Яркое пятнышко света стало центром всей его вселенной. Альманах глядел на огонёк так пристально, что внезапное головокружение чуть ослабло и он сумел удержаться и не упасть. Приложив руку к виску, он потёр голову. Это что, такая странная мигрень? Или что-то иное – например, что-нибудь магическое? Поэтому он себя так и чувствует?
Альманах знал, что магию можно использовать против людей. Чародеи иногда воевали друг с другом. Знаменитая София Фронезис, например, как-то вырастила деревья в форме букв, чтобы наложить заклятие издалека и заставить двух соперников сражаться за никчёмный гримуар, пока сама она хозяйничает в их несравненно более ценных библиотеках. Чары её были такими могучими, стойкими и способными защищать сами себя, что потомки тех двух соперников по сей день настаивали, что гримуар был настоящим сокровищем.
Вспомнив эту историю, Альманах твёрдо велел себе вернуться к тому, чем ему положено заниматься. Дом. Заклятие. Вот путь вперёд. И он не повернёт назад, какими бы иллюзиями его ни забрасывали. Пол подвала больше не ускользал из-под ног, потолок не кружился, и он прекрасно мог идти дальше по грибной цепочке – куда бы эта цепочка ни вела.
Головокружение ослабело настолько, что Альманах сумел выпрямиться и нашарить взглядом следующую семейку грибов. И ту, что за ней, и следующую. И следующую. Он не пытался разглядеть конец лабиринта. Не оглядывался. Сосредотачивался лишь на том, что находилось непосредственно перед ним.
Так, шаг за шагом, он добрался до следующей развилки – и снова повернул влево.
Медленно, но упорно он продвигался по лабиринту – взад-вперёд по грудам мусора, то чуть вперёд, то куда-то вбок. Даже без всяких заклятий он бы никогда не нашёл тут пути сам по себе. Оставалось только надеяться, что загадка ведёт его куда нужно. Надеяться и двигаться дальше. Влево, влево, всегда влево… пока наконец никакого «влево» не осталось.
Альманах остановился, стараясь восстановить равновесие. Головокружение усиливалось. Он не знал – десять шагов ли остаётся ему пройти или десять миль. Два раза его рвало, в голове звенело, он был близок к обмороку.
Однако теперь грибной лабиринт предоставлял новый выбор – вправо или прямо – наконец-то! Альманах свернул вправо, медленно и с усилием переставляя ноги и опираясь на лопату, как на трость. Ещё раз направо, и ещё, и вот тогда-то… грибы закончились. Просто так закончились, ничем.
Примерно двенадцать долгих вдохов и выдохов Альманах растерянно всматривался в пустое пространство, гадая, что отличает мусор тут от всего остального. Выглядел этот участок совершенно так же, как и везде кругом… вот только поверхность, пожалуй, была чуть более неровной – словно что-то утягивало её внутрь – как водоворот, образующийся на поверхности воды, когда сливаешь ванну. Или это лишь игра его воображения?
– Ну, Олив, – промолвил он, выпрямляясь, насколько мог выпрямиться, не рискуя опрокинуться навзничь, – вот тебе и ничего.
И, покрепче перехватив лопату, принялся рыть.
Глава 23
Этта набросила ручки развёрнутого мешка себе на шею, чтобы толстая ткань свисала спереди, как передник, похлопала рукавицами Сайласа, словно в знак одобрения своего плана, и подняла ногу, собираясь лезть на ворота.
Но вдруг заколебалась. Злость её успела изрядно остыть. Теперь девочка уже не собиралась бежать из поместья и не оглядываться. Нельзя же бросать Альманаха одного в доме, где кишат призраки! А не то совесть будет терзать её до скончания дней.
Нет, она побежит и приведёт подмогу. Ну должен же найтись хоть кто-нибудь, кто сможет хоть что-нибудь сделать! Она вспомнила про стадо овец, которых распугала чуть раньше. Где есть овцы, там и пастухи должны найтись. Вдруг они знают волшебника, который сможет освободить дом от заклятия? И желательно такого, который работает забесплатно, поскольку денег у неё не было.
Она сейчас как Согоро, волшебник из сказки Уго, сказала она себе. Это не бегство. Это спасательная операция. Но сперва надо перебраться через ворота. И хорошо бы до темноты. Вспоминая, как она исцарапалась при предыдущей попытке, она понимала, что и в этот раз легко не будет. Ухватившись покрепче, Этта полезла вверх.
Задача оказалась сложнее, чем она себе представляла. Очень скоро и так уже натруженные ладони вспотели, отчего их стало немилосердно саднить под перчатками, а толстой кожи и мешковины не хватало, чтобы как следует защищать от острых граней декоративных львов. Каждая деталь украшений заканчивалась колющим, режущим или царапающим остриём. Длинные руки и ноги девочки давали ей преимущество, когда надо было дотянуться до очередной зацепки, но подтягиваться оказалось труднее, чем она ожидала, да и все эти дни, проведённые в библиотеке, очень быстро начали сказываться. Знай она заранее, какое испытание её ждёт, хотя бы зарядку изредка делала, что ли.
На середине подъёма она посмотрела вниз и нервно сглотнула, обнаружив, что до земли куда дальше, чем ей казалось. Если свалиться сейчас, непременно что-нибудь себе сломаешь. То-то ужасный конец будет её приключению.
