езти ее с собой. И, может быть, для оказания помощи к ней пригласят небезызвестного доктора. И если ей суждено будет умереть, она сможет отойти в мир иной, почтительно взяв прах от ног своего супруга. Комола грезила об этом, закрыв глаза.
Последнюю ночь Комола спала в комнате Нобинкали, а на следующий день на вокзал поехала в ее экипаже. Мукундо-бабу ехал во втором классе, Нобинкали с Комолой устроились в купе для женщин.
Наконец поезд тронулся. Свисток паровоза разрывал сердце Комолы – так обезумевший слон в неистовстве клыками рвет лианы. Девушка жадно смотрела на проносящийся за окнами вагона город.
– Где коробочка с бетелем? – послышался голос Нобинкали.
Комола подала ей коробочку.
– Так и знала! – гневно воскликнула хозяйка. – Ты забыла положить известь. Как прикажешь мне поступить с тобой! Если я сама не позабочусь, то все делается не так. Дьявол в тебя вселился, что ли? Ты нарочно злишь меня. Сегодня нет соли в овощах, завтра паеш[96] отдает землей. Думаешь, мы не понимаем твоих проделок? Вот погоди, приедем в Мирут, я тебе покажу!
Когда поезд проезжал по мосту, Комола высунулась из окна, чтобы в последний раз взглянуть на Бенарес, раскинувшийся по берегу Ганги. Она не знала, в какой части города дом Нолинакхо. Но мелькавшие перед ее глазами в быстром беге поезда набережные, здания, островерхие храмы – все казалось наполнено его присутствием, все было бесконечно мило ее сердцу.
– Чего ты высовываешься из окна, – послышался окрик. – Ты ведь не птица! Без крыльев не улетишь.
Когда Бенарес скрылся вдали, Комола села на свое место и, задумавшись, стала смотреть в небо.
Наконец поезд прибыл в Моголшорай. Комола шла как во сне. Она не замечала ни шума вокзала, ни сутолоки. Как во сне она пересела с одного поезда на другой.
Близилось время отхода поезда, как вдруг Комола услышала хорошо знакомый голос и вздрогнула.
– Ма, – окликнули ее.
Комола обернулась, выглянула на платформу и увидела Умеша. Радость осветила ее лицо.
– Это ты, Умеш!
Мальчик открыл дверь купе, и в то же мгновенье Комола очутилась на платформе, а Умеш, почтительно склонившись к ее ногам, приветствовал ее. Его лицо расплылось в улыбке.
В ту же секунду кондуктор захлопнул дверь купе.
– Комола, что ты делаешь! – кричала Нобинкали, беснуясь в купе. – Поезд отходит! Садись скорее!
Но Комола ничего не слышала. Раздался свисток, паровоз запыхтел, и поезд тронулся.
– Откуда ты, Умеш? – спросила Комола мальчика.
– Из Газипура.
– Все здоровы? Как дядя? – засыпала девушка его вопросами.
– Он хорошо себя чувствует.
– А как поживает моя диди?
– Она из-за тебя все глаза выплакала, ма.
Комола не могла сдержать слез.
– Как Уми? Вспоминает ли она еще свою тетю?
– Пока ей не наденут браслеты, которые ты подарила, ни за что не станет пить молока, – отвечал Умеш. – А как наденет их, начинает размахивать ручонками и кричать: «Тетя уехала». А мать, глядя на нее, все плачет.
– Почему ты здесь? – продолжала спрашивать Комола.
– Мне надоело жить в Газипуре, вот я и уехал.
– Куда же ты теперь направляешься?
– Поеду вместе с тобой, ма.
– Но у меня нет ни пайсы!
– Зато у меня есть.
– Откуда? – удивилась Комола.
– Помнишь, ты дала мне пять рупий, я не истратил их, – ответил Умеш, доставая из узелка деньги.
– Тогда пошли. Мы едем в Бенарес. Этих денег хватит на два билета?
– Конечно, – ответил Умеш и вскоре принес билеты. Поезд с минуты на минуту должен был отойти. Умеш посадил Комолу в купе для женщин, сказав, что поедет в соседнем.
– А теперь куда мы пойдем? – спросила Комола, когда они вышли в Бенаресе из поезда.
– Об этом не беспокойся, ма, – сказал Умеш. – Я знаю хорошее место.
– Хорошее место? Откуда же ты знаешь? – изумилась Комола.
– Я здесь все знаю. Вот увидишь, куда я тебя приведу. – С этими словами Умеш помог Комоле сесть в экипаж, который он нанял, а сам уселся на козлы. Когда экипаж остановился, Умеш, слезая с козел, крикнул:
– Вот мы и приехали.
Выйдя из экипажа, Комола пошла за мальчиком.
– Дедушка! – крикнул Умеш, когда они вошли в дом. Из соседней комнаты раздался голос:
– Неужели это Умеш? Откуда ты?
И в следующее мгновенье сам дядя Чоккроборти с хуккой в руках появился в дверях комнаты. Лицо Умеша расплылось в довольной улыбке, а изумленная Комола упала на землю перед дядей, совершая пронам. Чоккроборти не мог вымолвить ни слова, он не знал, что говорить, куда поставить хукку. Наконец он, взяв Комолу за подбородок, поднял ее смущенное лицо и сказал:
– Ты вернулась к нам, девочка. Идем, идем наверх. Шойла, Шойла! Посмотри, кто приехал! – закричал он.
Шойлоджа быстро спустилась по лестнице на веранду. Комола взяла прах от ног диди, приветствуя ее. Шойла порывисто заключила девушку в свои объятия и поцеловала в лоб. Слезы текли по щекам молодой женщины.
