– С тех пор прошло четверть века.
– Для Дороти все случилось вчера.
– Но вы не отсюда.
– Я знаю, – сказал Ричер. – Я направляюсь в Вирджинию.
– Ну так продолжайте свой путь.
– Я не могу. Пока не могу. Мысль о том, что Дунканы это сделали и им все сошло с рук, не дает мне уйти.
– Почему это имеет для вас такое значение?
– Я не знаю. И не могу объяснить. Но имеет.
– Поверьте мне, Дунканам многое сходит с рук. Каждый божий день.
– Остальное меня не волнует. Мне без разницы, кто будет увозить урожай или когда и сколько за него заплатят. О таких вещах вы в состоянии позаботиться сами. Дело нехитрое.
– В тот год я работала у Дунканов нянькой, – сказала жена доктора.
– И?..
– На самом деле они во мне не нуждались. Дунканы редко уходили из дома. Точнее, все время выходили, но почти сразу возвращались. Словно это какой-то фокус или обман. И они всегда очень долго собирались, когда приходило время отвезти меня домой. Словно платили мне за то, чтобы я находилась с ними. Со всеми, а не только с Сетом.
– Как часто вы на них работали?
– Всего я была у них раз шесть.
– И что произошло?
– В каком смысле?
– Что-то плохое?
Она посмотрела Ричеру в глаза.
– Приставали ли они ко мне?
– Да.
– Нет, такого не случалось.
– Вы ощущали исходившую от них опасность?
– Немного.
– А можно ли сказать, что они вели себя в каком-то смысле недостойно?
– Пожалуй, нет.
– Так почему же вы поддержали Дороти, когда пропал ее ребенок?
– Просто у меня возникло такое чувство.
– Какого рода чувство?
– Мне ведь тогда было четырнадцать – вы помните? Я ничего не понимала. Но мне было у них как-то не по себе.
– И вы сообразили почему?
– Постепенно до меня дошло.
– И что же это было?
– Они были разочарованы, что я не младше. Мне давали понять, что я для них слишком старая. И это вызывало у меня жуть.
– В четырнадцать вы чувствовали себя слишком для них старой?
– Да. И я еще совсем, ну… знаете, еще не созрела. Я была маленькой девочкой.
– А что бы с вами произошло, будь вам меньше лет? Как вам казалось?
– Честно говоря, мне не хотелось об этом думать.
– И вы рассказали полицейским о том, что чувствовали?
– Конечно. Мы им все рассказали. Полицейские были великолепны. Это произошло двадцать пять лет назад, но они вели себя вполне современно. Даже к детям отнеслись очень серьезно. Они выслушали всех. Они сказали нам, что мы можем говорить все, важное и не слишком, правду или только слухи. И все вышло наружу.
– Но ничего не удалось доказать.
Жена доктора покачала головой.
– Дунканы оказались чистыми, точно свежевыпавший снег. Удивительно, что им не дали Нобелевскую премию.
– Но вы продолжали поддерживать Дороти.
– Я знала, что чувствовала.
– Как вы считаете, расследование проводилось честно?
– Мне было четырнадцать. Что я понимала? Я видела собак и парней из ФБР. Все происходило как в телевизионном сериале. И тогда я думала, что все честно.
– А теперь? Оглядываясь назад?
– Они так и не нашли велосипед Маргарет.
Жена доктора рассказала, что большинство фермерских детей начинали водить старые родительские пикапы, когда им исполнялось пятнадцать, или даже раньше, если они были достаточно высокими. Остальные дети ездили на велосипедах. На здоровых старых «Швинах», с бейсбольными карточками в спицах и кисточками на руле. Округ большой, добираться куда-то пешком долго. Восьмилетняя Маргарет ездила от дома по уже знакомой Ричеру дороге – только мелькали колени и локти – на розовом велосипеде, который был больше девочки. И никто так и не нашел ни девочку, ни велосипед.
– Я все время ждала, что они найдут велосипед, – продолжала жена доктора. – Ну, вы знаете, где-нибудь на обочине, в высокой траве. Он должен был где-то лежать. Так всегда бывает в телевизионных сериалах. Улика. С отпечатком следа или клочком бумаги, который обронил преступник, или что-то в таком же духе. Но ничего такого не случилось. Расследование зашло в тупик.
– И к какому выводу вы пришли в то время? – спросил Ричер. – Относительно Дунканов? Виновны они или нет?
– Не виновны, – сказала женщина. – Ведь факты нельзя отрицать, не так ли?
– И все же вы поддержали Дороти.
– Частично из-за чувств, которые я испытывала. Чувства отличаются от фактов. А еще из-за последствий. Дунканы вели себя очень самодовольно. И люди начали ощущать власть, которую те над ними взяли. Вроде как появилась полиция мысли. Сначала предполагалось, что Дороти должна извиниться, но она отказалась; потом все стали считать, что ей следует помалкивать и вести себя так, словно ничего не произошло. Она не могла даже горевать, потому что это было равносильно новым обвинениям в адрес Дунканов. Весь округ чувствовал себя неловко. Иными словами, Дороти пришлось вести себя как все, стать одной из нас. Как в старых легендах, в которых женщина должна принести своего ребенка в жертву чудовищу ради блага всей деревни.
