Я украдкой кошусь на него, ожидая намека, что теперь делать, но он смотрит на сцену. Если бы он не обнимал меня за плечи, мы бы выглядели как враги. А может, мы и правда так выглядим.
– Когда мне было пятнадцать лет, я слушала «Форд» без остановки, – наконец говорю я. – Мне казалось, он идеально описывает мою жизнь. И мне ужасно стыдно сейчас вам об этом рассказывать. Честно говоря, хоть я и пытаюсь сделать вид, что нет ничего особенного в том, что мы вместе в клубе и беседуем с Донованом Кингом, на самом деле мне очень неловко.
На лице Кинга появляется слегка озадаченное выражение, значение которого мне не до конца ясно.
– Вот это я понимаю, серьезный разговор. – Он салютует мне стаканом. – В этой индустрии люди редко говорят что-то подобное. Все хотят слышать только комплименты, но запоминается то, что сказано по-честному, от сердца. Но все-таки что ты думаешь о группе?
– Она… – Я пытаюсь подобрать слова. Я настолько не в своей тарелке в этой ситуации, насколько это вообще возможно. Это словно впервые встать на доску для серфинга и сразу попасть на высокую волну. Можно сразу вызывать спасателей.
– Не бойся. Скажи как есть, – говорит Кинг.
– Мне не нравится. Она слишком…
– Безликая, – говорит Окли. – Мы все такое уже тысячу раз слышали от тысячи других музыкантов. Включая меня самого.
И он прав. Это именно то, что меня и грызет.
Кинг кивает:
– Да, сейчас вся музыка звучит одинаково. В этом вся проблема.
Окли наклоняется навстречу Кингу, зажимая меня в процессе. Его взгляд сосредоточен на Кинге, лицо как у одержимого, и у меня возникает ощущение, что он вообще забыл о моем существовании.
– Но ваша – нет, – хрипло говорит он. – Я хотел бы поработать с вами в студии.
Кинг отводит глаза.
Ох, вот сейчас мне становится действительно неловко. Мне не было так неловко с девятого класса, когда Лия Маринер вдруг при всех заплакала в школьной столовой, потому что увидела своего бывшего парня с его новой девушкой.
Но Окли не сдается:
– Вы делаете потрясающие вещи. Нам нужно записать что-нибудь вместе.
Я почти вижу, что Кинг размышляет, как бы ловчее отказать Окли, чтобы не слишком его обидеть.
Наконец он слегка наклоняет голову и одновременно поворачивается чуть в сторону от Окли, так, чтобы тому было сложнее разглядеть его лицо.
Я стараюсь как можно глубже вжаться в барную стойку.
– То, что ты делаешь, кажется мне несколько незрелым. Не думаю, что мы друг другу подходим. Почему бы тебе не обратиться к Лансу Бьюкенену? Его работы довольно близки к тому, что ты выпускал раньше.
Окли напрягается:
– Я ищу новое звучание.
Кинг вздыхает, этот разговор явно ему в тягость. Мне же просто хочется раствориться в воздухе. Может, сказать, что мне нужно в туалет?
– Позвони мне через пару лет. Думаю, тогда мы сможем договориться.
Улыбка Окли такая натянутая, что практически звенит:
– Обязательно.
Кинг смотрит на меня и улыбается по-настоящему:
– Было приятно с тобой познакомиться, Вонн. Не позволяй этому миру себя изменить, хорошо?
Он пожимает мне руку и исчезает в толпе.
После его ухода между нами повисает неловкое молчание. Я практически чувствую ненависть, с которой Окли на меня смотрит, и из последних сил пытаюсь придумать какую-нибудь тему для разговора.
– Здесь довольно шумно, да? – наконец произношу я.
– Тогда помолчи, – огрызается он.
ОН
1doodlebug1 @OakleyFord_stan№ 1 Она что, модель? Это разве не Гуччи?
OakleyFord_stan№ 1 @1doodlebug1 Точно Гуччи. Но идти в клуб в таком виде? Позор.
1doodlebug1 @OakleyFord_stan№ 1 угу, стыда никакого нет
1doodlebug1 @OakleyFord_stan№ 1 но прикид все-таки классный
OakleyFord_stan№ 1 @1doodlebug1 Да к черту прикид. А вот рука Окли у нее на заднице… Везучая с*чка!
1doodlebug1 @OakleyFord_stan№ 1 Понимаю! Вчера весь вечер мечтала оказаться на ее месте.
OakleyFord_stan№ 1 @1doodlebug1 я тоже
Ну и, как обычно, все на меня злятся. Еще нет девяти утра, а на меня уже три человека наорали.
С Джимом разговор прошел как-то так: «Я же тебе велел держаться подальше от Кинга! Я работал над этим вопросом, не привлекая внимания, и тут ты заявляешься в его клуб, как избалованный ребенок, и требуешь подачки! Это уничтожило все, что я успел сделать! Пока я твой менеджер, я должен заниматься такими вещами! Прошу тебя – нет, требую: перестань лезть куда не просят, сиди дома, пиши свои чертовы песни и оставь дела взрослым!».
Он явно собирался продолжить, но я повесил трубку, не желая все это выслушивать. Я клиент. А клиент всегда прав. Точка.
