– Верно. Именно поэтому я развернула каждую пару и скатала их так, как нужно. Подожди, пока ты увидишь ящик со своим нижним бельем, – там нет ничего сложенного. Я перемешала твои футболки и майки. Только представь, Харрисон, – твои футболки в ящике для маек, а трусы в ящике для футболок. А вся выстроенная вдоль стены обувь непарная!
Микаэла начала забрасывать Харрисона скатанными носками. Задремавшая было кошка хищно прыгнула за одним таким «мячиком», покатившимся по полу.
– О женщины! – Харрисон потер руками лицо, словно пытаясь войти в правильный мир, словно пытаясь найти какой-то смысл в действиях Микаэлы и спланировать следующий шаг. Харрисон сгреб носки и начал складывать их. Он сложил их в ровную линию поперек спинки кушетки. – Понимаешь, в твоих действиях нет никакой логики. С тобой очень трудно, ты совершенно непредсказуема. – Он погладил сломанный нос, внимательно глядя на Микаэлу. – Я сделал что-то не так, да? Я новичок в этом деле – в близких отношениях и попытках сделать приятное, – но это, конечно, не оправдание…
– Непредсказуемая? А какой я должна быть? Ты исчез на три дня, Харрисон, не на один. И ни словечка.
– Дела, – проговорил он медленно. – Я должен был встретить тебя поцелуем, не так ли? На твой приветственный поцелуй мне рассчитывать не приходится?
– Дела! Это не оправдание. Ты просто закрыл еще одну дверь, Харрисон.
Он задумчиво кивнул:
– Пожалуй, да. Я должен был тебя поцеловать?
– Это было важно… да, должен был. Одним из потрясающих поцелуев, который бы сказал мне, что ты соскучился.
– Так оно и есть. – Признание прозвучало торжественно, словно он обещал не делать подобных ошибок в будущем. Харрисон принюхался и вопросительно приподнял брови: – Опять пирожные?
– Не рассчитывай, что они для тебя, они не для того, кто поступает так, кто может просто исчезнуть, когда ему вздумается. Ты слушал меня, когда я тебе говорила о том, как Клеопатра зовет меня, пытаясь что-то сказать, в тот момент ты понимал меня. Ты обнимал меня, когда я плакала – ты был рядом, чтобы утешить. А тебе не приходило в голову, что, куда бы ты ни отправлялся, уходя, ты уносишь с собой частичку всего этого? Мужчины с женскими качествами встречаются редко, понимаешь?
Была ли она рациональной? Было ли ей обидно? Да, но сейчас имел значение только Харрисон и тот мрак, который преследовал его.
– Что, черт возьми, такое эти «женские качества»? Харрисон запустил пальцы в волосы, а затем, словно проверяя реакцию Микаэлы, запустил в нее мячиком носков. Комок слегка задел ее.
В одно мгновение воздух между ними сгустился, и, почувствовав это, Харрисон застыл, а потом улыбнулся. Его губы лишь слегка изогнулись в предвкушении нового удовольствия.
– Скучала по мне, милая? – нарочито грозно спросил он, потом подобрал еще одну пару и запустил в Микаэлу, она резво укрылась за стулом, одной рукой удерживая запас носочных снарядов, а другой швыряя их в Харрисона.
Потом воздух словно застыл, поплыли сгущающиеся теплые тени, Микаэла продолжала смеяться, кошка как ни в чем не бывало все играла шариками носков, лишь Харрисон стоял неподвижно, внимательно наблюдая за женщиной. Заметив этот взгляд, Микаэла замерла, дыхание перехватило в ожидании… Взгляд его серых глаз скользнул вниз по ее телу, накаляя кожу и как будто раздувая тлеющие внутри угли. А потом, осознав, что она не имеет права потерять его, отдав теням прошлого, она расстегнула рубашку, и та, скользнув по телу, упала на пол.
Мгновение Харрисон не двигался, словно что-то его удерживало, потом он быстро преодолел разделявшее их расстояние и заключил Микаэлу в свои объятия. Его большое тело дрожало.
– Я всегда буду возвращаться, – хрипло прошептал он, прижимаясь губами ко лбу Микаэлы, его поцелуи были короткими и пылкими. – Я всегда буду верен тебе… и я никогда не причиню тебе боли…
Микаэла поняла, что с момента возвращения он очень хотел ее и очень боялся… Его дрожащие руки нежно ласкали ее, скользя по груди, по спине, словно он хотел убедиться, что с ней ничего не случилось. Потом его губы жадно нашли ее губы, именно так, как хотелось ей – со всей страстью, неукротимостью и пылкостью, которые таились внутри его. Микаэла отдалась Харрисону полностью, вливаясь в него, обхватывая руками его плечи, погружая свои ладони в эту густую массу непослушных волос. Дрожа от переполнявшей его страсти, Харрисон крепко прижимал Микаэлу к себе, горячее дыхание обжигало ее щеку. Харрисон нашел губами ухо Микаэлы и стал нежно покусывать его, потом его язык аккуратными и быстрыми движениями окончательно возбудил ее.
– Харрисон, – выдохнула Микаэла, испытывая нестерпимое желание ощутить его внутри себя и прижаться к нему так, чтобы уже ничто не могло встать между ними.
Он поднял ее на руки и поспешил в полумрак прихожей.
