— Старик Гарет Стронг умер своей смертью, — добавил папа. — Писали в местной газете. Я два раза читал, так и написано: «Своей смертью».
Сердце у меня екнуло при мысли, что мои школьные дневники попали в руки Николасу. Знаю, он их прочитает, а потом будет нарочно делать комплименты, как они хороши. «В школе ты был просто орел». (Читай: а потом что случилось?) Но я решил не поддаваться пронизывающему нашу семью чувству разочарования моей персоной. Я представил новенький сценарий, лежащий в верхнем ящике стола, мой счастливый лотерейный билет, и подумал, как они запоют через год, когда именинное застолье придется втискивать в график съемок моего первого фильма.
Семья решила меня побаловать: сегодня единственный день в году, когда мне можно выбрать какое-нибудь особое место, куда бы пойти. Поэтому я остановился на месте, куда хожу круглый год, — пивная «Красный лев» в центре города. Готовят там неплохо, перед едой можно пропустить пивка, а позже ничто не мешает встретиться с друзьями, так что местечко не хуже других для такой дыры, как Сифорд. «Сифорд не дыра», — занял я оборону через час, когда брат описывал, как безуспешно искал поздравительную открытку поприличнее, чтобы преподнести мне в честь дня рождения. Мы сидели в пабе и изучали ламинированное меню с фотографиями всех указанных блюд.
— Именно дыра: на большинстве открыток в магазине написано «С глубочайшим соболезнованием». То есть, как жить в городе, где люди чаще помирают, чем празднуют день рождения?
— А может, это значит «Глубочайше соболезнуем, что вы живете в Сифорде»? — некстати чирикнула его жена Кэрол.
— Деннис Джонсон умер в свой день рождения, — сообщил папа. — Двусторонняя пневмония.
Я понимал, что брат недалек от истины, но невольно чувствовал, что только у меня есть право так говорить. Британские пассажиры вечно ворчат на свой транспорт, но это не значит, что они хотят, чтобы иностранцы с ними соглашались.
— Так чем займемся сегодня вечером, Джимми? Кегельбан на ковре или уроки плавания для пенсионеров?
— Ты прекрасно знаешь, что здесь и молодежи есть чем заняться.
— Отлично. Значит, посиделки с поцелуями на крытой автобусной остановке.
— Можно выйти за город и чудесно прогуляться пешком.
— Пешком? Из такого города лучше бегом!
Напор не ослабевал.
— Ну а мне тут нравится, — сказал я угрюмо.
Брат живет в Лондоне, а несколько лет назад и мама с папой переехали вслед за ним, чтобы быть поближе к внукам. Постоянные выпады в сторону Сифорда я расценивал как личное оскорбление, невольно улавливая в них скрытые нападки на меня. Подставьте «как я живу» вместо «где я живу», и критика окажется не так уж тонко замаскирована.
— Тут не только пенсионеры и скучающие юнцы, знаешь ли, — продолжил я неторопливо, прежде чем выложить свой единственный козырь. — В Сифорде живет Билли Скривенс…
Новость вызвала даже больше удивления и возбуждения, чем я ожидал.
— Да ты что? — воскликнул Николас.
— Билли Скривенс? Здесь? — подхватила невестка.
— Вот это да! Такой смешной! — сказал папа. — Как его программа называется-то? «Ага!»?
— И живет тут круглый год?
— Нет, конечно, иногда и в Лондоне, но у него коттедж между Сифордом и Кукмир-Хейвеном. Его часто видят в городе, еще он бегает трусцой по холмам.
— И ты с ним прямо встречался?
— М-м, ну да, вот сегодня утром с ним столкнулся, если уж на то пошло.
Это была правда, хотя и не вся. В то утро, где-то в полдвенадцатого, я действительно обменялся парой слов с самой высокооплачиваемой звездой британского телевидения. Отлипнув от компьютера, я вывел Бетти, мы прогуливались по склону ближайшего холма, и вдруг я увидел, что навстречу мне идет Билли Скривенс. Похоже, он возвращался с пробежки, потому что лицо у него раскраснелось и лоснилось от пота, он полубежал-полушагал вразвалку, а ближе ко мне совсем сбавил темп. Он явно проводил оздоровительное мероприятие, и, похоже, полезнее всего для здоровья было то, что он благополучно с ним покончил. Перхоти на Билли было больше нормы. Когда он, прыгая через ступеньки, выбегал на сцену в своем шоу, на нем всегда был блестящий пиджак и фирменный галстук-бабочка, но в то утро я с разочарованием увидел, что на пробежке по Южным холмам в компании лабрадора он забывает о своей безупречности. И все же это вне всяких сомнений был Билли Скривенс. Его знаменитое лицо, казалось, крикнуло мне: «Привет, Джимми, а вот и я!» — и на долю секунды мне показалось, будто я встретил старого приятеля. Но я одернул себя. К нему надо относиться как ко всем остальным, хоть я и не просто один из толпы зрителей. Ведь у нас с ним прямая связь, о которой я хотел ему рассказать. Билли Скривенс еще студентом играл в театре «Кембриджская рампа», а мой старый школьный учитель английского тоже играл в «Рампе», пускай и десятью годами раньше. Пока я раздумывал, как бы половчее заговорить, Бетти нетерпеливо подскочила к лабрадору и стала обнюхивать его задницу.
