– Ты должен показаться врачу, отец, – сказала она. – Всякий пустяк губительно сказывается на твоем здоровье. Тебе нужно подлечиться.
Оннода-бабу почувствовал облегчение. Несмотря на все то, что Хемнолини только что услыхала, она беспокоилась о здоровье отца. Камень свалился с его души. В другой раз он, пожалуй, попытался бы избежать разговора о своей болезни, но сегодня не стал этого делать и сказал:
– Показаться врачу? Прекрасная мысль! Не послать ли сейчас за Нолинакхо, как ты считаешь?
Упоминание о Нолинакхо смутило Хемнолини. Теперь в присутствии отца ей будет трудно держаться с молодым человеком непринужденно, как прежде. Но она сказала:
– Хорошо, я пошлю за ним.
Видя, что душевное спокойствие Хем ничем не нарушено, Оннода-бабу набрался смелости.
– Хем, этот случай с Ромешем…
– Отец, становится жарко… Идем… идем в дом. – И, не дав отцу возразить, девушка взяла его под руку и увела в комнату. Там она усадила его в кресло, укутала, дала ему газету. Затем вынула из футляра очки, надела отцу на нос и сказала: – Читай, папа. Я скоро вернусь.
Оннода-бабу, как послушный мальчик, попытался выполнить приказание Хемнолини, но тревога за дочь мешала ему сосредоточиться. В конце концов он отложил газету и пошел искать Хемнолини. Подойдя к ее комнате, Оннода-бабу обнаружил, что дверь заперта на ключ, хотя время было еще раннее.
Тогда он вышел на веранду и стал ходить из угла в угол. Немного погодя он снова отправился к Хемнолини, но и на этот раз дверь ее комнаты оказалась запертой. Утомленный Оннода-бабу вернулся на веранду, тяжело опустился в кресло и стал нервно теребить волосы.
Вскоре явился Нолинакхо. Осмотрев Онноду-бабу, он назначил курс лечения, а затем обратился к Хемнолини:
– Скажите, что-нибудь волнует вашего отца?
Хем ответила утвердительно.
– Ему необходим, насколько это возможно, полный душевный покой, – сказал Нолинакхо. – То же переживаю и я со своей матерью. Ее волнует любая мелочь, а это пагубно сказывается на здоровье. Вчера из-за пустяка она не могла уснуть всю ночь. Я стараюсь ее не волновать, но мир так устроен, что не всегда это возможно.
– Вы плохо выглядите сегодня, – заметила Хемнолини.
– Нет, я чувствую себя прекрасно, – возразил Нолинакхо. – Я не привык болеть. Но вчера я поздно лег, поэтому, быть может, и выгляжу усталым.
– Было бы лучше, если бы рядом с вашей матерью всегда находилась женщина, которая ухаживала бы за ней. Вы – один, у вас много работы, и, конечно, вы не в состоянии ухаживать за ней, как нужно.
Хемнолини непринужденно произнесла эту фразу, не вкладывая в нее никакого иного смысла. Но тут же у нее мелькнула мысль, что Нолинакхо может понять ее слова как намек, и девушка покраснела от смущения.
Нолинакхо, заметив внезапное замешательство Хемнолини, невольно вспомнил свой разговор с матерью.
– Было бы хорошо, если бы при ней всегда была служанка, – поспешила пояснить девушка.
– Я много раз предлагал ей это, пытался уговорить, но мать ни за что не соглашается. Она очень ревностно относится к кастовой чистоте и в этом отношении не доверяет прислуге. Такой уж у нее характер: никогда не воспользуется услугами, если их оказывают ей не добровольно.
На это Хемнолини не могла ничего ответить. Немного погодя она заговорила снова:
– Я стараюсь следовать вашим наставлениям. Но, сталкиваясь с препятствиями, отступаю. Боюсь, что я безнадежна и никогда не смогу обрести душевного покоя и твердости. Скажите, неужели удары, которые наносит жизнь, всегда будут выводить меня из равновесия?
Печаль и горе, звучавшие в словах Хемнолини, заставили Нолинакхо призадуматься.
– Не отчаивайтесь, – сказал он. – Помните, что препятствия, возникающие на жизненном пути, являются испытанием душевной твердости и стойкости человека.
– Не могли бы вы зайти к нам завтра утром, – попросила Хемнолини. – Ваша поддержка придает мне силы.
В лице Нолинакхо, в его голосе было столько нерушимого покоя! В нем Хемнолини искала свое спасение. После ухода Нолинакхо девушка несколько успокоилась.
Стоя на веранде, прилегающей к ее спальне, она смотрела на мир, залитый лучами зимнего солнца. В блеске солнечного дня перед ней расстилалась исполненная труда и отдохновения, полная сил и умиротворения вселенная, где необузданность желаний сочетается с воздержанностью. Всем своим измученным сердцем Хемнолини чувствовала величие мира. Свет солнца, бесконечно яркая лазурь неба, казалось, посылали душе Хемнолини глубокое и вечное благословение мира.
Хемнолини думала о матери Нолинакхо. Девушка догадывалась, почему взволнованная Кхемонкори не спала прошлую ночь. Первое потрясение и страх, вызванные предложением выйти замуж за Нолинакхо, прошли. И в душе Хемнолини росла горячая привязанность к нему, но в этой привязанности не было ни страданий, ни беспокойных порывов истинной любви. Молодому человеку, который весь ушел в себя, конечно, не нужна любовь женщины, но ему, как и всем, необходима человеческая забота. Кто будет заботиться о нем – ведь мать его стара и слаба. А жизнь Нолинакхо в этом мире достойна уважения! Чтобы служить такому человеку, надо благоговеть перед ним.