Только вот, напомнила она себе, это никакое не приключение. Это, в буквальном смысле слова, дело жизни и смерти – и для неё самой, и для всех остальных обитателей поместья. Она должна выбраться – а значит, не может позволить себе дрогнуть, свалиться или попасться в руки преследователей. А значит, надо сжать зубы и лезть дальше.
Какую-то вечность спустя она добралась до верха, где и остановилась перевести дух, стоя обеими ногами на львиной голове и держась за два железных прута, зависнув высоко над землёй. Почти, почти справилась, говорила она себе, хотя в это «почти» ещё входила необходимость как-то перебраться через барьер из острых стальных копий. Зато потом уже только вниз, а там главное, чтобы рука случайно не соскользнула. А больше волноваться уже и не о чем. Совершенно не о чем.
Занятно, но чары ещё ни разу не попытались ей как-нибудь помешать. Этта ожидала, что ворота будут шататься, пытаясь скинуть её на землю, или верхняя часть окажется слишком скользкой. Да мало ли какие сложности ещё могли бы возникнуть!
Вдалеке, сквозь сгущающиеся вечерние сумерки, проглядывали над деревьями очертания особняка. А может, заклятие отвлеклось на что-то ещё? Вдруг это как-то связано с тем, что делает сейчас Альманах? Только тут она вспомнила, что Олив сказала, что он просил её зайти к нему в подвал.
Этта усилием воли выбросила Альманаха из головы. Он – не её проблема. Во всяком случае, сейчас. Вот окажется она по ту сторону ворот, тогда и будет думать, как ему помочь.
Собрав силы на последний рывок, она полезла через пики. Задача оказалась не из лёгких. Только после трёх неудачных попыток Этта сообразила, что лучше всего снять с себя мешок, накрыть им смертоносные колья, а уже потом переползать. Она ждала, что в любой момент окажется нанизанной на пику, точно бабочка на булавку. Однако мешковина выдерживала её вес, и всё обошлось.
Помедлив долю секунды на самом-самом верху, девочка начала осторожно сползать вниз, нащупывая ногой зацепку с другой стороны, и на миг испытала яркое чувство триумфа. Получилось! Она поборола заклятие! И пусть в кармане у неё ни гроша, оружия тоже никакого, а платье горничной изрядно подрано, зато она наконец свободна и может найти место, где её будут ценить по заслугам!
Однако в ту же секунду на неё вдруг навалилась необоримая тяжесть, а вслед за тяжестью внезапная тошнота. Заклятие.
– Поздно! – вскричала девочка. – Я уже снаружи!
Однако тут нога её соскользнула с гладкого металла – и сила тяжести оказалась безжалостна.
Чувствуя, что падает, Этта вцепилась в мешковину. Раздался чудовищный треск пронзаемой острыми наконечниками ткани. Рывок – и падение остановилось. Несколько чудовищных мгновений девочка болталась в воздухе, зная, что мешковина долго не выдержит. А упасть с такой высоты – верный конец.
Она отчаянно брыкала ногами, пытаясь нащупать хоть какую-то опору. Хоть что-нибудь. Перед глазами плясали искры. Это тоже заклятие или во время короткого падения она ударилась головой?
Наконец одной ногой она нащупала край золочёного листа, потом подтянула вторую. Начала перехватываться левой рукой, но тут-то мешковина и порвалась. На мгновение Этта снова стала невесомой. Её мутило, а перед глазами так прыгали искры, что она только и могла, что пытаться хоть как-то притормозить падение, цепляясь за что придётся. Кажется, несколько раз перевернулась в полёте вниз головой и в какой-то момент уже подумала, что так и приземлится – и сломает шею.
Однако потом земля ударила её по ногам, и девочка рухнула, опрокидываясь лицом вниз, – вся избитая, но счастливая уже тем, что осталась жива.
Осторожно сев, она проверила, сильно ли пострадала. Из глубоких порезов на руках шла кровь, но с этим сейчас ничего поделать было нельзя. Главное – ничего не сломала. Голова всё ещё кружилась. На какой-то миг девочке стало жутко: показалось, что она теряет сознание, но этого не произошло.
Поднявшись с земли, она, прихрамывая, бросилась прочь от ворот.
Глава 24
Альманах пришёл в себя – резко и неожиданно, в первый пугающий миг не понимая, где он и что происходит. В подвале – это стало ясно сразу. Лежит на боку, щекой в вонючей луже, с лопатой в руке.
Рыл. Он рыл. В центре лабиринта. Да! Но почему теперь лежит?.. Заклятие.
Альманах сел, начиная припоминать. Нахлынувшая на него волна дурноты прошла, но до того успела шарахнуть по нему так сильно, что он повалился без памяти и, наверное, валялся бы в луже целую вечность, если бы что-то не разбило сковавшие его чары…
Однако гадать, как это вышло, времени не было. Должно быть, заклятие ударило по нему из-за того, что он был близок к источнику магии. Из-за того, что у него появился шанс добиться цели. Нельзя упустить этот шанс!
Альманах поднялся на ноги, смертельно уставший, но исполненный решимости, и увидел, что до того, как его сбило с ног, не очень-то продвинулся в начатом. Ничего, скоро это изменится. Он яростно разбрасывал лопатой пласты грязи и гнили, стремясь добраться до самого низа. Мусор так и летел в разные стороны. Этта сказала – чтобы разбить чары, только и надо, что прочесть вслух то, что там окажется. Но мальчик поклялся себе, что ещё и разорвёт заклинание и сожжёт – просто так, для верности.