– Дорогая моя, мы так горевали о тебе!
– Не надо об этом, – прервал дочь Чоккроборти. – Лучше позаботься о том, чтобы она вымылась и поела.
В это время с криком «тетя, тетя», протягивая ручонки к Комоле, вбежала Уми. Комола подхватила ее на руки и, жадно целуя, прижала к груди.
Шойлоджа не могла без слез смотреть на Комолу, непричесанную, в грязной одежде. Она потащила ее с собой и, когда Комола выкупалась, заставила ее надеть свое лучшее сари.
– Ты, видно, плохо спала ночь, – сказала она, когда Комола переоделась. – У тебя совсем ввалились глаза. Сейчас же ложись отдохни. А я пойду приготовлю чего-нибудь поесть.
– Нет, диди, – запротестовала Комола, – я тоже пойду с тобой на кухню.
Шойлоджа не стала спорить, и подруги вместе занялись стряпней.
Когда Чоккроборти, по совету Окхоя, собрался в Бенарес, Шойлоджа сказала ему:
– Отец, я тоже поеду с тобой.
– Но ведь Бипину сейчас не дадут отпуска, – ответил дядя.
– Ну и что же, я поеду одна. Мама позаботится о нем.
До этого Шойла никогда не расставалась с мужем.
Дядя согласился, и они вместе отправились в Бенарес.
В Бенаресе на вокзале они увидели, что вместе с ними с поезда сошел и Умеш. «А ты зачем приехал?» – с удивлением в один голос воскликнули дядя и дочь. Оказалось, что Умеш приехал с той же целью, что и они. Умеш помогал по хозяйству жене Чоккроборти, и, зная, что неожиданное его исчезновение разгневает хозяйку, дядя и Шойлоджа с большим трудом уговорили его вернуться.
Читателю уже известно, что случилось после. Умеш не мог оставаться в Газипуре. В один прекрасный день он взял деньги, которые дала ему хозяйка, отправляя на рынок, переехал на другой берег Ганги и появился на вокзале, где и встретил Комолу. В тот день жена Чоккроборти напрасно ждала мальчика.
Глава 55
Через день Окхой снова посетил дом Чоккроборти. Дядя решил не рассказывать ему о том, что Комола нашлась. Он уже догадывался, что Окхой не друг Ромешу.
Никто не расспрашивал Комолу, почему она ушла из дому и где жила все это время. Все было так, словно Комола несколько дней назад приехала с Чоккроборти в Бенарес. Нянька Уми, Лочхомония, собиралась упрекнуть Комолу, но дядя тотчас же отозвал ее и строго-настрого приказал не делать этого.
Ночью Шойлоджа положила Комолу спать с собой. Она нежно обняла девушку, безмолвно призывая ее поведать о своем тайном горе.
– Диди, что вы тогда подумали? – спросила Комола. – Наверно, сердились на меня?
– Неужели ты думаешь, мы не понимали, что ты никогда не решилась бы на этот страшный шаг, будь у тебя другой выход, – ответила Шойла, – мы лишь горевали о том, что бог заставляет тебя столько страдать. Почему он наказывает тех, кто не совершил никакого преступления?
– Ты готова выслушать все, что я расскажу тебе?
– Конечно, сестра, – ответила Шойла. Голос ее был полон любви и сочувствия к Комоле.
– Я и сама не пойму, почему раньше не открылась тебе, – начала Комола. – В то время я не могла ни о чем думать. Случившееся, словно громом, поразило меня, от стыда я даже не смела смотреть всем вам в глаза. У меня нет ни матери, ни сестры. Ты, диди, заменила их мне. Поэтому я расскажу тебе то, чего еще никому не говорила.
Комоле трудно было рассказывать лежа, и она села на постели. Шойла уселась напротив. И вот в темноте Комола рассказала подруге все, что произошло с ней после свадьбы.
Услышав, что девушка до свадьбы и в брачную ночь ни разу не взглянула на мужа, Шойла воскликнула:
– Вот уж не думала, что ты такая глупенькая! Я была моложе тебя, когда выходила замуж, но ни капли не смущалась и ни разу не упустила возможности получше разглядеть своего жениха.
– То было не смущение, диди. Все считали, что я засиделась в невестах, и вдруг свадьба. Подруги дразнили меня. Я ни разу не посмотрела в его сторону, боялась, как бы не подумали, что я очень радуюсь замужеству. Более того, казалось унизительным и недостойным чувствовать интерес к нему даже в глубине души. И сейчас я горько расплачиваюсь за это. – Комола помолчала, затем снова заговорила: – Тебе же известно, что после свадьбы мы потерпели крушение на Ганге, ты знаешь, как мы спаслись. Когда я рассказывала тебе об этом, я еще не знала, что человек, который спас меня и в дом которого я попала, не был моим мужем.
Шойла вскочила, бросилась к Комоле и прижала ее к себе.
– Бедная ты моя! Теперь я все понимаю. Надо же случиться такому несчастью!
– Да, диди, всевышний спас меня лишь для того, чтобы подвергнуть новой опасности.
– А Ромеш-бабу тоже ни о чем не догадывался?
– Однажды после свадьбы он назвал меня Шушилой. Я спросила его, почему все в доме так называют меня, ведь мое имя Комола. Теперь я догадываюсь, что тогда он, по всей вероятности, и понял свою ошибку. Как только я вспоминаю дни, проведенные с ним, мной овладевает стыд.
Комола замолчала. Но мало-помалу Шойлоджа узнала от нее всю ее историю.