Behavioral and Brain Sciences 29: 161–209.
Maguire E., Gadian D., et al. (2000). Navigation-Related Structural Change in the Hippocampi of Taxi Drivers. Proceedings of the National Academy of Sciences 97 (8): 4398-403.
Пираты — люди практичные, по крайней мере в теории, которую выдвинул в 2007 году Питер Т. Лисон, доцент-экономист в Университете Западной Вирджинии. Он придерживается мнения, что некоторыми основополагающими принципами экономики мы обязаны пиратам.
В статье «Пирациональный выбор: экономика нашумевших пиратских практик» Лисон «исследует институты самоуправления у жестоких разбойников путем анализа пиратских законов, а также экономики и организационной структуры пиратского сообщества». Ученого интересуют классические пираты XVII и XVIII веков, а в особенности те из них, кто промышлял у западного побережья Индии и в окрестностях Мадагаскара. Научная работа увидела свет до шокирующих новостей 2008–2009 года, когда оказалось, что капитанов мировых финансов на Уолл-Стрит и в лондонском Сити тоже пьянит опасность и манит дух больших грабежей.
«Благодаря самоуправлению у пиратов царил порядок, и действовали они согласованно. Так возникла одна из наиболее сложно устроенных криминальных организаций в истории, — пишет Лисон. — Чтобы эффективно организовывать бандитские налеты, пиратам требовалось избегать внутренних распрей, сводить к минимуму конфликты между членами отдельных команд и максимизировать прибыль». Пираты, утверждает Лисон, изобрели систему чеков и принцип сальдо, «чтобы обезопасить матросов от капитанов», а также сочинили демократические конституции «для поддержания закона и порядка» в своем профессиональном сообществе. «Примечательно то, — пишет Лисон, — что оба этих нововведения появились у пиратов раньше, чем в Англии или в Соединенных Штатах».
Описание пиратских практик прошлого напоминает рубрику «Делайте как они» в учебнике по экономике и финансам. Успешные морские волки знали, например, как справиться с разрастанием организации: «Многие пиратские команды становились слишком большими и переставали умещаться на одном корабле. Так возникали эскадры… Перед большими экспедициями пиратские корабли объединялись и выступали единым флотом впечатляющего масштаба». Пиратское сообщество понимало, что нельзя позволять сильнейшим забирать все награбленное себе, оставляя слабейших ни с чем. С помощью простых математических моделей Лисон объясняет, как все это работало. «Представьте себе пиратский корабль, где есть капитан и команда, разделенная на две группы матросов». Ученый рассматривает это ситуацию в контексте теории игр — как пример игры с полной, но несовершенной информацией. «Капитан делает первый ход — решает, ограбить ему свою команду или нет. Если он ограбит обе группы матросов одновременно, те объединятся и выбросят его за борт. Такой сценарий капитана не устраивает. За один раз он может ограбить только одну группу».
В работе теоретически просчитываются последствия каждого возможного выбора. Все они сведены в таблицы «Угроза обмана со стороны капитана» и «Сальдо и чеки у пиратов: как застраховаться от капитанского произвола». Разбирая их строчка за строчкой, можно проникнуться духом пиратской бухгалтерии. А также понять, как же была устроена экономическая жизнь сообщества — со всеми ее множественными точками равновесия и матожиданиями выигрышей.
Вывод очевиден: пиратские организации постепенно пришли (по теории Лисона) к такому режиму существования, который уберегал их от саморазрушения. В этом режиме они грабили сообщество непиратов все более и более эффективно.
Leeson P. T. (2010). Pirational Choice: The Economics of Infamous Pirate Practices. Journal of Economic Behavior and Organization 76 (3): 497–510.
— (2007). Trading with Bandits. Journal of Law and Economics 50 (2): 303-21.
— (2009). The Invisible Hook: The Law and Economics of Pirate Tolerance. New York University Journal of Law and Liberty 4: 139-71.
— and Coyne С. (2006) The Economics of Computer Hacking. Journal of Law, Economics and Policy 1(2): 511-32.
РЕКОМЕНДУЕМ
Джон Гриффин и Цзинь Сюй. «Так ли умны эти умники? Уникальный взгляд на проблему акций хедж-фондов». Опубликовано в журнале Review of Financial Studies в 2009 году.
Авторы (один из них — сотрудник Университета Техаса, другой работает в компании Zebra Capital Management) сообщают: «Мы предлагаем подробный анализ того, зачем хедж-фондам акции, купленные при игре на повышение, и какую прибыль они приносят. Вообще говоря, наше исследование ставит под вопрос компетентность менеджеров хедж-фондов».
Среди исследователей игры «камень-ножницы-бумага» ничтожно мало специалистов по обезьянам. Этот факт и объясняет, почему до 2005 года не выходило ни одной научной работы о макаках, играющих в эту увлекательную игру.
Дэйол Ли, Бенджамин П. Макгриви и Доминик Дж. Барракло из Университета Рочестера в Нью-Йорке выпустили в свет первый и единственный труд на эту тему — «Обучение и принятие решений в ходе игры „камень-ножницы-бумага“ у обезьян». Ли, ведущий автор, с тех пор успел сменить Рочестерский университет на Йельский, где он ныне — доцент-нейробиолог.