Сильное желание Харрисона было именно таким, какого жаждала Микаэла, – подлинным, трепетным и настолько искренним, что его невозможно было отвергнуть. Их губы слились, горячие и ищущие. Его руки уверенно прижимали Микаэлу к груди, биение его сердца обволакивало ее так, словно это было ее сердце. Его пальцы, слегка впиваясь, собственнически и требовательно обхватывали ее бедра.
Уложив Микаэлу на постель, Харрисон лег на нее сверху и в нетерпеливом желании быстро начал срывать одежду. Микаэла знала, что будут моменты и другой, более мягкой близости, но в безумном накале этой ночи он нужен был ей весь без остатка, без притворства, без запретов и условностей.
Безумная лихорадка охватила их, и в своей страсти они двигались как единое целое. Каждое прикосновение, легкое касание рук или губ обжигало плоть и приносило утешение. Охваченная сильнейшим порывом, Микаэла уже не могла пошевелиться, крепко вцепившись в Харрисона и балансируя на самом краю.
Харрисон тяжело лежал на ней, и эта тяжесть была ей приятна, она говорила ей о том, что он отдал все, что может отдать мужчина, охваченный страстью. Их близость не была размеренной и привычной, скорее она напоминала ожог истины.
Микаэла гладила его спину, наслаждаясь ощущением его расслабленных мышц, которые лишь несколько мгновений назад твердели от страстного напряжения.
Подрагивающей рукой Харрисон лениво, нежно и интимно погладил Микаэлу по плечу, потом взял ее за руку, лаская тыльную сторону ладони большим пальцем.
– Я не сделал тебе больно? – прерывисто прошептал он, уткнувшись носом ей в шею.
– Нет. Я так же безумно хотела тебя. Можешь считать меня бесстыдной.
Микаэла почувствовала его уход, его опасения. Харрисон всегда относился к ней очень бережно, и на этот раз, поднимаясь над ней, когда все его тело было зажато страстью, он держал ее руки рядом с ее головой.
Микаэла почувствовала, что Харрисон улыбается.
– Ну хорошо, ты бесстыдна, и ты опустошила меня. Я никогда не буду прежним.
Он поднялся над ней, его лицо, слегка размытое тенью, было сейчас серьезным. Микаэла мягко отвела свесившуюся прядь волос. Пальцем она провела Харрисону по бровям. Затем обвела выступающие скулы, обрисовывая лицо любимого своими руками.
– Ты не похож на него, Харрисон. Ты не способен на насилие, и ты будешь любить своих детей. Ты будешь прекрасным семьянином, идеальным отцом.
– Как ты можешь быть уверенной в этом? – спросил Харрисон устало.
– Потому что я знаю тебя всю жизнь, потому что я бесстыдна и потому что я никогда не ошибаюсь, – прошептала Микаэла, вглядываясь в эти жесткие черты и наблюдая, как они смягчаются, как появляется неловкая, даже несколько застенчивая улыбка, которую Микаэла так мечтала увидеть.
– Какая самонадеянность. Ты ведь хочешь меня, правда? – поддразнил ее Харрисон, теперь уже широко улыбаясь, когда ее рука прошлась по волосам на его груди. Он посмотрел вниз, стараясь увидеть их сплетенные тела, и, когда он встретился с ней взглядом, его серые глаза сверкнули твердой решимостью. – Я всегда буду бороться за тебя, и ты это знаешь, не так ли?
Потом его пальцы начали двигаться легко и неторопливо, и Микаэла забыла обо всем на свете…
Глава 15
Из дневника Захарии Лэнгтри:
«Осталось найти еще одну монету Лэнгтри, пять уже были у меня. В тот день, когда я продал первого жеребца Лэнгтри, последняя монета заблестела у меня в руке. Гордость светилась в черных глазах моей возлюбленной, хотя она и ругала меня, называя дерзким, высокомерным и заносчивым. Когда я со смехом гнался за ней в лес, то удивлялся, думая, как она может любить меня, человека, который ничего не может ей дать, кроме своего сердца и своей души. Той ночью мне снился Обадая, его кожа блестела от пота. Мне не грозило бесчестье, моя честь осталась при мне, поскольку я выжил и в моей новой жизни стал пользоваться уважением. Мне хотелось, чтобы сбылись мечты отца, и я попытался, несмотря ни на что, добиться другой славы в другое время. Сейчас я крепко стою на ногах. Может ли заклинание Обадаи действительно иметь такую силу? Или это любовь жены помогла объединить все шесть монет? Что за сила заключена в женщинах, если даже мужчин она делает сильными, когда они, казалось бы, уже потеряли всякую надежду?»
Харрисон аккуратно поставил портфель на стол. В это утро он предпочел бы подольше оставаться в постели, крепко обнимая Микаэлу. Но она уехала домой еще до рассвета. Ей нужно было подготовиться к утреннему эфиру.
Когда он ехал на работу, рядом с ним показался красный автомобиль Микаэлы. Она просигналила ему, предлагая остановиться, и что-то, завернутое в алюминиевую фольгу, влетело в открытое окно его машины. Все так же не говоря ни слова, Микаэла резко рванула с места и повернула к телестудии. От свертка исходил запах свежеиспеченных шоколадных пирожных. Харрисон бережно положил его на сиденье рядом с собой.
Вошла секретарша и поставила на стол чашку кофе.
– Доброе утро, Кей, – улыбнулся Харрисон.
– Доброе утро. Я сейчас принесу вам на подпись письма… Вы хорошо себя чувствуете, мистер Кейн?
– Я чувствую себя великолепно, спасибо. А как ваши дела?