То, что она услышала сегодня о Ромеше, явилось тяжелым испытанием для любящего сердца девушки. И ей пришлось собрать все свои душевные силы, чтобы выдержать этот жестокий удар. Теперь ей казалось унизительным страдать из-за Ромеша. Она не хотела ни осуждать, ни обвинять его.
Земля продолжает неизменно вращаться, в то время как миллионы людей совершают плохие и хорошие поступки, и Хемнолини вовсе не собиралась осуждать кого бы то ни было. Она не хотела думать о Ромеше. Иногда она вспоминала погибшую Комолу, и ей становилось страшно. Она мысленно спрашивала себя, какая связь между ней и несчастной самоубийцей. Стыд, гнев, жалость сжимали сердце Хемнолини. Молитвенно сложив руки, она обращалась к богу: – О всевышний, почему я так страдаю? Чем я виновата? Сними с меня эти оковы, милосердный, разорви их! Мне ничего не нужно, только бы жить спокойно в мире твоем!
Онноде-бабу не терпелось узнать, как отнеслась Хемнолини к тому, что рассказал Окхой, но у него не хватало смелости спросить ее об этом. Хемнолини сидела на веранде с вышиванием. Несколько раз Оннода-бабу проходил мимо, но, глядя на задумчивое лицо дочери, не решался заговорить.
Только вечером, когда Хемнолини поила его молоком с лекарством, которое прописал врач, он наконец набрался духу.
– Убери, пожалуйста, свет, – попросил он дочь. И когда комната погрузилась во мрак, Оннода-бабу начал разговор: – А этот старик, кажется, хороший человек…
Хемнолини ничего не ответила.
Другого вступления Оннода-бабу придумать не мог и прямо перешел к делу.
– Я удивлен поведением Ромеша. Много было толков о нем… Но я до сих пор им не верил. Однако теперь…
– Отец, оставим этот разговор, – печально прервала его Хемнолини.
– Дорогая, мне тоже не хочется говорить об этом! Но, увы, посуди сама, волею создателя все наши радости и несчастья связаны с этим человеком, и мы не можем безразлично относиться к его поступкам.
– Нет, нет, – взволнованно возразила девушка, – зачем наше счастье ставить в зависимость от того или иного человека! Отец, я совершенно спокойна. Мне совестно, что ты напрасно беспокоишься обо мне.
– Хем, – продолжал Оннода-бабу, – я стар, но мне не найти покоя, пока ты не устроишь свою жизнь. Я не хочу, чтобы ты стала отшельницей.
Девушка молчала.
– Пойми, дорогая, – уговаривал Оннода-бабу, – конечно, ты испытала тяжелое разочарование, но все же не следует отвергать те блага, которые предлагает тебе жизнь. Сейчас ты замкнулась в своем горе и не можешь знать, что сделает тебя счастливой и полезной в жизни. Я же все время думаю о твоем благополучии. И знаю, что принесет тебе счастье и успокоение. Не пренебрегай моими словами.
Из глаз Хемнолини полились слезы.
– Не говори так, отец. Я не отвергаю твоего предложения и поступлю так, как ты укажешь. Только дай мне время очистить свою душу от сомнений и подготовиться.
Оннода-бабу в темноте прикоснулся к мокрому от слез лицу дочери и погладил ее по голове. Больше он не сказал ни слова.
На следующее утро, когда Оннода-бабу и Хемнолини пили в саду под деревом чай, вновь появился Окхой. Оннода-бабу вопросительно взглянул на него.
– Пока никаких следов, – сказал Окхой, беря чашку чаю и усаживаясь. – Некоторые вещи Комолы и Ромеша до сих пор находятся у господина Чоккроборти, – медленно продолжал он. – Он не знает, куда послать их. Несомненно, Ромеш-бабу, когда узнает, где вы, не замедлит приехать. Тогда вы…
– Окхой, – неожиданно для всех гневно перебил его Оннода-бабу, – ты совсем лишен здравого смысла. Зачем Ромешу приходить к нам? И почему я должен заботиться о его вещах?
– Боюсь, что вы ошибаетесь или несправедливы к нему. Ромеш-бабу сейчас уже раскаялся в своем поступке, – начал оправдываться Окхой. – Разве не долг старых друзей поддержать его? Можно ли покинуть его в такую минуту?
– Окхой, – отвечал Оннода-бабу, – ты только портишь нам настроение, все время возвращаясь к разговору о нем. Сделай милость, никогда больше не вспоминай о Ромеше.
– Отец, не волнуйся, – нежно промолвила Хемнолини. – Тебе вредно. Окхой-бабу может говорить все, что хочет. В этом нет ничего плохого.
– Нет, нет, простите меня, – извинялся Окхой. – Я не понял всего.
Глава 54
Мукундо-бабу с семьей решил уехать из Бенареса в Мирут. Все вещи уже были упакованы, и отъезд назначили на утро следующего дня. Но Комола все еще надеялась, что какое-нибудь событие помешает отъезду, или, может быть, доктор Нолинакхо еще раз навестит своего пациента. Но не случилось ни того, ни другого.
Нобинкали боялась, что в суматохе Комола сможет исчезнуть, и не отпускала ее ни на шаг от себя. Всю работу по упаковке вещей взвалили на девушку. Доведенная до отчаянья, Комола мечтала заболеть, чтобы Нобинкали не могла ув