не попалась бы тебе на глаза.
Зачем же, зачем ты ушел из дома? Лучше уйти мне, – из неизвестности я появилась, в неизвестности и скроюсь…»
Мохендро знал, кто автор этих строк. Ошеломленный, он застыл с письмом в руках. Мысли его неслись по строчкам, как поезд, отталкивались от них и спутывались в какой-то удивительно сложный невообразимый клубок. Долго сидел он в задумчивости, потом снова перечитал письмо. Зарницы, которые раньше вспыхивали где-то в дальнем уголке его сознания, сделались близкими и яркими. Огненный след кометы, тенью мелькнувшей в небе его жизни, теперь стал отчетливо виден.