— Ветрено сегодня, — сказал Билли Скривенс.
Я искренне рассмеялся, решив, что под словом «ветрено» он имел в виду, что его пес пустил ветры, а моя собака ими заинтересовалась. Мой смех озадачил Билли, и я понял, что он всего-то и хотел сказать, что сегодня ветрено. Нужно было срочно придумать что-нибудь поюморнее, дабы показать, что меня вовсе не смущает встреча с телезвездой.
— Ну да, — сказал я.
И он пошел дальше.
— И долго вы болтали? — спросил брат, пока семья рассматривала меня с такой сосредоточенностью, что мне стало и приятно, и как-то тревожно.
— Не очень, мне пора было назад.
На деле же я отвернулся присмотреть за Бетти, а Билли ушел; его остановила привлекательная девушка и попросила автограф. Странно, как это она его заметила. Ведь проходя мимо меня, глаз от земли не подняла.
— И о чем же вы говорили? — спросила мама.
— Да так, знаете, как всегда…
— Не знаем! Рассказывай! — потребовала Кэрол.
— Хм, ну, в общем, я не рисуюсь, и все такое, только, по-моему, с такой знаменитостью, как Билли, так вот и надо разговаривать, запросто. Ведь Билли такой же, как все… — Пока что я ни разу не соврал.
— И часто ты останавливаешься с ним поболтать?
— Ага, частенько. — Ну вот. Соврал.
— Он его называет Билли, — сказала мама. — Не Билли Скривенс, а просто Билли. Так что, зайдет Билли к тебе на день рождения сегодня вечером?
— Э-э, нет, я решил его все-таки не приглашать. Ему и без того непросто в таком маленьком городке, а тут все мои коллеги по школе станут его просить шутить весь вечер.
Как же здорово чувствовать себя другом звезды! Уверен, Билли оценил бы, как я за него вступился.
— Ну и ну! Мой сын — приятель Билли Скривенса, теперь держись, расскажу подругам.
— Нет, не стоит распространяться, мама.
— Может, он не откажется с нами пообедать, раз не придет на вечеринку? Позвони, спроси. Запеченный цыпленок на фото выглядит аппетитно.
— Нет, ма, я бы очень не хотел его сейчас беспокоить.
И хотя Билли не пришел на наше застолье, налицо был очевидный сдвиг. Все оставшееся время до конца трапезы ко мне проявляли больше интереса. Мама и папа явно мной гордились. Мои акции подросли на несколько пунктов. И все лишь оттого, что я преувеличил случайную встречу со знаменитостью. Теперь они купались в теплой звездной пыли, которая осыпалась с меня.
— Может, Билли Скривенс сумеет пристроить тебя на телевидение, малыш? — спросила мама.
Хотя я обещал себе, что не расскажу семье о своем тайном проекте, момент вдруг показался очень подходящим. Раз я уже произвел на них впечатление, а мама упомянула о смене карьеры… И я гордо выложил свою большую новость.
— Сценарист? — удивился папа, на миг вдохновясь таким оборотом дела. — Это что-то с компьютерами, верно?
— Нет, это тот, кто сочиняет фильмы. Писатель, который придумывает кино.
— Господи!.. — Он испустил усталый вздох.
Я и не рассчитывал на понимание. Хоть брат заинтересовался, чего я, впрочем, ожидал, ведь он сам немного киноман.
— А о чем?
— Ну, пока рано об этом. Так просто не объяснишь.
— А какой жанр? Боевик, приключения? Романтическая комедия? Реализм?
— Нет, не то и не это. Пока не хочу рассказывать. Может, дам почитать, когда закончу.
— О! Вот это подача! Будь я голливудским продюсером, я бы тебя враз взял, без вопросов!
После обеда, поцелуев и семейных «спасибо» мама и папа наконец уехали домой, а Николас и Кэрол перешли в бар, чтобы поучаствовать в попойке со мной и обычными подозреваемыми. Друзья, которых я скопил за дюжину лет в Сифорде, отбирались из узкой группы людей с одинаковым мировоззрением: они не хотели бы умереть в городе, в котором живут. В итоге мы оригинально решили проблему того, что в Сифорде нечем заняться: приходили в пивную и жаловались, что в Сифорде нечем заняться. Моя семья за эти годы познакомилась с большинством моих друзей, но когда все собирались вот так вместе, мне все еще было неловко, что брат с женой — этакие столичные штучки и умницы, а друзья у меня — этакие провинциальные неряхи. Впрочем, я не осуждаю мою хорошо одетую невестку за то, что она слегка отпрянула, когда рядом с ней плюхнулся вонючий Норман — наш местный байкер.
Есть люди, которые не признают мяса, а иные религии запрещают стричься. Личное кредо Нормана, по-видимому, не позволяет мыться. Одно время к нему приклеилась кличка «Псина», но, по моему убеждению, это несправедливо: изо рта моей псины так не воняет, как от Нормана. Он уверяет, что мыть волосы противоестественно. «Если не мыться, то, может, чуток и попахивает, — признавался он, — зато в конце концов волосы начинают сами очищаться с помощью естественной смазки на черепе». Я знал Нормана десять лет, но естественная смазка пока не проявилась. Наверное, его шевелюра все еще оправляется от последней атаки шампуня, которой подверглась в начале 1990-х. Норман — один из п