– Ну, и куда это мы едем? Я так понимаю, что не к аэропорту?
– Ай, зачем так говоришь, красавица? Сейчас немножко посмотрим на ночное море из одного очень хорошего места и сразу поедем, куда вам надо, – ответил тот, что сидел за рулем.
И мы поехали неизвестно куда в полном молчании. Сидевший рядом со мной только сопел, но не издавал ни звука, водитель, представившийся Мишей, нес какую-то пошлую чепуху. Только тут меня осенило: он пытается ухаживать за Иркой! И нас везут отнюдь не любоваться морем! А молчаливому, судя по всему, предназначаюсь я. Расставаться с девственностью именно в эту ночь совсем не входило в мои планы, но страха все еще не было – я просто отказывалась верить, что все это происходит с нами и что это реальность. Ни разу в жизни я не испытывала насилия, а уж насилия в прямом смысле и подавно. Мне просто в голову не могло прийти, что нам на самом деле угрожает опасность.
Мимо мелькнул пост ГАИ, наш водитель приветственно махнул кому-то рукой и посигналил модной мелодией из мультфильма «Контакт» – мы выехали из города, но в темноте я не узнавала совершенно ничего. А может быть, мы тут и не были еще с нашими, машина много раз поворачивала, в какой мы стороне, я совершенно не представляла.
И тут запоздало включились мозги. Я вспомнила, что преступнику психологически труднее, если он знает имя жертвы, и немедленно громко представилась:
– Я Лора, кстати. А как вас зовут?
– Ал-л-ик я, б-б-брат М-мишико, – парень сильно заикался, и у меня тут же откуда-то всплыла информация о неуверенности в себе и стеснительности заик (понятие «комплексы» никому тогда не было знакомо). Я тут же решила как-то использовать сострадание. Если достучусь до парня, конечно. Особенно надеяться на такое везение не приходилось, но это хоть какой-то план.
Машина уже поднималась куда-то в гору, справа мелькал скальный массив. Ирка надменно сказала:
– Нас будут искать. Мы из цирка.
– Ага, мы тут все из цирка, один цирк вокруг. И зоопарк. Вот нас «зверями» называют, слышала? – Этот Мишико, кажется, не поверил и разозлился, машина вильнула на узкой дороге, он вдавил газ и скоро тормознул.
– Выходите, девочки. Бояться не надо, мы не обидим, а может, вам даже понравится.
Девочки вышли. «Жигуль» стоял на какой-то поляне, кажется, на опушке леса. И на горе – внизу действительно виднелось море и лунная дорожка на нем. Далеко внизу. Темень вокруг, из света – только фары машины, огней города тоже не видно, другая гора закрывает его. Абсолютная тишина, одни цикады трещат, и река шумит неподалеку где-то внизу. Алик нервно прикуривал одну сигарету от другой, Мишико тем временем вытащил из машины заднее сиденье и достал из багажника какую-то здоровенную тряпку. Покрывало, как потом оказалось. Я тихо сказала Ирке:
– Надо тянуть время, вдруг кто-нибудь проедет…
Она тут же села на траву, достала сигарету, закурила. Алик аж дымом поперхнулся, а Мишико хлопнул себя по коленям:
– Видишь? Она курит! Курит! А ты говорил, что не надо останавливаться, что никто не сядет? Сели! Да разве порядочные девушки так одеваются? Ты посмотри на ее лицо, на губы посмотри! Да у нее вся грудь видна! И что они делали в такое позднее время на дороге? Разве можно садиться к незнакомым мужчинам в машину? Приключений искали? Так вот они, приключения!
– Вт-тт-о-о-орая совсем реб-б-бенок, б-б-брат…
И тут Остапа понесло. Я вдруг разрыдалась от обиды и страха. От обиды, потому что даже эти гады считают меня ребенком, потому что о нас подумали плохо и оскорбительно, а мы не такие, мы всего лишь ищем Машку, потому что происходящее несправедливо и неправильно. Ну, и от страха, потому что им же придется нас, видимо, убить после изнасилования, бедная моя мамочка-ааа…
Сквозь рыдания я кричала о том, что они позорят народ Абхазии и эту землю, что мы здесь в гостях, а по аламысу, священному кодексу абхазов, гость неприкосновенен для хозяина, что у нас и так несчастье – мы не знаем, где искать подростка, может, и ее тоже вот так завезли и уже убили, что мы поверили словам Миши, а нас притащили в горы и что это подлость, подлость! Я спрашивала у Алика и его брата, есть ли у них сестры, предлагала представить этих сестер на нашем месте, предупреждала, что мы будем сопротивляться до последнего, и даже выкрикнула несколько слов по-абхазски зачем-то. И не заметила, как подошла к парням почти вплотную, чуть ли не заламывая руки – и отскочила, как от прокаженных.
Миша заорал тоже. Он кричал про сестру, которую с двумя детками в Ростове бросил муж и ушел к «такой же» – указующий перст на Ирку, про девушку, которая не дождалась Алика из Афгана (ага, это контузия, а не заикание, меняем тактику – промелькнуло у меня в голове) и вышла за богатого сорокалетнего старика, про то, что все красивые всегда стервы, он сбивался с русского на грузинский и смотрел только на Ирку. А она снова закурила и спокойно сказала:
– А теперь за все прегрешения других должны заплатить мы? Девчонку не трогайте, ей семнадцати нет, срока вам дадут больше, чем она весит. Имейте дело только со мной, если сможете. Только боюсь, что не сможете, слабаки. – И добавила пару словечек из боцманского лексикона.
