очень похожа на Money for Nothing группы Dire Straits, «Домой!»[13] целиком навеяна Билли Джоэлом, впрочем, начало-то просто впрямую отсылает нас к Back in the USSR. «Лиза» по смыслу полностью повторяет опять же битловскую Lucy in the Sky with Diamonds, при этом гитарное соло явно позаимствовано у Роберта Фриппа. А вот «Мама» отдает дань Фредди Меркюри и мелодией, и смыслом, и манерой исполнения, и даже заглавием, и уж, давайте вспомним, что «Беспечный ездок»[14] само заглавие свое взял из культового голливудского фильма…
Ну что, поймал я секретов? Уличил? Прижал к стене? Да ничего подобного. Чего вы хотели в стране, где даже нынешний сопредседатель Российского Авторского Общества свой базовый капитал сделал на краденой мелодии? А ведь он нигде и никогда не заявлял, что «играет в Леонарда Коэна»…
Впрочем, наша эстрада привыкла к этому явлению еще в послевоенные годы, ведь советская реальность прямо-таки подталкивала композиторов к беззастенчивому заимствованию.
Помню, как в глубоком детстве я попал в дом к композитору Модесту Табачникову и, увидев огромный, похожий на древний саркофаг, ламповый «Грюндиг», видимо, еще довоенного производства, спросил:
– Дядя Моня, а что это?
– Ой, Сегежа… Это мой сундук с деньхами!
Тогда я не понял этого ответа, но потом, уже во взрослом состоянии, узнал, что аж до 60-х годов простым гражданам СССР иметь в домах коротковолновые приемники не разрешалось. Они стояли только у людей, обладавших особыми заслугами перед страной, и, после написания знаменитой «Давай закурим» и лирико-патриотичного шлягера «Городу моря», композитор Табачников, конечно же, вошел в эту категорию.
Уж не знаю, кто привез ему «Грюндиг» в качестве трофея из военной Германии, но европейских и американских мелодий из этого сундука было изъято немало. Удивительно только то, что при этом изъятии все западные шлягеры моментально становились патриотичными советскими песнями!
Да и не один он такой был! Вот сегодня, когда тот железный занавес рухнул, и поле западной эстрадной музыки для нас открылось, пройдитесь внимательно по произведениям Дунаевского, братьев Покрасс, Блантера, да и всех других, имевших в доме подобный «сундук». Ой, как много интересного обнаружите!
Сам Вася Соловьев признавался, что его знаменитый дедушка свое депутатское ухо к коротковолновому приемничку нет-нет, да и прикладывал…
Сегодняшняя ситуация отличается только тем, что залезать в этот сундук нужно чуть поглубже. Ни в коем случае не стоит шарить в хит-парадах Штатов, Великобритании, Германии, Франции… Ведь есть же Австралия, Канада, Южная Африка, Израиль, в конце концов…
А «Секрет»… Они же изначально и заявили – играем в «Битлз»! Вот игра у нас такая, так что оно вам надо, чтоб непохоже было?
Было, конечно, похоже, но это всем и нравилось.
«Кто хоть однажды видел это, тот не забудет никогда…»
Непосредственное начало этой истории я, пожалуй, опущу.
Долго соображал, как бы его описать, чтобы и смешно было, и допустимо для печати, но так и не придумал… Давайте так: на группу была приобретена видеокамера Panasonic NV-M9, на тот момент предельно крутая и суперсовременная. Естественно, для ее покупки был выдуман самый что ни на есть объективный предлог: мол, нужно снимать собственные выступления, чтобы потом вместе отсматривать и проводить работу над ошибками.
Все бы это правильно, только… Знаменитый американский фельетонист Арт Бухвальд, который много лет вел авторскую колонку в International Herald Tribune, в конце 70-х написал: «Давайте признаемся хотя бы сами себе в том, что домашнее видео мы изобрели с единственной целью – смотреть по ночам порнуху!»
Ну, а почему только смотреть, если ради дружеского прикола можно… и самим… чего-нибудь замутить?
В общем, при вылете из Свердловска (ныне Екатеринбург) секреты сидят в накопителе и ждут посадки в самолет.
Кстати, хорошее слово «накопитель», правда? Официальный термин советского времени, между прочим. Так называлась зона в зданиях аэропортов, расположенная между паспортным контролем, совмещенным с пунктом личного досмотра, и выходом на летное поле или к специальному автобусу. Нередко там не было ни туалетов, ни достаточного количества кресел для сидения, ну а уж о количестве времени, в течение которого там беспричинно приходилось томиться, я и не говорю.
Мы обычно называли этот «накопитель» отстойником, что абсолютно точно выражало отношение аэрофлотовских властей к серой человеческой массе.
Ну и, значит, сидит народ в бессрочном ожидании, зевает, протирая сонные после бурной ночи глаза. Читать? Да вы с ума сошли… Нечем, нечем пока!
И тут Фома неожиданно оживляется и произносит:
– Ребцы, а у кого камера, а? Дайте позырить, чего мы там вчера наснимали!
Сопровождаемая нехорошими ухмылками, камера вылезает из чемодана и занимает удобное место на плече у Фомы. Напоминаю, что в те времена жидкокристаллического дисплея и в помине не было, так что все отснятое можно было увидеть только в глазок.
