Ну, ладно. Два свободных часа у меня имеются. Сажусь в автобус. Выхожу на кольце.
- Где бывшая Каштановая, как на нее пройти?
- На улицу Кантария прямо и направо.
Улица под стать новому своему названию: будто попал в грузинский городок - двухэтажные зданьица, ажурные металлические калитки, за ними тенистые дворы с летней кухней и гаражом в глубине. И конечно, зелень. Много зелени. Не магнолии, правда, не кипарисы.
Впрочем, кипарис на улице Кантария есть. Его посадили семь лет назад кутаисские гости. А помогали им школьники-третьеклассники. В этом году они покинули школу - и оставили нынешним пионерам наказ:
"Равняйтесь в учебе и труде на комдива Кантария... Пополняйте новыми материалами наш музей Кантария. Продолжайте начатое нами создание музея 3-й гвардейской армии, под знаменами которой сражался Кантария... Пусть не знает устали ваш красный поиск!.."
В комнате, куда меня привели, по стенам висят плакаты с большими и малыми стрелами: Львовско-Сандомирская операция, Бродовский котел - этапы победного наступления.
Путь школьных следопытов, графически выраженный, выглядел бы, вероятно, похоже: стрела вырастает из стрелы, словно включаются двигатели многоступенчатой ракеты, словно атакующие части, развивая успех, продвигаются от рубежа к рубежу.
В 1970 году львовская школа № 42 взяла шефство над памятью гвардии полковника Ивана Георгиевича Кантария, похороненного на Холме Славы.
Итак, вначале - лично и персонально Кантария. Отважный командир, герой Керчи, защитник Марухского перевала, один из освободителей Львовщины.
"Один из..." - слышите? Труба запела "общий сбор". Рядом с Кантария встают соратники. Воины 253-й дивизии, которой он командовал, и 197-й, и 389-й, - а где дивизии, там и армия, 3-я гвардейская, чья история полна героизма.
И вот уже тянутся поисковые стрелы к берегам Вислы, через Глогау и Губен к Берлину и Праге. Десятки ветеранов шлют в школу свои воспоминания и реликвии. Фронт ширится, операция развертывается. Полковник Кантария ведет вперед следопытов, как когда-то вел бойцов.
- Штабу он предпочитал передовую. Стремился быть с солдатами, носил кирзовые сапоги, чтобы даже по внешности меньше от них отличаться. Его называли в ротах "наш боевой комдив", красиво, да?
Лариса Алексеевна Масловская, завуч школы, идет с указкой вдоль витрин и стендов. Сыплет фамилиями, датами, номерами частей. Цитирует документы. И сокрушается: "Поздно приехали, ребята на каникулах, они лучше бы рассказали".
А я, представьте, не очень об этом жалею.
Будь здесь ребята, их старший друг наверняка держался бы в сторонке, в тени. А сейчас вижу его - энтузиаста - в истинном блеске. И пусть, говоря о следопытских делах, Лариса Алексеевна без конца твердит: "Они сами, сами!"- знаю, бездна усилий за этим "сами" кроется.
Это лишь в плохих повестях на пионерскую тему дети до всего доходят своим умом. А спросить нам себя: с чего наша самостоятельность начинается?
Со взрослых. С родителей, с вожатых, с учителей.
Снова вспоминается наш давний поход.
Руководителя "Поиска" звали Львом. Так, без отчества, тем более что ему в ту пору было столько лет, сколько мне теперь, он и войдет в рассказ.
Лев был похож на Паганеля. Ростом пониже и вместо подзорной трубы полевой бинокль на ремешке, но в остальном - вылитый Паганель: круглые очки, легкая походка, сухощавость, пытливость - и рассеянность? Нет уж, чем-чем, а знаменитым паганельским недостатком Лев из Львова не страдал.
В январе он думал об августе. Зимними вечерами рисовал на картах кружочки, соединял их пунктирчиками, рылся в книгах, отправлял надписанные жутким почерком конверты и заносил в дневник: "Счастливый день! Пришли письма от Шукаева, от Щадея, от Перепечи, - ура!!".
Письма сами по себе - уже великая вещь. Их можно прочесть вслух на занятии кружка, подшить в папку, перечислить в отчете. На их основе можно даже провести исследование. Создать ученый труд.
Однако вообразите того, подлинного Паганеля, в уютной парижской квартирке, в халате и колпаке, неторопливо пишущего: "Патагония, Талькаву. Спасибо за информацию о кондорах. Австралия, Айртону. Прошу уточнить сведения об эвкалиптах. "Дункан", Гленарвану. Как с розысками Гранта? Телеграфируйте. Мысленно с вами..."
Не желали они, не могли быть "мысленно" - ни тот Паганель, ни этот! И на блокнотном листке вырастал столбик имен: участники летнего рейда.
"Марийка - санитар".