На этом разговор закончился. Ричер собрал три пустые кофейные чашки и отнес их на кухню, ему хотелось проявить вежливость – и выглянуть из другого окна. Пейзаж все еще оставался чистым. Никаких машин. Покой и тишина. Через минуту вошел доктор.
– Что вы намерены делать теперь? – спросил он.
– Я собираюсь в Вирджинию, – ответил Ричер.
– Хорошо.
– Но по дороге я сделаю две остановки.
– Где?
– Навещу полицейских округа. Это всего в шестидесяти милях отсюда, хочу посмотреть на их отчеты.
– А они сохранились до сих пор?
Ричер кивнул.
– При таких расследованиях, когда объединяются разные департаменты, образуется много бумаг. И они не стали их выбрасывать. Ведь дело до сих пор не закрыто. Все документы должны где-то храниться. Наверное, они занимают не меньше кубического ярда.
– Они разрешат вам на них взглянуть?
– Я тринадцать лет был полицейским. Обычно мне удается уговорить клерков со мной сотрудничать.
– И что вы хотите посмотреть?
– Нужно проверить, есть ли дыры в расследовании. Если мне ничего не удастся найти, я поеду дальше. В противном случае могу вернуться.
– Для чего?
– Чтобы заполнить дыры.
– А как вы туда доберетесь?
– На машине.
– Украденный пикап не поможет вам войти в доверие к полиции.
– Я поставил на него ваши номера. Они ничего не узнают.
– Мои номера?
– Не беспокойтесь, потом я все верну обратно. Если бумаги в порядке, я оставлю машину рядом с полицейским участком с правильными номерами; рано или поздно они разберутся, кому он принадлежит, потом это дойдет до Дунканов, и они поймут, что я уехал окончательно. И они оставят всех вас в покое.
– Это было бы замечательно. А какой будет ваша вторая остановка?
– Полицейские – это вторая остановка. Первая ближе к дому.
– Где?
– Мы заедем к жене Сета Дункана. Мы с вами. Навестим больную, чтобы выяснить, поправляется ли она.
Глава 25
Доктору предложение Ричера категорически не понравилось. Он не хотел навещать эту пациентку. Он расхаживал по кухне и ощупывал пальцами разбитое лицо, поджимал губы, трогал языком шатающиеся зубы.
– Но там может оказаться Сет, – наконец заявил доктор.
– Надеюсь, так и будет, – ответил Ричер. – Заодно мы проверим, как он себя чувствует. И если с ним все в порядке, я врежу ему еще разок.
– С ним наверняка кто-то из футболистов.
– Нет, они в полях, ищут меня. Те, что остались в строю.
– Ну, я не знаю…
– Вы врач. Вы давали клятву. У вас есть обязательства.
– Это опасно.
– Вам известно, что иногда даже вставать с постели опасно?
– А вам известно, что вы сумасшедший?
– Я предпочитаю считать себя сознательным человеком.
Ричер и доктор сели в пикап, выехали на окружную дорогу и свернули направо. В двух милях южнее отеля и двумя милями севернее трех домов Дунканов они покинули дорогу. Через две минуты, когда они проезжали мимо, доктор не удержался и посмотрел на них. Ричер также их внимательно изучил. Вражеская территория. Три белых дома, три припаркованных машины, никакого движения. По оценкам Ричера, второй Бретт уже успел доставить его послание. Вероятно, они решили, что это пустая бравада. Впрочем, сожженный внедорожник должен навести их на размышления. Дунканы проигрывали, медленно, но верно, и они это понимали.
Ричер свернул налево в том же месте, где накануне на «Субару», и поехал дальше, пока впереди и справа не появился дом Сета Дункана. При дневном свете он выглядел почти как при электрическом освещении. Белый почтовый ящик с фамилией Дунканов, пустая лужайка, древняя телега. Длинная прямая подъездная дорожка, надворные постройки, три двери. На этот раз две из трех были открыты. В темноте виднелись две стоящие машины. Красный спортивный автомобиль, возможно «Мазда», очень женский, и большой черный седан «Кадиллак», очень мужской.
– Машина Сета, – сказал доктор.
Ричер улыбнулся.
– Которая?
– «Кадиллак».
– Хорошая, – сказал Джек. – Может быть, стоит ее разбить. Теперь у меня есть собственный разводной ключ. Хотите, я это сделаю?
– Нет, – поспешно сказал доктор. – Ради бога, не нужно.
Ричер снова улыбнулся и припарковался на том же месте, что и прошлым вечером. Они вместе вышли из машины и немного постояли на холодном ветру. Тяжелые тучи все еще нависали над землей, под ними клубился туман, близился полдень, угадывалось приближение вечера. Из-за тумана воздух казался осязаемым, серый, с перламутровым оттенком, он искрился, точно жидкость.
– Наш выход, – сказал Джек и направился к двери.
Доктор следовал за ним, отставая на пару ярдов. Ричер постучал и подождал долгую минуту, пока не услышал шаги. Легкая неуверенная поступь. Элеонор.
Она открыла дверь и осталась стоять, положив левую руку на косяк, правой опираясь о стену, словно с трудом удерживала равновесие или считала, что рука защищает дом от внешних опасностей. Она была в черной юбке и черном св