Она выглядела очень усталой и бледной.
Дверь приоткрылась, мама оглянулась в её сторону, поспешно закивала и спустилась с крыльца. Ты же бросала, подумал Макс тоскливо.
Она и сейчас бросила – жадно затянулась пару раз, с отвращением сунула сигарету в урну, мельком посмотрела на Макса и поспешила обратно. В детскую больницу. Она же возле взрослой, точно, вспомнил Макс. И мама тут сидит день и ночь. Рядом со мной.
Макс стоял, опираясь о стену, и крутил в голове простые, мелкие и прямые, как спички, мысли: мама со мной в больнице, а я здесь без мамы, а она меня не узнала, а дед без меня в больнице, а Настя без меня непонятно где, а папа без меня…
Он сейчас без меня на работу уйдёт, вспомнил Макс. Надо шевелиться. Потом пострадаем.
Макс покрутил головой, и будто упали друг на друга несколько незнакомых прозрачных картинок – так, что получилась одна непрозрачная и знакомая. Макс стоял на улице Пушкина, если идти прямо, будет перекрёсток с Мира, потом с Дружбы, на которой дом номер 26 – Максов. Папа уходит на работу в начале восьмого. Надо бежать.
Он побежал и прибежал вовремя. Дом был таким, как всегда, серым и пятиэтажным, двор забит машинами, и папина тут же, возле подъезда. Значит, папа дома.
Папа был дома. Он открыл дверь, не спрашивая, кто там. Папа был одет по-рабочему, в брюки и рубашку под тонкий пуловер, который носил до самой жары. Лицо у папы было бледным и усталым.
Макс хотел закричать «Папа!» и броситься ему на шею. Но папа смотрел на него с холодным ожиданием, и Макс, сглотнув, поспешно затараторил заученную, пока бежал, заготовку:
– Здравствуйте, Андрей Викторович, меня Настя зовут, я с Максимом вместе учусь. Мы с ним вместе презентацию готовили, сдавать надо, а она у него в компьютере осталась, он передать не успел. Вы не могли бы посмотреть?
Лицо у папы дрогнуло, он нахмурился, пытаясь понять, что говорит ему незнакомая девочка. Макс переступил с ноги на ногу, пытаясь не отвлекаться на родной запах дома и папы, и начал заново.
– Слушай, я… – сказал папа и растерянно потёр подбородок. – Я в этих делах как-то не очень. Максима, понимаешь, пока нет, он в больнице.
– Я знаю, – сказал Макс, стараясь не морщиться. – Как он?
Отец пожал плечом, заморгал и ответил:
– Стабильно. Врачи так говорят – стабильно. А я сам и…
Он махнул рукой и замолчал, глядя в пол. Папа был совсем незнакомый – растерянный и даже ниже ростом.
Макс затоптался на месте. Отец поднял глаза и некоторое время явно вспоминал, кто перед ним и зачем.
– Н-настя, да? Настя, я эту вашу работу просто не найду сейчас, я, понимаешь, не знаю, где искать.
– А нам сдавать сегодня, – сказал Макс и добавил от отчаяния: – Максим так старался.
И сообразил, что вот тут отец может выступить на тему: «Старался, ну и где он теперь, и какое это имеет значение» – и захлопнуть дверь. Но папа вместо этого спросил:
– Ты сама в компьютере сможешь найти, что там надо?
Макс кивнул. Отец отворил дверь пошире и пригласил:
– Проходи, комната вон там. Только я пароль не знаю, у Максимки это тайна, что у твоего Мальчиша.
– Я знаю, – отозвался Макс, разулся и уверенно вошёл к себе в комнату.
Тут был удивительный порядок – не такой, конечно, как у Насти, но такой, как после генеральной уборки, проведённой после страшных маминых угроз в связи с очередным Максовым косяком. Постель заправлена, одежды не видать, шкаф закрыт, диски и книги по полочкам, даже плакаты ровненько висят. Мама убралась, когда меня в больницу сдали. Нет, не мама – мама там и осталась. Папа. Он так постель заправляет – подогнув покрывало и чтобы подушка стоймя.
– Настя, чай будешь? – крикнул папа с кухни. Совсем как Максу крикнул.
– Нет, спасибо, – сказал Макс, тряхнул головой, включил комп и склонился над экраном, нервно притопывая. Времени остаётся всё меньше, комп грузится еле-еле, а он тут башкой вертит да переживает вхолостую.
– А яичницу с колбасой? Я тут завтракаю просто, могу поделиться.
– Нет, спасибо, я уже, – соврал Макс простоты ради.
А может, и не соврал – он и впрямь ведь завтракал яичницей с колбасой. Сутки назад. Есть очень хотелось, но голодным всё получалось быстрее. Да и переходить лучше на пустой желудок.
Комп принял пароль, мучительно медленно загрузился и так же медленно открыл стартовое окно игры.
МэдМакс опять не вызывался, но разбираться с этим было некогда. Да и неважно это было. Макс открыл настройки и стал как мог быстро переписывать персонажа на Полинку. Процедура была бесконечной, с миллионом дополнительных вопросов, подтверждений и прочим. Лишь бы не сбойнуло ничего, молил Макс. А то сначала всё начинать. Или, по закону подлости, вообще всё схлопнется в самый ответственный момент, и не будет Макс ни Максов, ни Полинкин. Будет ничей. Несуществующий.
