– Совершенно отчетливо. Он стоит рядом с вами. Чувствуете его руку на вашем плече?
Жанна напряглась, но ничего не ощутила.
– Да, – ответила она.
– Он говорит о ваших детях. Не могу разобрать, сколько их. Двое, верно?
– У нас не было детей.
Кафка был раздосадован.
– А домашний питомец? Кот?
– Собака.
– В точку! Именно так! Связь с любимыми усопшими бывает затруднена, но это и впрямь пес. Сука. Пьер счастлив, что вы вместе. Он просит вас не тревожиться: когда вы окажетесь на той стороне, сразу увидите его. Ваш супруг выглядит совершенно умиротворенным.
Медиум замолчал, потом снял колпачок с авторучки и спросил:
– Хотите о чем-нибудь спросить мужа? Я смогу передать его ответы. Как и было сказано по телефону, все мои пять чувств поставлены на службу дорогих усопших.
Жанна получила ответ на главный вопрос: однажды она воссоединится с Пьером, – но кое о чем решила спросить:
– Откуда у вас мой номер телефона? Никто никогда не звонит мне на городской.
– Мне его дал ваш муж, когда связался со мной, и я позвонил. Еще вопросы?
– Я хочу быть уверена, что с ним все в порядке.
– Можете быть спокойны: он в отличной форме. Ну, для усопшего, конечно. Извините, юмор медиума!
Жанна пробыла на сеансе еще некоторое время и заплатила двести евро наличными за первый сеанс. Она встала, не зная что и думать, верить или нет в чудо загробного общения. Кафка проводил ее до двери и, прежде чем закрыть дверь, сказал:
– Пьер благодарен вам за красную блузку.
20Тео
Сегодня у меня первое занятие по карате. Я купил подержанное кимоно, спустился после работы в метро и поехал в Монтрей[19]. Утром я оставил на кухне записку для Жанны – предупредил, что вернусь позже обычного. Не знаю зачем. Наши дела не особенно ее занимают, и это хорошо – я опасался, что старуха захочет все контролировать. Вчера вечером я задержался на полчаса и обнаружил ее прильнувшей к глазку. Мне показалось, что она тревожилась, но я могу ошибаться.
В зале для занятий нас собралось человек двадцать – старики, дети, женщины, мужчины. Преподавателю около сорока, торсом он неказист, но выражение лица человека, которого огорчать/дразнить/задирать (не вычеркнуто!) не хочется. Говорит он негромко, но стопорится на всех согласных, как говорят немцы на французском. Занимаю место между маленьким мальчиком и рыжеволосой женщиной. Разминка длится двадцать минут и отнимает у меня десять лет жизни. Я словно попал на военные сборы: мы бегаем, лазаем, прыгаем, отжимаемся. Я потею. Нам велят повторять движения под названием «кихон»[20], потом последовательность движений, именуемых «ката»[21]. На первый взгляд ничего сложного, но на самом деле… Руки и ноги решили послать мозг далеко и грубо. Мое тело сдалось прежде, чем была отрегулирована координация. Я вполне способен сделать движение левой рукой и одновременно – наверное! – повторить его правой, но, если меня просят сделать два разных движения и – о ужас! – присовокупить ноги, я сдаюсь. Ошибка системы. Однажды я пробовал играть на гитаре – впечатления остались незабываемые. Малыш, стоящий рядом, дает мне советы, у него зеленый пояс и он архиточен. Завидую, что тут скажешь…
Из-за интерната и бесконечных переездов я никогда не занимался спортом. Мы с ребятами играли в футбол, но мне это не сильно нравилось, а участвовал я, чтобы повыпендриваться. В коллеже я обожал гандбол, но в клубе не тренировался.
Остается несколько минут, и преподаватель просит нас разбиться на пары. Я, само собой, поворачиваюсь к малышу с зеленым поясом. Он не против. Его зовут Сэм, ему десять лет. Я пытаюсь нанести удар – он уходит в сторону, мне это не слишком приятно, но я не высказываюсь, чтобы не подвергать риску носовую перегородку. Парень выбрал правильную тактику: при каждом махе ногой я теряю равновесие и выгляжу как Ван Дамм в ветреный день.
Домой я возвращаюсь в невеселом настроении. Со мной это бывает. Случается неожиданно и означает, что все хорошо. Если дела плохи, нужно драться, и моему моральному духу нет места для самовыражения. Возможно, виновата женщина, которую я только что встретил на набережной. Она хохотала, кружилась в танце и выглядела счастливой, как будто узнала хорошую новость, а потом ее вдруг качнуло, она попыталась ухватиться за воздух, упала и осталась лежать на спине, рыдая и хохоча. Она была мертвецки пьяна. До отвращения хорошо знакомая мне картина.
Жанна с Ирис смотрели телевизор. Одна сидела на диване, другая на стуле. Мы поздоровались, и я проскользнул на кухню, потому что умирал с голоду – растратил на тренировке не меньше миллиона калорий. Моя записка лежит где лежала, но старая дама что-то написала поверх.
