– Я его не распознала. Это точно не один из расхожих авторских брендов. Начальная нота – фрезия, базовая нота – амбра и белый кедр. Весьма необычно. Я спросила ее.
– И?
– Она сказала название, но у меня вылетело из головы. Извините, похоже, из меня плохой помощник.
– Ну что вы! Вы очень помогли. Серьезно. Если вы, мало ли, вспомните название духов или что-нибудь о тех двух женщинах, можете рассказать об этом квестору Армандо Тревисану в полицейском отделении в Санта-Кроче, и он обязательно передаст мне.
– Непременно. Можете сказать, как вас зовут? Номер мобильного?
Ева диктует, с любопытством разглядывая витринные столики с украшениями. Колье из ослепительных сапфиров и бриллиантов. Изумрудное ожерелье – словно каскад зеленых огней.
Ручка в пальцах управляющей застывает.
– Вижу, вы любите тонкие украшения, синьора Поластри.
– Я никогда не видела таких вещей. Так близко, что можно потрогать. Понимаю, почему люди так к ним стремятся. Даже влюбляются в них.
– Можно мне вам кое-что предложить? Я сегодня иду на прием в палаццо Форлани. Умберто Дзени открывает новую ювелирную коллекцию. Я собиралась взять с собой сестру, но у нее заболела дочь. Если вы свободны, можете пойти со мной.
– Весьма любезно. – Ева застигнута врасплох. – А вы уверены?
– Разумеется. Мне будет очень приятно.
– Ну тогда… Да. Боже. Ужасно интересно. Мне никогда не доводилось бывать на приеме во дворце.
– Можете надеть свой браслет.
– И впрямь могу.
– В таком случае è deciso[22]. Палаццо Форлани – это в районе Дорсодуро. Перейдете через мост Академии, а потом метров сто налево. Скажете, что вы с Джованной Бьянки из «Ван Диста». Я приеду в девять.
– М-м… конечно. Почему бы нет? Благодарю, Джованна. Очень мило с вашей стороны.
Джованна протягивает руку.
– Allora a dopo[23], синьора Поластри.
– Просто Ева.
– A dopo, Ева.
В хостеле она берет ноутбук и, усевшись на кровати, шифрует сообщение о Ринате Евтухе и о том, что в его исчезновении, возможно, замешана В. вместе со своей русской подругой, любовницей или кто она там. Сообщение отправляется к Билли на Гудж-стрит, а Ева звонит в номер Ланса. Трубку никто не берет, но через пару минут он сам стучит в дверь с пивом и чудовищных размеров пиццей.
– В окрýге только дорогущие кабаки для туристов. Поэтому я решил найти что-нибудь навынос.
– Отлично. Я жутко проголодалась.
Следующие полчаса они сидят у двери на маленький балкончик, попивая холодное «Настро Адзуро» и закусывая ломтями пиццы с картошкой, розмарином и сыром таледжио.
– Реально вкусно, – произносит Ева, когда в нее больше не лезет.
– Если ты шпион, приходится со многим мириться, – говорит Ланс. – Но до говенной еды я не опускаюсь.
– Не думала, что тебе не все равно.
– А вот. Я покурю на балконе, ты не против?
– Валяй. Мне надо позвонить мужу.
Найдя наконец в сумке телефон, Ева понимает, что он весь день лежал выключенный. К своему ужасу, она обнаруживает шесть пропущенных звонков и три сообщения от Нико.
– Черт! Б…!
Оказывается, с Нико произошел несчастный случай. Почти весь день он провел в Королевском бесплатном госпитале Лондона, но сейчас уже дома на костылях.
– Нико, мне ужасно, ужасно жаль, – говорит Ева, когда удается дозвониться. – Я только сейчас увидела, что телефон был весь день выключен. Что произошло?
– Одна из родительниц высаживала сына у школы. Сзади на него ехала машина. Я рванул и успел его оттащить. Ба-бах!
– Боже мой, милый. Мне так жаль. И как ты?
– Главное – перелом лодыжки. Еще трещина в берцовой кости, порванные связки.
– Сильно болит?
– Скажем так, готовить тебе придется чаще.
– Боже мой, бедный. Я имею в виду переломы. Хотя новость про готовку тоже так себе… Извини, был тяжелый день.
– Да уж, нелегкий. Как там Венеция?
– Чудесный город, несмотря на то что все время лил дождь.
– А Ланс? В добром здравии?
– Нико, умоляю. С Лансом все в порядке, с работой тоже, и я вернусь уже завтра вечером. Сможешь пока справиться сам?
– Мои предки сражались с османами при Варне. Так что переживу.
– У Тельмы с Луизой хватает сена?
– Можешь немного прикупить в дьюти-фри.
– Нико, прекрати. Извини меня, ладно? За то, что забыла включить телефон, за то, что я в Венеции, за твой несчастный случай. Мне жаль, что все так вышло. Тебе в больнице прописали болеутоляющее?
– Да. Кодеин.
– Принимай его. Только запивай водой, а не виски. И ляг в постель. Надеюсь, родители мальчика благодарны.
– Родительница. Она одна. И – да, благодарна.
– Я горжусь тобой, любимый. Правда.
– Чем займешься вечером?
– Попозже нужно будет сходить поговорить с одним человеком о записях с камер. – Вранье льется непринужденно, словно само собой. – Потом лягу почитаю.
– Что читаешь?
