– А теперь поцелуй меня так, как будто не можешь от меня оторваться. – Я запускаю руку ей в волосы и слегка наклоняю ее голову. – Так удобнее. В этот раз с языком. – Остановившись в миллиметре от ее лица, я произношу: – Как меня зовут?
На этот раз в ее глазах удивление:
– Окли Форд.
Я испытываю эйфорию:
– Именно.
И страстно целую ее, ощущая вкус кока-колы, которую она пила весь вечер, и мяты, листочек которой положила в рот перед тем, как выйти.
Но она не отвечает на поцелуй.
ОНА
ОКЛИ ФОРД ПУБЛИЧНО ВЫРАЖАЕТ СВОИ ЧУВСТВА!
Ничего себе! Вчера вечером Окли Форда и его новую подружку видели в клубе Valor на благотворительном концерте с участием Мейверика Мэдсена. Все деньги, собранные на этом ежегодном мероприятии, передаются в Фонд борьбы с мышечной дистрофией.
Но некоторые мышцы Окли Форда, как мы заметили, далеки от дистрофии!
Ничего не подумайте, мы о том, как энергично он прыгал по сцене:)
Музыканта дважды застали целующимся со своей новой пассией. Очевидцы говорят, что парочку было невозможно оторвать друг от друга!
Похоже, под влиянием разгульного Окли Форда хорошая девочка пустилась во все тяжкие…
Пост на сайте «Голливудская хроника от Хайди» заставляет чувствовать отвращение, и я захлопываю крышку ноутбука, думая о том, что так будет не всегда. Когда все это закончится, я снова смогу целоваться с УУ на улице, не привлекая внимания таблоидов. Кстати, нужно срочно ему позвонить.
Да, и Клаудиа тоже не будет орать на меня по тысяче раз на дню.
Сегодня утром она разбудила меня воплем:
– Взасос! Вонн, нельзя целоваться взасос! И вообще, не нужно целоваться на публике! От этого ваши отношения выглядят как животный секс, а не как романтическая история, которую мы пытаемся преподнести.
– Окли это скажите, – бормочу я.
Понятия не имею, что вчера на него нашло, но мне это совершенно точно не понравилось.
Сперва он внезапно набросился на меня с поцелуями в гримерке, а потом еще заставил позировать перед машиной, засунул язык мне в рот и спросил, как его зовут, как будто мы снимаемся в порнофильме!
Стоит мне только подумать, что он нормальный человек, как он тут же доказывает обратное. Как же все-таки хорошо, что он мне не нравится. А то, что я чувствовала после концерта, – это просто адреналин. И больше ничего.
– Мы с Эми разгребаем последствия, – сухо говорит Клаудиа. – Сегодня в полдень ты обедаешь с Катриной…
– С какой Катриной? – перебиваю я.
– Катриной Форд, – раздраженно вздыхает она. – Матерью Окли.
Моя челюсть чуть не падает на пол. Сегодня я должна встретиться с кинозвездой Катриной Форд? Вот серьезно, почему бы не предупреждать о таких вещах заранее?
– Она знает, что все не по-настоящему?
– Нет. Ты должна ее убедить, что вы с Окли действительно влюблены друг в друга. Адрес мы сольем папарацци, так что они заснимут, как вы обедаете вместе. Возможно, это исправит последствия предыдущего инцидента.
– А сам Окли там будет? – спрашиваю я. Мне совершенно не хочется в одиночку знакомиться с его матерью.
– Нет. Я позабочусь, чтобы сегодня он не вылезал из студии. Мы не хотим, чтобы вас видели вместе в ближайшие пару дней. Пусть сначала история о поцелуе всем наскучит.
– Господи, ну это же просто обычный поцелуй! – Я начинаю думать, что в Голливуде все какие-то сумасшедшие. С другой стороны, если даже Клаудиа так нервничает, что скажет УУ?
– Это не просто поцелуй. Ты должна поддерживать имидж хорошей девочки. А не становиться хорошей девочкой, пустившейся во все тяжкие.
Я хмурю брови. Вероятно, мы с ней читаем одни и те же сайты. Так что я пытаюсь повернуть разговор в прежнее русло:
– А Окли знает, что я сегодня встречаюсь с его матерью?
Клаудиа на это клюет:
– Пока нет, но я сейчас позвоню ему и введу в курс дела. Катрину я уже предупредила, она невероятно рада с тобой познакомиться. – Клаудиа продолжает меня инструктировать: – Надень что-нибудь симпатичное и не вызывающее. Макияж допусти́м, но не слишком яркий – Катрина не любит ничего броского. Ах да, и ни в коем случае не упоминай Дасти.
– Дасти? – непонимающе переспрашиваю я.
– Дастина Форда, отца Окли. Катрина каждый раз приходит в бешенство, если о нем слышит. Эми сейчас пришлет тебе темы для разговора. Через час за тобой заедет машина.
Она вешает трубку, и практически сразу я слышу звук уведомления о новом сообщении.
Не упоминай о досрочном выпуске из школы. К. бросила школу в 16 и получила аттестат только в 20.
НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ не упоминай отца Окли.
Не упоминай о пластической хирургии – К. клянется, что никогда к ней не прибегала, но все актеры это делают.
Не заводи разговор о: политике, экономике, ее детстве (выросла в трейлере, старается об этом не упоминать), двух ее последних работах (провал), экологии, …
Я мотаю головой: то ли я ничего не понимаю, то ли здесь на самом деле нет ни одной темы для разговора, а перечислено только то, что нельзя обсуждать. И список очень длинный.