«В холодильнике кусок курицы и жареная морковка. Разогрей…»
Моя полка почти пуста, завалялись ломоть окорока и кусок грюйера[22]. Я часто перекусываю сандвичами в булочной, но сейчас ставлю тарелку в микроволновку, наливаю стакан кока-колы и, ни на секунду не задумавшись, присоединяюсь в гостиной к двум моим «соквартирницам».
21Ирис
Зал ожидания в отделении неотложной помощи переполнен людьми. Я жду своей очереди уже час, но меня до сих пор не вызвали. Мой случай не приоритетный – нет ни раны, ни острой боли. А я, между прочим, чуть не отдала Богу душу.
Во всем виноват консьерж Виктор. С какой-то стати он решил сделать ступеньки такими же блестящими, как собственные идеи, и выбрал для этого семь утра – время интенсивного пользования? Не Виктором – ступеньками.
Я вышла из квартиры одновременно с Тео, который по-прежнему ведет себя с приятностью… плевка мокроты, и на первой же ступеньке почувствовала, что до низа в вертикальной позиции не доберусь. Нога поехала, не спросив разрешения, тело не успело воспринять информацию и мягко осело, как одна из детских деревянных игрушек, подгибающих ручки-ножки, если нажать на подставку, или сырное суфле, которое слишком рано вытащили из духовки (мне больше нравится первое сравнение). Я попыталась уцепиться за Тео, но схватила только рукав, тут же выскользнувший из пальцев. Ну а дальше… я пересчитала спиной и задницей с десяток ступеней в замедленном, как в кино, темпе. Хуже всего пришлось копчику, но больно было каждой косточке, мышце и связке. Застыла я в позе, которую чаще всего можно видеть на картинах Пикассо или в представлениях пластических акробатов. Мне показалось, что сосед по квартире издал смешок, но не исключено, что это всхлипнула моя промежность.
Тео помогает мне подняться.
– Все в порядке? Ничего не сломали?
Я ощупываю себя и убеждаюсь, что все осталось на положенных местах, беру его за руку, и мы добираемся до первого этажа, где он снова предлагает вызвать «Скорую».
– Не стоит, обойдусь своими силами.
Тео убегает на работу, и я сразу звоню в агентство, чтобы предупредить о случившемся, после чего отправляюсь в травмпункт, спеша убедиться, что все действительно в порядке.
На бежевых стульях из литой пластмассы сидит парочка, оба не отрываются от телефонов, и я вдруг вспоминаю давний случай. Как-то раз, вечером, Жереми застал меня за игрой: я составляла слова – чем длиннее, тем лучше – из букв, полученных из прикупа. Игроком я была опытным, с детства закалилась в боях после того, как родители подарили мне «Волшебный диктант»[23] и «Боггл»[24], а потом часами разгадывала кроссворды. Жереми захотел присоединиться, и я обрадовалась, что могу разделить с ним мою страсть и блеснуть талантом. Мне удавались выигрышные комбинации, а он с трудом выставил несколько слов, счет в мою пользу увеличивался, я притормаживала, но все равно обставляла Жереми. Мы не дошли и до конца первого уровня, когда он встал, и я сразу поняла, что дело плохо, побежала следом в комнату, прыгнула рядом с Жереми на кровать, мурлыкнула, попросила вернуться и пообещала давать ему больше времени, но ничего не добилась. Жереми упорно отмалчивался, и тогда я извинилась… неизвестно за что. Он не разговаривал со мной два дня, и я за это время раз сто обозвала себя злобной выпендрежницей, глупой как ребенок. А на третий вечер он вернулся с работы и вел себя как ни в чем не бывало. Мы никогда не возвращались к этому происшествию, он ни разу не упрекнул меня, но, когда я захотела снова поиграть в «слова», обнаружила, что приложение исчезло.
– Мадам Ирис Дюэн…
Я встаю и захожу в кабинет. Интерн просит меня раздеться, лечь на кушетку и рассказать, что случилось. Я описываю падение и объясняю причину поднятой тревоги, долго отвечаю на вопросы, она наливает мне гель на живот, и начинается УЗИ. Сердце ребенка перестукивается с моим, малыш на месте, с ним все в порядке.
22Жанна
Каждое утро Жанна все позже выбиралась из постели, а часы, которые предстояло прожить до вечера, казались непреодолимым препятствием, чем-то вроде колючей живой изгороди. Побуждало к жизни только предстоящее свидание с Пьером. Мотор ее сердца раскочегаривался и несколько часов работал как положено, все остальное время Жанна чувствовала себя пустой оболочкой. Ирис и Тео не помогли ей встрепенуться, хотя их появление нарушило завладевшее квартирой отсутствие. Она дожидалась ухода новых соседей и только после этого поднимала себя на ноги.
Этим утром она неприятно удивилась, застав в гостиной Ирис, та стояла с чашкой в руке и разглядывала их с Пьером свадебную фотографию, которой Жанна раз и навсегда определила место на буфете.
– Вы сегодня не работаете? – спрашивает она.
Ирис вздрагивает от неожиданности.
– У моей подопечной утром обследование в клинике, так что я начинаю в час дня у господина Хамади. Хотите чаю?