– Роман Елены Ферранте.
– О чем?
– Сложные отношения между двумя женщинами.
– А бывают не сложные?
– Из своего опыта такого не припомню.
Когда Ланс возвращается в комнату, сопровождаемый колечком табачного дыма, Ева все еще сидит, уставившись в телефон.
– Какие планы? – спрашивает она.
– Звонил одному человеку. Я работал с этим парнем в Риме, а потом он перевелся сюда. Подумал, перекинусь с ним парой слов о пропавшем украинце.
– Когда встречаетесь?
– Через полчаса. Бар возле полиции, куда мы сегодня ходили. А у тебя что?
– Иду на какой-то прием с Джованной из ювелирного магазина. Записи с камер стерли, но у нее наверняка найдется, что рассказать.
– Да уж, наверняка.
– Ты на что намекаешь?
– Ни на что.
– Ты ухмыльнулся.
– Это не ухмылка, а лицевой тик. Для меня и самого это больной вопрос.
– Слушай, ты прекрасно сработал утром. Просто отлично. И пицца была вкуснейшая. Но если ты собираешься ухмыляться всякий раз, как я упоминаю другую женщину, это не прокатит.
– Да, понимаю.
– Иди ты, Ланс, к черту.
– Именно. Сию секунду.
За десять минут Ева переодевается в платье от Лауры Фраччи, закалывает волосы в относительно приличный пучок и выходит в сумерки; на ее запястье – браслет розового золота. Дневной дождь обострил запахи – воздух теперь влажно благоухает сточными водами. Она переходит площадь и направляется на запад, мимо групп запоздалых туристов к мосту Академии. На середине моста она останавливается, зачарованная видом. Темнеющий канал, освещенные дома вдоль воды и у далекого выхода в лагуну – купол Санта-Мария-делла-Салюте. Столько красоты, почти невыносимой, и вся она постепенно умирает. Как и мы все, шепчет голос у Евы в голове. Завтра нет, есть лишь сегодня[24].
Балансируя в точке, разделившей поток ее жизни на «ниже» и «выше по течению», Ева смотрит на мерцающий канал и размышляет о сопернице. Она видела лишь ее глаза, но этого достаточно. Я смерть, – говорил, казалось, ее взгляд, – а не познав смерть, можешь ли ты ощущать себя живой?
Перед лицом такого вызова – и Ева теперь это ясно осознаёт – нельзя ни отступить, ни уклониться. Куда бы он ни звал, ей придется следовать за ним, и если для этого нужно солгать Нико – что ж, так тому и быть. Прибрежный бриз волнует поверхность канала, разглаживает мягкие складки платья на бедрах Евы, а в сумке начинает вибрировать телефон.
Это Джованна. Будет через десять минут.
В узенькой комнате на втором этаже инсбрукской гостиницы «Гастгоф Лили» Вилланель сидит, скрестив ноги, на кровати перед лэптопом и листает архитектурные планы «Фельснаделя». Это самый высокогорный отель в Австрии, футуристический ломоть из стекла и стали. Он стоит на одном из выступов восточного склона горы Тойфельскамп на высоте две с половиной тысячи метров над уровнем моря, обвившись вокруг обледеневшей тирольской скалы.
Вилланель в своем воображении уже несколько часов бродит по этому зданию, проверяя возможные входы и выходы, запоминая расположение жилых секторов и кухонь, складских и подсобных помещений. Последние полчаса она изучает фурнитуру и замки на окнах с тройными стеклами. Внимание к подобным деталям – всегда твердил ей Константин – определяет границу, проходящую между победой и поражением, между жизнью и смертью. Вилланель с грустью думает, что сам же Константин где-то по ходу дела какой-то деталью, видимо, пренебрег.
Она зевает, скалясь как кошка. Подготовка к операции ей всегда нравится, но порой организм все-таки слишком нагружается – в тот момент, когда планы начинают расплываться перед глазами, а буквы на экране – сливаться. Кроме аналитической подготовки, она учит немецкий, которым раньше никогда не занималась. В «Фельснаделе» ей не нужно будет изображать из себя немку – по легенде она француженка. Но умение говорить все же потребуется, а умение понимать все, что слышишь, – тем более оперативная необходимость.
Эти предварительные занятия весьма утомительны. Вилланель меньше подвержена стрессу, чем большинство людей, но, сталкиваясь с долгими периодами ожидания, и она ощущает знакомую потребность. Заблокировав лэптоп (теперь любая попытка ввести логин приведет к полному уничтожению данных), она встает на ноги и потягивается. На ней дешевый черный тренировочный костюм, душ она не принимала уже тридцать шесть часов, грязные волосы собраны сзади в неопрятный хвост. Вид одичавший, запах соответствующий.
В увядающем свете Герцог-Фридрихштрассе смотрится симпатично, ее освещенные здания словно театральная декорация на фоне виднеющихся вдали гор. Но там холодно. Упорный ветер свищет в узких улочках и, пока Вилланель торопливо шагает к Шлоссергассе, к золотым огням пивного бара «Браухаус Адлер», сквозь скудную одежку ее пробирает до самых костей. Внутри бара очень шумно, теплый воздух насыщен пивными парами. Оказавшись в людном зале, Вилланель замечает ряд сидящих спиной к стойке парней – те с насмешливым и хищным видом разглядывают толпу, порой обмениваясь комментариями и улыбками знатоков.