Стараясь не закричать в панике, я тру глаза руками. Похоже, мать Окли просто очень нервная. Об экологии-то почему нельзя говорить? У нее травмирующие воспоминания, связанные с изменением климата?
У меня опять звонит телефон, на экране высвечивается номер Тайриса. Это означает, что на самом деле звонит Окли.
Интересно только, какой именно Окли – добрый и милый или тот мерзавец, который насильно поцеловал меня взасос вчера вечером?
– Клаудиа говорит, ты сегодня встречаешься с моей матерью.
– И тебе привет, – бурчу я. Понятно. – Сегодня отличный день, правда?
Он игнорирует мой сарказм:
– Она наверняка будет тебе рассказывать, какой я эгоистичный, ужасный сын…
– Почему это она считает, что ты ужасный сын?
– Потому что я подал на выход из-под опеки в пятнадцать лет.
Ой, точно. Я совсем забыла, что Ок не поддерживает отношений с родителями. Тогда понятно, почему они никогда ему не звонят.
– А почему ты так поступил? – спрашиваю я и готовлюсь к тому, что сейчас он огрызнется. Но он спокойно продолжает.
– У нас были разногласия по поводу моей карьеры. Отец хотел, чтобы я бросил музыку, – говорит он равнодушным тоном. – Неважно. Вообще я просто хочу тебя предупредить. Тебе, конечно, будет приятно слушать, как она поливает меня грязью, но просто воспринимай все это с долей сарказма, ладно? С того времени она мне звонит только пару раз в год, да и то когда ей что-то от меня нужно.
– Ладно. – Слова Окли заставляют меня усомниться в сказанном. – Ты точно больше ничего не хочешь сказать?
– О чем?
Ну, вообще-то можно было бы извиниться.
– Ну не знаю… Просто мне казалось, ты хочешь что-то добавить. По поводу вчерашнего. – Я довольно откровенно намекаю.
– Не-а, – в его голосе появляется раздражение, – а ты ничего не хочешь мне сказать?
– А что, должна?
– Ну, значит, мы закончили.
И Окли кладет трубку, не дожидаясь ответа. Это меня одновременно удивляет и злит – он что, правда считает свое вчерашнее поведение нормальным? Конечно, я обязана ему подыгрывать перед камерами, но это же не значит, что можно против моей воли делать подобные вещи и еще над этим смеяться.
И почему я продолжаю ему сочувствовать? Ну подумаешь, он в ссоре со своими родителями. У него есть все, о чем большинство людей не смеет и мечтать. Он совершенно не стоит моего сочувствия, особенно после своей вчерашней выходки с «как меня зовут», за которую даже не извинился!
Я со вздохом подхожу к шкафу и ищу что-нибудь «симпатичное и не вызывающее». В итоге мой выбор падает на желтое летнее платье с маленькими зелеными цветами вдоль ворота и джинсовую куртку. Я с тоской смотрю на свои кеды, потом беру коричневые ботильоны… и все-таки надеваю кеды. Мне безразлично, что Катрина Форд может не одобрить сочетание кедов и платья. Между удобством и красотой я всегда выбирала удобство.
Я расчесываю волосы, когда в комнате появляется один из близнецов. Кажется, это Шейн, но я слишком сосредоточена на прическе и не оглядываюсь.
– Ты что, куда-то собираешься с Оком? – возбужденно говорит он. – Он приедет за тобой?
Хм, с каких это пор он его так называет?
– Нет, я иду обедать с его мамой. И меня заберет машина.
Он выглядит очень расстроенным. Да, это точно Шейн. Спенсер лучше маскирует свои эмоции.
– А… Ну ладно. Он не говорил, когда опять придет?
Если это будет зависеть от меня, то никогда. Одно дело изображать отношения с ним на публике, а другое – приглашать его к себе домой. Здесь моя зона комфорта и безопасности.
– Нет, – говорю я.
– Но мы же все равно пойдем в гости к его другу? У которого рампа на заднем дворе?
Я понятия не имею, о чем он говорит.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, он говорил мне по телефону пару дней назад…
– Когда это ты с ним разговаривал по телефону? – требовательно спрашиваю я.
– Пару дней назад, – повторяет Шейн. – Не тормози, Вонн.
Вот умник.
– Окли тебе звонил? Зачем?
Шейн живо кивает:
– Он хотел узнать, как дела с досками, поставили ли мы на них колеса и все такое. Я сказал, что поставили, а потом, что очень жалко, если ему нельзя ходить в скейт-парки, потому что тогда он мог бы показать нам какие-нибудь трюки, а он сказал, у него есть друг – профессиональный скейтер, и у него дома есть своя рампа, и обычная, и вертикальная, и что можно попробовать с ним договориться и как-нибудь туда пойти, – тараторит Шейн.
Я ничего не понимаю. Окли не рассказывал мне, что болтает с моим младшим братом.
– Ты можешь ему про это напомнить, когда в следующий раз с ним увидишься? – просит Шейн.
– Да, конечно.
Мне радостно видеть Шейна таким оживленным. После смерти родителей близнецы стали очень сдержанными, и на Шейна это повлияло сильнее, чем на Спенсера, так что, с одной стороны, я очень благодарна Окли. Но с другой – я не понимаю, что за игру он затеял.