– Твоя дочь великолепна.
– Правда? Рад, что она тебе понравилась.
– Да, понравилась. – Река рябит от бриза. – В московском метро меня хотел убить профессиональный киллер. Если бы не ФСБ, я была бы уже мертва.
– Я слышал об этом от Ланса. Он говорит, тебя забрали на Лубянку.
– Это так.
– Мне жаль, Ева. Представляю, какого ужаса ты натерпелась.
– Да, это был кошмар. Но виновата целиком и полностью я сама, ведь именно я настояла на том, чтобы ехать в Москву.
Ричард отводит глаза.
– Сейчас это уже неважно. Расскажи подробнее, что именно произошло.
Ева рассказывает. Метро, Лубянка, беседа с Тихомировым.
Она заканчивает историю, но Ричард никак не комментирует услышанное. Кажется, будто его внезапно очень заинтересовала одна из пришвартованных у причала лодок.
– То есть эту самую Фарманьянц арестовали? – в конце концов произносит он.
– Да, она в Бутырке. Насколько понимаю, это не лучшее место на свете.
– Правильно понимаешь. Это мрачное Средневековье.
– И я уверена, что она – одна из двух женщин, что убили Евтуха в Венеции. Тихомиров тоже так думает.
– Правда?
– Ричард, ты нанял меня, чтобы найти убийцу Виктора Кедрина. Так вот. Это молодая женщина. Зовут ее Оксана Воронцова, оперативный псевдоним – Вилланель. Бывшая студентка лингвистического отделения Пермского университета, получила приз по стрельбе, в двадцать три года ее обвинили в тройном убийстве. Завербовал и обучил ее Константин Орлов, бывший глава Управления С из СВР; под его руководством она стала киллером у «Двенадцати». Он вытащил ее из тюрьмы, сфабриковал ее смерть и создал для нее несколько личностей, а потом его самого убили, и вполне вероятно, что это дело рук самой Вилланель. Я отправлю тебе отчет по факсу в течение сорока восьми часов, если доживу.
– Ты всерьез считаешь…
– Взгляни на это с точки зрения Вилланель. Она скомпрометирована тем, что я столько на нее нарыла, ее подружка в Бутырке, и тоже в основном из-за меня. Кто, по-твоему, следующий у нее в списке?
– Люди, которые присматривают за тобой, – настоящие профессионалы. Ева, я тебе обещаю, это так. Ты, возможно, их не видишь, но они всегда рядом.
– Ричард, я на это надеюсь. Я чертовски надеюсь, поскольку эта женщина – реальная машина для убийства. Я стараюсь сохранять спокойствие, и мне более-менее это удается. Но я боюсь до чертиков. То есть я реально, б…, напугана. Я настолько напугана, что не могу даже думать о грозящей опасности и не могу принять необходимые меры, поскольку боюсь, что, если окажусь лицом к лицу с этой проблемой или начну всерьез ее обдумывать, меня просто разорвет. Ничего не попишешь.
Он разглядывает ее спокойно, как врач.
– Я не вернусь на Гудж-стрит, – добавляет она. – Никогда.
– Ладно.
– Ричард, я вне игры. Говорю серьезно.
– Я тебя слышу. Но один вопрос можно задать?
– Сколько хочешь.
– Где ты собираешься провести следующие десять лет?
– Я хочу быть живой. А если у меня при этом будет еще и муж, то это типа бонуса.
– Ева, в этой жизни нет никаких гарантий, но внутри цитадели безопаснее, чем снаружи, – во всех смыслах. Давай снизим нагрузку. Тайная жизнь – твое призвание. Ты живешь этой работой, ты дышишь ею. Вознаграждение… будет огромным.
– Ричард, я попросту не могу. У меня не получится. Я ухожу.
Он кивает.
– Понимаю.
– Не думаю, что понимаешь. Но как бы то ни было. – Она протягивает руку. – Спасибо, что пригласил. И привет Аманде.
Хмурясь, он смотрит ей вслед.
Прикупив в «Уитлоке и Джонсе» медицинские принадлежности и сложив их в рюкзак, Вилланель встречается с Антоном у билетных касс на станции Финчли-роуд. Он выглядит раздраженным – они не успевают обменяться и парой слов, как он резко поворачивается и шагает к итальянской кофейне рядом с метро.
Заказывает кофе для обоих и жестом указывает ей сесть за столик с краю.
– В идеале я хочу, чтобы это случилось сегодня, – говорит он. – Мужа не будет. Он сейчас живет у друзей в паре миль от дома, и я только что получил подтверждение, что он по-прежнему там. Оружие, амуниция, документы, все, что ты заказывала, – в сумке под столом. Ты еще хотела машину. Полагаю, чтобы избавиться от тела?
– Да.
– Белый «Ситроен» будет ждать тебя у дома Поластри. Ключи – в той же сумке, что и пистолет. Когда все сделаешь, дай мне знать, как обычно, и увидимся в Париже.
– Ладно. Net problem.
Он смотрит на нее раздраженно.
– Говори по-английски. И почему на тебе эти жуткие очки? Выглядишь как чокнутая.
– А я и есть чокнутая. Ты видел психопат-тест профессора Хаэра? Я зашкаливаю.
– Только не облажайся, ладно?
– Можно подумать…
– Вилланель, давай серьезно. Ведь Фарманьянц в Москве облажалась.
Взгляд Вилланель остается пустым.