Я обмерла, Алик, кажется, тоже, а Ирка вскочила, и в руках у нее была увесистая палка – вот для чего она села на землю, не пожалев нарядного желтенького комбинезончика. Она же отвлекает их внимание на себя! В ушах у меня зазвенело, в голове моментально пронеслись картины нашего безрадостного ближайшего будущего. И тут Мишка бросился к Ирке, я переворотом вперед покатилась ему под ноги, он споткнулся, засветив мне носком под ребра, стал валиться на Ирку, попытался удержать равновесие и ухватился за ее комбинезон, разорвав его почти до пояса, она заорала…
Но это не в ушах у меня звенит от удара, это звук двигателя мотоцикла!
– Тихо вы! Замолчите все! Слушайте! – мне надо было выиграть время, я не знала, ударит Миша Ирку или она сама вцепится ему в лицо. Действующие лица заткнулись мгновенно и уставились на меня, все трое. Я уже четко различала мощный рокот, а остальные не могли понять, что это за звук – еще бы, ведь это не они прислушивались к нему два месяца подряд. Да и вообще, по горам Абхазии не каждый год ездят японские мотоциклы, про каждый день я вообще молчу.
Красный «Кавасаки» вылетел на поляну вслед за рванувшимся из-за поворота ослепительным лучом собственной фары, за ним выскочили еще три машины. Свет залил поляну: Ирку в разорванной одежде, покрывало, расстеленное на траве, заднее сиденье «Жигулей» отдельно от машины, меня, валяющуюся на траве и потирающую бок, а также двух неосмотрительных молодых джентльменов. Двух весьма неосмотрительных джентльменов, один из которых через минуту улетел к кустам от страшного удара Кости, а второй затрепыхался в воздухе в руках Володи Агеева. Но это была только легонькая разминка, потому что из незнакомой «Волги» вышел Гурам Гвазава.
Костя уже был около меня. Присел на корточки, посмотрел снизу в лицо и спросил:
– Где болит? Почему ты бок трешь? Маленькая, эти твари ничего тебе не сделали?
А потом обнял. Он. Меня. Обнял. По-настоящему. Как взрослую.
Вы знаете, что такое бархатный приход? Так говорят, когда акробат, выполнив очень сложный и опасный трюк в воздухе, мягко и аккуратно приходит точно в руки или на плечи нижнему.
26. Месть и закон. Закон гостеприимства
Как нас нашли? Помните пост ГАИ, на котором Миша сигналил своему знакомому и махал ему приветственно? Ну и все. Этот местный обычай дружества сыграл с ним скверную шутку и помог нашим.
Когда Костя с Васей, очень быстро объехав город, вернулись с известием, что дискотека работает всего одна и никакой Маши там нет, а Ковбой и Якубов, проверив рестораны на набережной, пришли с такой же новостью, пока Агеев хлопотал около мамы Маши, прошло какое-то время. И тут они заметили наше отсутствие.
Какая-то билетерша заметила, как мы выходим за ворота цирка, и сказала Фире Моисеевне; служащая Алдоны, которая шла из дежурного гастронома с творогом для собак, видела, как мы сели в красные «Жигули» с белой полосой на багажнике (хвала освещенным улицам), и отметила, что машина рванула с места очень резво – пазл сложился. Проклиная всех молодых идиоток оптом, мужчины только приступили к разработке стратегии, тут наконец-то приехал Гурам, и настало время тактики. Гурам сразу позвонил на пульт городского ГАИ, сообщил данные машины, на которой Грант увез Машку. Сказал:
– Их найдут, не бздеть. В любом городе найдут, если они передвигаются, а не стоят где-то в лесочке. Аварий с участием такой машины не было, мне зачитали сводку, значит, живы, это главное. Ждем, сюда скоро позвонят.
Алла Семеновна, мама Иры и Маши, наконец-то перестала плакать, выпила коньячку, продышалась и спросила Якубова и Ковбоя, не видел ли кто случайно ее старшую дочь? Парням пришлось признаться, что и Ирины тоже нет в наличии, и теперь они пришли растерянные, сообщив, что Алла снова рыдает. Гурам помрачнел:
– А вот это уже серьезнее, между прочим. Вы что, совсем не контролируете ваших девочек? Тоже уехала с ухажером? Нельзя здесь кататься по ночам, козлов много, могут неправильно расценить. Всякие люди встречаются, приезжих тоже полно, не все законопослушные и порядочные тут. Кто, говорите, машину видел? Служащая? Пошли к ней.
Но они не успели выйти из вагончика Агеева, где происходило совещание. Дверь распахнулась, ворвался Барский, которому до сих пор вообще ничего не говорили, чтоб не волновать, даже звонили из директорского кабинета в отсутствие самого Юрия Евгеньевича.
– Вы мне почему не сказали, а? Звонят милицейские, докладывают о какой-то машине, которую все ищут, а теперь я узнаю, что и Лоры нет уже несколько часов? Хорошо, пусть больше часа нет, это ничего не меняет! Мне ее мать доверила, она девочка совсем, все у нее хорошие, люди сплошь братья, всем верит. Вы что, не знаете этого? А если что-то случится, как я жить буду? Давид, ты-то почему молчал? И почему мы все еще здесь, когда ночь глубокая, а ребенка уже, может, в горы завезли, надругались и убили? Валидол есть у тебя, Володя? А лучше водки дайте, нервов никаких не хватает…