Клаудиа, впрочем, с этим не смирилась. Тут же перезвонила и принялась вещать на повышенных тонах:
– Клуб, Окли? Ты потащил эту юную неиспорченную девочку в клуб на третьем свидании? Хуже ничего и придумать нельзя! Все, с этого момента я запрещаю тебе принимать решения самостоятельно. Теперь ты будешь делать то, что я говорю. В конце концов, именно для этого ты меня и нанял! И я не позволю, чтобы мою работу саботировал мой же собственный клиент! На выходе из клуба в полночь вас сфотографировали TMI, и фотографии выставляют вас в очень невыгодном свете. Теперь в соцсетях пишут, что Вонн легкомысленная тусовщица. Нельзя этого допускать! Вонн нужна, чтобы восстановить твою репутацию, а вместо этого ты портишь ее!
И она сама повесила трубку, не дожидаясь ответа.
Честно говоря, это единственное, что меня беспокоит. Не репутация Вонн, конечно. Это бред какой-то. Одна вечеринка в клубе ничего не изменит, а фотографии, которые папарацци выложили в сеть утром, на самом деле совершенно невинные. Пара кадров, как я открываю перед Вонн дверь машины и как мы залезаем внутрь. На одном из кадров я положил ладонь ей на поясницу, а на другом – она прикоснулась к моей руке.
Совершенно не о чем беспокоиться.
Нет, мне стыдно за то, как я вел себя с ней прошлым вечером. Как полный мерзавец. Сперва не обращал на нее внимания. Рычал на нее после неудачного разговора с Кингом, хотя вообще-то она старалась изо всех сил, а я пытался использовать ее, чтобы его впечатлить. А потом опять не обращал на нее внимания.
На самом деле я вообще пошел в этот клуб только потому, что знал – там будет Кинг. И подумал, что если мы с Вонн придем вместе, это мне поможет. У меня серьезные намерения относительно моей девушки, значит, и относительно музыки тоже, верно?
Но все стало только хуже. Он меня отшил. Расплющил, как жука подошвами своих дорогущих ботинок.
Всю обратную дорогу Вонн ни слова не сказала.
Я громко и тяжело вздыхаю, затем иду в подвал и открываю дверь домашней студии. Здесь почти бесконечный ряд гитар и пара диванов рядом с ними. Беру с подставки свой любимый «Гибсон» и падаю на подушки.
Если бы у меня был ее номер, я бы написал ей и извинился. Но у меня его нет, а просить у Тая или Большого Ди ей позвонить мне стыдно. Тай и так прочитал мне лекцию по этому поводу, пока мы ехали домой. «Нельзя обращаться с человеком как с игрушкой, братишка. Даже если отношения только для вида».
Я почти час бренчу на гитаре. С прошлого вечера у меня в голове крутится какая-то мелодия, но не получается ухватить ее за хвост. Слова тоже не приходят на ум. У меня по-прежнему ничего не выходит, и чем дольше я в задумчивости пощипываю струны, тем тяжелее становится на душе.
Хотя, возможно, в этот раз дело не в творческом кризисе.
Стиснув зубы, я беру телефон со столика и звоню Большому Ди.
– Привет, – говорю я, когда он поднимает трубку. – Можешь набрать Вонн?
– Сейчас.
Я кладу трубку, с волнением жду, и вот, наконец, его тяжелые шаги слышатся у двери. Он входит в студию и протягивает мне телефон.
– Спасибо, – говорю я.
– Без проблем. Кричи, когда закончишь.
Он выскакивает прочь, и я набираю воздуха в грудь.
– Привет, – как ни в чем не бывало говорю я.
Вонн, впрочем, даже не пытается изображать дружелюбие.
– У нас что, сегодня опять свидание? – не здороваясь, говорит она.
Сейчас довольно рано, но она разговаривает вполне бодро. Мне становится любопытно, почему она встала так рано. Она не учится, и работать ей тоже больше не нужно. По большому счету, ее единственное занятие – ждать, когда я ее вызову, так что зачем рано вставать – непонятно.
Когда ты ее вызовешь?
Я чувствую себя виноватым. Ну ладно, не так уж это и просто – сидеть без дела и ждать, пока Клаудиа не позвонит и не скажет, куда и когда нужно идти. С другой стороны, именно за это ей столько и платят.
– Нет, сегодня нет, – отвечаю я. – Клаудиа считает, что нам надо подождать пару дней.
– Тогда что тебе нужно?
Да уж, она явно на меня злится. Но я не могу заставить себя извиниться, поэтому говорю:
– Видела фотографии на TMI?
– А как ты думаешь? Я все утро отвечала на твиты, – в ее голосе явственно слышится раздражение, – не говоря уже о том, что Клаудиа на меня наорала.
Мне снова становится стыдно. Гитара все еще лежит у меня на коленях, так что я пытаюсь заглушить чувство вины тем, что начинаю пощипывать струны.
– Окли? Ты меня слышишь?
Я откашливаюсь:
– Угу.
Вдруг меня посещает идея.
– Погоди, я включу громкую связь.
Нажимаю на значок громкоговорителя, кладу телефон рядом и перехватываю гитару поудобнее.
– Ты меня слышишь?
– Ага. – Вонн явно удивлена. – Ты на гитаре играешь, что ли?
– Ага. Подожди еще секундочку. – Я слегка подтягиваю первую струну. – Вот, я на связи. В общем, по поводу вчерашнего… Я не слишком хорошо умею извиняться, так что просто послушай, ладно?
И пока она ничего не успела возразить, я беру медиатор и начинаю наигрывать вступление той песни, с которой возился. А потом начинаю петь – просто из головы, вряд ли я смогу вспомнить это потом. Текст выходит не самый удачный. Я пою, как мне стыдно, что я нагрубил ей в клубе. Что прощение делает человека лучше. И еще про то, что слово «прости» имеет не больше смысла, чем свист ветра, но если произносить его от сердца, оно