Подопытными были самцы макак-резусов. Никто не объяснял им правил игры: камень ломает ножницы, ножницы режут бумагу, бумага накрывает камень. Учёные желали увидеть, как обезьяны придут к этому сами методом проб и ошибок, играя снова и снова. Если макаке везло, она получала неожиданное вознаграждение — капля сока после ничьей и две капли за победу. В случае проигрыша она не получала ничего (даже неодобрения).
По причинам, о которых в статье умалчивается, ученые предпочли реальным камню, ножницам и бумаге знаки на дисплее компьютера: одна композиция из точек и кружков означала «камень», другая — «ножницы», третья — «бумагу». Но макакам все равно не объясняли, что чему соответствует.
Эксперимент проходил в обстановке, хорошо знакомой геймерам со стажем. Каждую обезьяну усаживали на стул, лицом к монитору, где вспыхивали знаки ножниц, бумаги и камня. От резусов никто не ждал, что они станут складывать фигуры из пальцев, как это делают люди, играя в «камень-ножницы-бумагу». Животным всего-то и нужно было, что скосить взгляд в сторону подходящего символа на экране. Движения глаз распознавали автоматически с помощью высокоскоростного аппарата Thomas-ЕТ49, изготовленного в Германии. Выбор, который делала макака, заносился в электронный журнал.
Резусов было всего двое, но они потрудились на славу.
Первый из них играл 41 день подряд и выдержал в общей сложности 87 200 раундов (2127 раундов в сутки). Для другого резуса игра продолжалась 52 дня, но играл он медленнее: 1589 раундов в сутки, 82 661 раунд в общей сложности. За долгое время тестирования обе обезьяны примерно одинаковое число раз выбирали «бумагу» и «ножницы», но испытывали несколько иррациональное недоверие к «камню».
С точки зрения экономической теории, поведение резусов заслуживает критики: «Каждое животное из-за своей идиосинкразии заметно отклонялось от равновесия Нэша». Это равновесие придумал математик по имени Джон Форбс Нэш, который в 1994 году стал лауреатом Нобелевской премии по экономике «за пионерский анализ равновесия в некооперативных играх». Ему также посвящен фильм 2001 года «Игры разума».
В распоряжении ученых было всего две обезьяны. Поэтому Дэйол Ли с коллегами допускают, что «трудно сделать однозначный вывод» насчет стратегии игры у обезьян. «Этот вопрос остается открытым», — заключают авторы.
Lee D., McGreevy B. P., Barraclough D. J. (2005). Learning and Decision Making in Monkeys During a Rock-Paper-Scissors Game. Cognitive Brain Research 25 (2): 416-30.
Ольга Гурова изучает историю белья в Советском Союзе. «Когда я говорю про советское белье, — уточняет она, — я имею в виду белье, появившееся после революции 1917 года».
Гурова — сотрудник отдела социальных исследований Академии Финляндии. Один год (с 2005-го по 2006-й) она провела в США по гранту программы Фулбрайта. Ее публичные лекции помогли заполнить пробел, возникший в годы холодной войны.
В 1920-е советские журналы пропагандировали «режим чистоплотности» для пролетариата. «Нательное белье, — объясняет Гурова, — было обязательной составляющей режима». Цель провозглашалась такая: «Каждый член крестьянской семьи должен иметь, по крайней мере, две смены белья». Причем «регулярно, не реже раза в неделю и уж, во всяком случае, не реже раза в 10 дней, белье надо сменять». Была запущена целая индустрия, чтобы одеть население в чистые, удобные и гигиеничные (как заявлялось официально) кальсоны, трусы, подштанники и бюстгальтеры. Исследование Гуровой показывает, что многие из этих изделий были «безразмерными», и «большой разницы в дизайне мужского и женского белья не было».
Покопавшись как следует в архивах, Гурова делает вывод, что в 1920-х предметы белья «связаны исключительно со спортом и не предполагают сексуальных коннотаций». За образец берется физкультурная форма — футболки, шорты и майки. Нижние юбки считаются громоздкими и старомодными, поэтому сходят со сцены вместе с корсетами. Белье все лучше и лучше отвечает потребностям советской женщины, которая проводит время на кухне и у станка. «Если в европейских странах корсет остается в гардеробе женщин вплоть до Второй мировой войны, то большевистская революция его быстро отменяет», — отмечает автор.
Гурова выдвигает гипотезу, что в истории советского белья после 1920-х можно выделить три основных периода. Для понимания периода с 1930-х по 1940-е особенно важна речь Сталина, который в 1935 году заявил «Жить стало лучше, жить стало веселее». Женское белье стало в какой-то степени подчеркивать женственность. «В 1930-е годы за бельем промышленного производства сохраняется белый цвет — ради чистоты и гигиены. Однако цветовая гамма носимого белья намного богаче: в индивидуальном пошиве преобладает белье пастельных тонов. В военное время происходит переоценка критериев выбора цвета для нижнего белья: основным критерием становится „немаркость“, поэтому белье того времени — темных насыщенных цветов: синего, бордового, хаки».