И вот сидит артист Николай Фоменко, упершись в глазок видеокамеры, второй глаз, конечно же, закрыт, утробно и животно тыкает, довольный увиденным зрелищем… Как вдруг ощущает на своем плече тяжкую длань закона:
– Гражданин! Здесь режимный объект, снимать категорически запрещается! Давайте пройдемте!
Ага… Бдительные дежурные уже успели сообщить в службу режима, и сейчас над Фомой стоят два вертухая в военной форме и пограничных фуражках:
– Пройдемте, вам говорят! Сейчас посмотрим, что вы тут наснимали и зачем!
– Да я… – Фома хочет сказать, что он ничего не снимал, а только смотрел, как вдруг понимает, что это еще хуже. Какая там у нас статья за производство порнографии, сколько лет и на какой зоне?
Остальные это тоже прекрасно осознают: тюрьма грозит всем присутствующим, ибо никто вчера без дела не оставался, все после пьянки отметились – кто осветителем, кто оператором, кто режиссером… А кто и главным героем!
Мура:
– Серега, я раньше никогда не видел, чтобы Натаныч растерялся. Представляешь! НАТАНЫЧ РАСТЕРЯЛСЯ! Вот просто – стоит и молчит, глазами хлопает и совершенно не знает, что тут делать! Ведь это же полные кранты всем, и всему делу!.. И тут – Фома! Вот, уважаю, уважаю за это!
Пауза длится всего несколько секунд. Артист Николай Фоменко делает удивленные глаза и невозмутимо встает:
– Ой, тут нельзя снимать, да? Простите, я не заметил таблички. Конечно, жалко, но – что поделаешь, сам виноват, понимаю. Придется засветить, – открывает камеру и достает кассету, крутя ее в руках, – вот, смотрите. Вся съемка пропала…
Патруль профессиональных любителей Родины переглядывается, еще раз смотрит на кассету, потом опять на Фому, и произносит сакраментальное:
– Вот видите, гражданин, всегда нужно соблюдать. И больше тут нам не нарушайте, – козыряет Фоме и уходит восвояси (интересно, какие у них «свояси»?).
И тут самое главное в голос не заржать! Весь «Секрет», прикрыв ладонями рты, сдерживает безумный хохот, а сторонние пассажиры смотрят на Фому – кто с сочувствием, а кто и с подозрением…
Натаныч вытирает холодный пот со лба и пожимает Фоме руку:
– Браво. Молодец. Уважаю.
Но только на этом история не закончилась. Прилетев в Москву и остановившись в ставшей уже родной гостинице «Космос», Забл, только войдя в номер, сразу перемотал кассету на начало, поставил камеру на подоконник и включил на «запись». И только после этих нехитрых манипуляций пошел на любимый «шведский стол», от греха подальше.
А через несколько дней в Ленинграде, когда весь «Секрет» собрался на какой-то общий праздник, в разговоре с другими женами Люда Фоменко посетовала:
– Я тут вчера хотела посмотреть, чего они наснимали, подключила камеру к телевизору, а там – на всю кассету «Рабочий и колхозница» из окна отеля. Дураки, что ли?
«Секреты» переглянулись, и Макс совершенно серьезно сказал:
– Людочка, мы просто хотели проверить, как при съемке меняется световой режим. Нам это для работы нужно.
Натаныч:
– Ну, это же легенда…Оставь, конечно, только для себя учти: не мог я растеряться. Такого просто быть не могло!
А статья в свердловской газете могла быть и совсем другой…
Макс:
– И напиши там, что это была просто пьяная дурь, а то подумают, что мы и впрямь порнуху снимали…
Забл:
– И, между прочим, это не Макс сказал про световой режим, а я, что нам необходим длинный кадр для перебивок. Вот.
Эх, правду говорят эстрадные артисты: «Интересная у нас жизнь, а внукам рассказать нечего!»
«Все мы – простые актеры в театре Господа Бога»
Натаныч рассуждал просто: главное достоинство его детей в том, что они не столь музыканты, сколь актеры. Так что необходимо было что-то кардинально менять, ведь, сколько ни катайся с веселыми песенками по стране, в один прекрасный момент это кому-нибудь надоест: либо зрителям, либо команде. Да и представить, что кому-то из них после 30 лет захочется продолжать козликом прыгать по сцене, было совершенно невозможно.
Ну… и впрямь, с первого взгляда музыкантами не назовешь!
Помните, как умер исключительно удачный спектакль «Ах, эти звезды!» у Леонидова на курсе? Вот так и любое явление культуры умирает, ибо оно – живое. Странная мысль? Сейчас объясню.
Бренность таланта любой «звезды» заключается в удивительном противоречии: чем активнее ты гастролируешь, зарабатывая деньги своим раскрученным именем, тем быстрее выветривается творчество из твоей работы. И самому тоскливо становится, и зрителю скучно.
Правда.
И ведь не ездить по гастролям глупо! Народ же не вечно будет тебя помнить и любить, так что – «куй железо, не отходя от кассы!» – любимый слоган эстрадных артистов, а особенно продюсеров. Стратегия в этом случае проста и выработана в «мире желтого дьявола» еще в 30-е годы прошлого века: нужно поймать фортуну за хвост и в течение нескольких лет «накосить бабла» столько, чтобы, вложив их в какой-нибудь бизнес, до самого своего заката не знать никаких забот.