– Про что презентация-то? – спросил отец, появляясь в дверях с дымящейся кружкой, которую протянул Максу.
Кружка была гостевая, не Максова. Макс почему-то чуть не заплакал из-за этого. Он поспешно кивнул, буркнул «спасибо» и принял кружку, косясь на синий экран – успел на автомате открыть маскировочное окошко, оказывается.
– Второй крестовый поход, – уверенно сказал Макс.
– Это по истории? – уточнил отец. – Надо же. Не знал, что Максим историей увлекается. Он вообще по технике да по играм больше у нас. Раньше всё в гараже у меня пропадал, а последнее время тут, понимаешь, его гараж. Эту вот штуку синюю откроет, чтобы мы не придирались, а сам рубится в танчики или, как у вас уж – стратегию, квест, как правильно?
Он грустно кивнул на экран и продолжил:
– А мы с матерью делаем вид, что не видим и не соображаем ничего. Пусть, понимаешь, если так ему надо. Правильно, Насть, как считаешь?
Макс опять кивнул, не вынимая носа из кружки. Чай был сладким и очень горячим, но Макс сейчас охотней всей башкой в кипяток окунулся бы, чем попытался ответить.
– Ну вот и я так думаю. Как, нашла, что надо? Вот и хорошо. Мне на работу пора. Подбросить тебя куда, в школу там?
– Нет, спасибо, мне тут рядом ещё надо, – сказал Макс почти нормальным голосом.
Отец кивнул и вышел.
Макс поспешно вытер глаза, проверил, всё ли в порядке, погасил комп и побежал обуваться.
Отец вышел в прихожую, понаблюдал, как Макс судорожно вбивает ноги в кроссовки и очень серьёзно сказал:
– Ты уж защитись там как следует. И за себя, и за сына моего.
Макс хотел сказать что-нибудь правильное, но голоса не было. Хотелось заплакать и обнять отца. Поэтому Макс просто кивнул и поспешно вышел.
Глава 19. Армия Последнего дня
Балтаз задумчиво посмотрел Алыпу вслед и сказал:
– Ну правильно, чего болтать и красиво прощаться. Все всё помнят? Разбегаемся. К бою.
У них было два часа на то, чтобы вывести отряды на исходные, причём большинству асатов приходилось натурально рваться на части, чтобы к назначенному сроку успеть завести по два, а то и по три отряда в разные точки. Точки были выверенными и многократно рассчитанными, сдавать их обычным игрунам не хотелось – разболтают, перепутают, да что угодно. И выступать раньше было нельзя – разведка у садоринцев была хоть и декоративной, но отлаженной с размахом, патрули, дозоры и лазутчики густо утыкали всякую локацию, засвеченную в войнах и стычках. Перед концом света садоринцы могли транжирить личный состав с лёгкой душой – да и чего ботов экономить или жалеть, их три Китая нарисовано, стоят грошик за пучок. В бою от бота толку нет, выставленный в караул бот достойного сопротивления не окажет – зато крякнуть при виде чужого отряда может. А десяток кряков – это уже тревога. Немакс проходил в школе про гусей, которых спасли Рим. Он совершенно не помнил, от кого спасли, и, наверное, не только из-за вымирания памяти, связанного с особенностями игры. Проигравших мало кто помнит.
Асатов должны были запомнить.
Поэтому решено было выступать как можно позднее и ударить со всех сторон одновременно.
Это предложение здорово потрепали в спорах. Против одновременной атаки выступал, например, Алып. Он называл предложение лишним и выпендрёжным. Из-за фигни, сказал он, тратим ресурсы, силы, нервы, которые нам ой как пригодятся несколькими минутами спустя. Какая, сказал он, разница, тик в тик мы ударим или порознь, если всё равно первый старт от последнего будет отделять максимум полчаса? Что, сказал он, значат полчаса, размазанные на два континента?
– Иногда всё, – ответил Шихуа, не улыбаясь.
– Иногда, – повторил Алып. – А если не сейчас?
– А если сейчас? – неожиданно спросил Драгун, обводя всех то ли неузнающим, то ли крайне утомлённым взглядом.
Драгун всё совещание просидел вдали от костра глыбой чёрного гранита, лишь иногда вспыхивая алым отблеском на глазах или ножнах.
Алып пожал плечами.
– Потом, это красиво, – сказал Балтаз, и остальные заржали.
Немакс не понял почему, но спрашивать не стал – наверное, какой-нибудь геймерский мем, неинтересно. Интересно было победить. Для этого нужны были внимание, согласованность, усердие, упорство и много-много удачи.
Апып согласился – уже удача. Небольшая, но для начала сойдёт. Поэтому и Немакс согласился на самое дурное задание – муторное и вдали от основных событий. Согласился так легко, что Шихуа даже переспросил:
– Точно, без проблем?
– Норм, – подтвердил Немакс.
И все опять заржали. Происхождение Немаксового ника стало очевидным практически сразу, но продолжало веселить асатов. Школота, что взять. Дебилы. И в настоящем такие же наверняка.
Немакс отогнал от себя мысли о настоящем. Всё становится настоящим, лишь когда его завоюешь. Иначе это постылая данность или что-то чужое и несущественное. Так пойдёмте завоёвывать.
Но асаты, даже утвердив все существенные моменты и дважды пройдясь по всему плану кампании, продолжали перетирать тонкости и подробности. Поэтому Немакс был страшно признателен Алыпу, который встал и сказал: