«Звуковую волну? Хоть что-то?»
Нет ответа… И вот дети с морем уходят всё дальше и дальше, и песок быстро течет между пальцами, а меня саму оттягивает куда-то в сторону… Голос вдали звучит всё громче и громче.
«С вами всё в порядке, миссис Эдвардс? Не хотите попить?»
Я попыталась позвать детей, стоявших у моря, но не смогла издать ни звука.
Вместо этого раздался щелчок – они отключили аппаратуру. И голос врача – теперь он был значительно ближе – сказал, что они оставят нас одних.
«На столько, на сколько потребуется».
Он очень мягко повторял это вновь и вновь. А еще говорил, что ему очень-очень жаль.
«Сердцебиение не прослушивается…»
Глава 31
В недалеком прошлом
– Со мной всё в порядке. Правда.
Я повторяла это снова и снова, и вслух, и про себя, а будущее несло мне череду дней, полных рыбных пирогов и суеты. Всех почему-то стало беспокоить, накормлена ли я.
Я хочу сказать, что это был ненастоящий выкидыш. Не совсем. Я повторяла это по очереди и Марку, и Хелен. И тем не менее мне пришлось пройти эту жуткую процедуру чистки. Но ведь всё произошло на таком раннем сроке, что там ничего не могло быть!
«Вы не согласны? Вообще ничего. Мне кажется, они это проделывают со всеми, даже с теми, кто просто запутался в сроках. Скорее всего, я тоже в них запуталась».
У меня было такое ощущение, что, если все прекратят суетиться и поймут, что ничего ужасного не произошло, со мной все будет в полном порядке. Но каждый раз, неожиданно входя в комнату, я заставала в ней шепчущихся Марка и Хелен. Это настолько раздражало меня, что я сделала действительно идиотскую вещь.
– Не подумай, что я не благодарна тебе, Хелен, ты – просто прелесть, но мне пора начинать жить самой. – Даже произнеся эти слова, я так и не поняла, почему это делаю – отсылаю Хелен. – Ничего не говори Марку, но я займусь активными поисками работы. С кулинарией приторможу и посмотрю, какие еще у меня есть варианты. А еще… я действительно хочу помочь Эмме с Тео. Бедняжка, он всё еще молчит, и меня это начинает беспокоить.
Какое-то время Хелен отказывалась уезжать, и я занялась домом, не позволяя ей мне помогать.
«Со мной всё в порядке, правда. Мне необходимо чем-то заняться».
В конце концов она упаковала свой кожаный чемодан и матерчатую сумку, над которой мы так много шутили, и я не могу сказать, кто из нас в тот момент выглядел более расстроенным – она или я.
– Ты уверена, что не хочешь, чтобы я пожила еще?
– Да. Со мной всё в порядке.
– Тогда ладно. Я буду звонить. Каждый день. А ты будешь отвечать на мои звонки. Договорились?
– Договорились.
Я с головой окунулась в проблему Тео и Эммы – и только в этот момент поняла, почему мне было необходимо, чтобы Хелен уехала.
– Значит, она уехала?
– Да, Эмма.
– Что ж… Думается мне, что у нее скопилась масса дел. Там, в Корнуолле. Очень милая дама. Но гораздо старше нас. Когда ты сказала мне, что вы близки, я не думала, что она настолько старше…
С Тео всё было не очень хорошо. Всего один раз Эмма попыталась уговорить его вернуться в сад, и это закончилось катастрофой. По-видимому, она позволила воспитательницам оторвать его, рыдающего, от себя – в надежде, что он «придет в норму», – но через час ей позвонили и сообщили, что мальчик абсолютно безутешен. Позже одна из мам рассказала мне, что кто-то из детей переоделся в полицейского, и Тео, совершенно непонятно почему, буквально слетел с катушек. Эмме вновь пришлось забрать его домой.
«Чего-то мы здесь не понимаем…»
Эти слова я имела глупость произнести в присутствии Хелен, когда она еще была у меня, – и сразу же о них пожалела. Потому что, хотя я и имела в виду какие-то внешние факторы – например, что кто-то в саду издевается над Тео, – реакция Хелен меня испугала.
«Послушай, Софи, мне очень хотелось бы ошибиться, но ты уверена, что у них в доме не происходят какие-то вещи, о которых мы ничего не знаем?»
Ее тон мне совсем не понравился. Но еще больше не понравилось то, что она сказала после этого: что отказ Тео говорить с кем-то, кроме Бена, да и с тем только время от времени, очень похож на то, что называется «избирательным мутизмом»[79]. А еще сказала, что сначала не хотела вмешиваться, но получилось так, что она кое-что знает об этом состоянии, потому что друг ее покойного супруга был детским психиатром. И если она права, то ребенку, и это очевидно, необходима помощь специалиста, а причиной такого состояния почти всегда бывает повышенный уровень тревоги.
Сама я никогда не слышала об избирательном мутизме, и поэтому сразу же отбросила в сторону этот самодеятельный диагноз. Впервые за всё время нашего знакомства Хелен вывела меня из себя. Она настолько явно не хотела сойтись с Эммой, что я даже задумалась, не ревнует ли она меня.
– Я уверена в твоих хороших намерениях, Хелен, но Эмма – прекрасная мать. И что бы ни происходило с Тео, ее вины в этом нет. И дома у них всё в порядке. За это я ручаюсь. Она прилагает массу усилий, чтобы уменьшить его беспокойство. И это эмоционально убивает ее.
– Естественно. Но я ведь и не говорю, что она делает что-то нарочно. Послушай, мне уже жаль, что я начала этот разговор. Я просто хочу сказать, что, если это будет продолжаться, то есть Тео и дальше будет молчать, его надо будет обязательно кому-то показать. А после всех твоих дел мне кажется: это не то, чем тебе стоит сейчас заниматься. Все это может оказаться гораздо сложнее, чем ты думаешь.
– Послушай, Хелен, у меня действительно всё в порядке.
Наверное, именно поэтому мне было необходимо, чтобы она уехала. На тот случай, если вдруг она повторит это же Эмме и расстроит ее. Я всё еще была в шоке от того, что они так и не смогли подружиться. Меня пугала мысль о том, что их неприязнь может выплеснуться наружу.
А потом произошли две абсолютно неожиданные вещи, которые заставили меня взять себя в руки и завязать со всеми этими вредными размышлениями.
Всё началось с большого белого фургона, который временно осложнил проезд по Белфур-стрит. Фургон наполовину заехал на тротуар перед розовым коттеджем Хартли и перекрыл проезд трактору и прицепу, перевозившему запасы сена с фермы по другую сторону долины. Водители успели здорово поцапаться, пока в спор не вмешалась женщина с копной седых волос – она сидела в темном «Фольксвагене Поло», припаркованном дальше по дороге.
Я как раз покупала марки на почте и наблюдала за всем этим в окно, когда кто-то в очереди узнал в этой женщине мать Джил Хартли.
Хочу сказать, что я отнюдь не забыла про нее. И что та сцена продолжала возникать у меня перед глазами каждый вечер, когда я ложилась в постель. Кровь на стене… На моих руках… В моих снах… Скорее, я просто запретила себе думать о родственниках, о тех, кто воспринимал эту трагедию гораздо ближе к сердцу и намного тяжелее.
Мать Джил. Бог ты мой…
В очередной сплетне, распространившейся по Тэдбери, говорилось о том, что возможные финансовые сложности заставили семью сдать коттедж, чтобы иметь возможность оплачивать ипотеку, пока Джил находится в коме. Какая бы ни случилась трагедия, банки и счета не ждали.
«Но кто, черт побери, согласится жить здесь после всего произошедшего?»
Я снова и снова задавала этот вопрос Марку во время наших вечерних разговоров по телефону. Этот же вопрос я задала и Хелен. А вот ответ на него получила быстрее, чем ожидала, – уже через три дня молодая пара с двумя детьми начала выгружать мебель и коробки из большого, взятого напрокат фургона.
– Просто не могу в это поверить. Как они собираются спать по ночам?
Мои вечерние разговоры с Марком становились все длиннее и длиннее. Они были путаными и полными обыденщины. Планы деревенской парковки. Погода. Доход на наши сбережения, который вновь понизился. Я как можно быстрее пыталась заполнить любую возникающую между нами паузу слухами и всякой ерундой, потому что ни один из нас не решался обсудить ту единственную вещь, которая требовала обсуждения. Исчезнувшего ребенка. Или его никогда не было?
Второго малыша, которого мне не было позволено иметь…
– А может быть, они просто не знают, как ты думаешь? Эти новички. Ведь если они из другого района, то и знать обо всём этом никак не могут. Хотя лично меня удивляет мать Джил. Здесь есть некий моральный аспект, не согласен? Ничего не сказать новым постояльцам – я хочу сказать, если они из другого региона…
И опять-таки разгадку я узнала быстрее, чем ожидала, вдруг оказавшись в понедельник на школьной игровой площадке рядом со вновь прибывшей. К моему большому удивлению, ее дети были аккуратно одеты в положенную серо-зеленую форму; и хотя было видно, что они нервничают, оба позволили своим новым учителям увести себя в классы. Девочка, которая была помладше, оказалась в подготовительном вместе с Беном, а мальчик – в первом.
– Надеюсь, что с ними всё будет в порядке. – Голос матери прозвучал так тихо, что сначала я не поняла, говорит ли она со мной или сама с собой.
– Я в этом уверена. Это очень милая школа. Кстати, меня зовут Софи. Мой сын Бен ходит в подготовительный класс. Учительница у них действительно отличная.
– Здо́рово. Спасибо. Я – Шарлотта. Но большинство знакомых называют меня Чарли. Мы только что переехали.
– Да. Я знаю.
Мы направились к воротам, и женщина пошла в ногу со мной.
– Думаю, что люди немного удивлены.
– Простите?
– Что мы переехали в этот дом. Я хочу сказать – так быстро.
– Так, значит, вы знаете, что в нем произошло?
– Конечно. Надеюсь, вы не считаете нас бездушными. Черствыми или какими-то в этом роде… Не буду лукавить: мы довольно долго все обдумывали. И нас, естественно, волнует, как на это отреагируют дети, но, честно говоря, мы уже очень давно пытаемся пристроить их в приличную школу. Купить дом мы себе позволить не можем, а в последней школе над нашим мальчиком издевались. О том, что этот дом сдается, мы узнали от друга. И когда всё взвесили…