– А что пошло не так?
– Неважно. Главное – сейчас сделать все нормально.
Глава 8
Возвращаясь домой на метро, Ева тайком разглядывает окружающих. Кто из них за ней следит? Их, наверное, двое, оба вооружены. Пара гóтов со стаффордширским бультерьером? Серьезные парни в арсеналовских футболках? Молодые женщины, уткнувшиеся в телефоны?
Она могла бы попросить, чтобы ее отправили в безопасное место, но это лишь отсрочило бы решение проблемы. Невысказанная истина – и они с Ричардом оба это знают – состоит в том, что ей надо заставить киллера раскрыться, но проще всего это сделать, оставаясь жить в своей квартире. Ее дом и окружающие улицы тем временем будут под незримой охраной. Окажись рядом Вилланель, бригада арестует ее на месте, а в случае сопротивления вырубит или даже прикончит без лишних слов. Так или иначе Ева, с тех пор как начала работать на Ричарда, не чувствовала себя более защищенной.
Она достает из сумки ключи и входит в подъезд. Отперев дверь своей квартиры на первом этаже, некоторое время стоит не шевелясь, прислушиваясь к тишине и к шипению просекко в собственных ушах. Затем вынимает «глок», стараясь не замечать, как в груди колотится сердце, прикрывает за собой дверь и подвергает помещение профессиональному экспресс-осмотру.
Ничего подозрительного. Рухнув на диван, она включает пультом телевизор – Нико оставил его на канале «История». Там идет документальный фильм о холодной войне, и голос за кадром рассказывает о расстреле тринадцати поэтов в Москве 1952 года. Ева начинает смотреть, но глаза закрываются сами, и фильм превращается в мелькание разрозненных черно-белых кадров и полупонятного русского. Несколько минут спустя – или прошел уже целый час – по экрану бегут титры в сопровождении шипящей старой записи советского гимна. Ева вполголоса подпевает:
Soyuz nerushimy respublik svobodnykh
Splotila naveki velikaya Rus!
Ужасные стихи, вся эта лабуда про нерушимый союз республик, но мелодия воодушевляющая.
Da zdravstvuet sozdanny voley narodov…
Воля народов. Да, конечно… Зевая, Ева тянется к пульту и выключает телевизор.
Yediny, moguchy Sovetsky Soyuz!
На половине зевка она замирает. Что за хрень? Это голос у нее в голове? Или он звучит здесь, в квартире?
Slav’sya, Otechestvo nashe svobodnoye…
От ужаса у Евы перехватывает дыханье. Этот ужас реален. Он здесь. Он с ней.
Пение продолжается – отчетливо и спокойно, Ева пытается встать на ноги, но ее суставы словно склеились от страха, координация движений пропала, и она вновь падает на диван. «Глок» каким-то образом остается в руке. Пение замолкает.
– Ева, ты не могла бы подойти?
Судя по еле заметному, но характерному эху, она в ванной, и Евин ужас на мгновение приглушается внезапно охватившим ее любопытством. Двигаясь с «глоком» через гостиную в заднюю часть квартиры, она открывает дверь, и в лицо ей ударяет волна теплого ароматного пара. Вилланель лежит в ванне, из одежды на ней – лишь латексные перчатки. Глаза полуприкрыты, волосы на голове – словно клубок колючек, кожа розовеет в горячей мыльной воде. Между кранами над ее ногами лежит пистолет «ЗИГ Зауэр».
– Поможешь справиться с волосами? В этих перчатках у меня не получается.
Ева с дрожащими коленями таращится на нее, разинув рот. Отмечает про себя кошачьи черты с лишенными эмоций серыми глазами, не успевшие зажить порезы на лице и небольшой странный шрам на губе.
– Вилланель, – шепчет она.
– Ева.
– Что… зачем ты здесь?
– Хотела повидаться. С последнего раза прошло уже столько недель.
Ева не двигается. Она стоит, застыв на месте, с оттягивающим руку «глоком».
– Умоляю. – Вилланель тянется за Евиным жасминовым шампунем. – Успокойся. И положи свой пистолет рядом с моим.
– Зачем на тебе эти перчатки?
– Криминалистика.
– Значит, ты пришла меня убить?
– А ты хочешь?
– Нет, Вилланель. Прошу…
– Ну что ж. – Она поднимает взгляд на Еву. – Ведь у тебя сегодня на вечер нет планов?
– Нет, я… Мой муж… – Ева дико озирается. Запотевшее окно, раковина, пистолет у нее в руках. Она понимает, что надо взять ситуацию под контроль, но само присутствие Вилланель действует на нее парализующе. Мокрые волосы, сероватые синяки и порезы, бледное тело в окутанной паром воде, облупившийся лак на пальцах ног. Все слишком концентрированно.
– Нико оставил тебе записку. Он просит не волноваться за коз, он забрал их с собой. – Вилланель качает головой. – Вы держите коз, бред какой-то.
– Они маленькие. Я… Мне не верится, что ты здесь. У меня дома.
– Ты спала перед телевизором, когда я пришла. Кстати, храпела. Не хотелось тебя будить.
– На входной двери – замок с восемью цилиндрами.
– Я заметила. Довольно хороший. У тебя славно. Здесь настолько… похоже на тебя. Все в точности как я представляла.
– Ты вломилась. Явилась с пистолетом. Отсюда я делаю вывод, что ты на самом деле собираешься меня убить.