Действительно, кому и быть санитаром, как не тихой, ясноглазой Марийке.
"Богдан - завхоз". "Коля и Таня - фотографы". "Замыкающий - ?"
Перо останавливалось. Выбрать замыкающего трудней, чем головного. Вести цепочку способен любой сильный и опытный, а с замыкающим - иначе. Замыкающий в известной степени - комиссар.
Тут надо рассказать о нашем восхождении на Пикуй.
Пикуй - гора с каменным столбом на вершине. Высоты небольшой, около тысячи метров. Наверх ведут две дороги - пологая, по хребту, и в лоб.
Разведчики - группа в шесть человек - должны были подняться первыми и подготовить лагерь. Прочие - с грузом - нагонят группу наутро.
Девочка Майка, шустрая, похожая на мальчишку, просилась идти с авангардом. Ее отговаривали: устанешь, полезем для скорости напрямик. Но Майка взмолилась, напомнила о своем кое-каком альпинистском опыте, и Лев согласился. Более того, он назначил Майку головной, видимо, для того, чтобы она утерла заносчивым хлопцам нос.
Первые полчаса подъема Майке казалось, что так и случится. У нее и верно был опыт. Но она слишком на него понадеялась, слишком уверовала в то, что Карпаты не Кавказ, и не рассчитала сил. Вдруг она почувствовала, что рюкзак тянет, а кеды скользят. Просить передышки она не решалась, это значило бы, что ее взяли с собой напрасно. Она карабкалась по камушкам в совершенном отчаянии.
Тогда произошло неожиданное.
Бука, замыкающий, заохал и замедлил шаг. Неутомимый разведчик, железный Бука повел себя, странно сказать, как раскисший новичок. Поминутно он останавливался. Пил воду, что являлось элементарным безрассудством. У него развязался шнурок на ботинке. У него отцепился от рюкзака котелок.
Теперь уже не Майка, а он диктовал темп движения, - мы тащились по-черепашьи, поджидая его, протягивая ему руку, буквально втягивая его на очередной уступ.
Майка удивлялась и втайне торжествовала: все-таки она оказалась далеко не слабей других.
Последние, самые крутые и трудные, метры она и не заметила, как взяла, - до того много хлопот было с Букой.
И вот мы стояли на вершине. Майка - победившая, гордая - спросила: "Ну как?" Бука виновато пожал плечами. И усмехнулся чему-то, о чем знал он один.
Такое вышло загадочное происшествие.
Что касается Паганеля-Льва, то он на марше предпочитал идти сбоку тропы, там, где можно, никому не мешая, поспешить в голову колонны или, наоборот, пропустить колонну мимо себя.
Он умудрялся возникать сразу всюду, - и везде его окружала свита, летучий отряд ординарцев-разведчиков.
К разведчикам Лев был жесток. Не давал им роздыху. Лишал привалов, забрасывая десантом вперед: где полонина? Где река? Где село?
В селах Лев развивал бурную деятельность. Бежал к начальству, созывал людей на сход. Из мешка извлекался складень-гармошка - передвижной выставочный стенд "Поиска". Таня или Наташа, а чаще разговорчивый Фима, брали веточку-указку:
- Соединение Шукаева шло как раз по вашим местам. Может быть, вспомните, когда здесь проходили партизаны, где останавливались, долго ли стояли?
Лев слушал, не вмешиваясь.
Он любил, чтобы все вокруг совершалось как бы само собой. Идя в цепочке, мы каждые четверть часа передавали друг другу тяжелые ведра с провиантом. Снимаясь с ночевки, засыпали землей костер и закапывали пустые консервные жестянки. Выстраивались и кричали хором: "Спасибо этому дому, пойдем к другому!" Откуда повелось? Традиция? Традиции с неба не валятся... Керiвник {5}делал вид, будто он тут совершенно ни при чем.
Рядом с ним всегда была керiвничка, учительница Тамара, его жена.
Ни раньше, ни потом не встречал я семьи, в которой главные жизненные интересы настолько были бы общими.
Ядром коллектива "Поиска" становились ребята из воспитательского класса Тамары. В дневнике клуба чередовались почерки: то - как курица лапой - Лев, то - каллиграфически - Тамара. Словно единая повесть, набранная двумя шрифтами.
"Львы, - говорили о них. - Что скажут Львы? Давно не писали Львам. Во Львов бы ко Львам закатиться".
И закатывались. Их жилье на улице Тургенева служило харчевней, постоялым двором, перевалочной станцией. Там, в комнатке-кухоньке, на раскладушке, ночевал когда-то и я...
Вернемся к полковнику Кантария, боевым его друзьям и учащимся сорок второй львовской школы.
Есть у следопытской работы парадная, праздничная сторона. Гремят барабаны, развеваются флаги. Шефы и подшефные обмениваются делегациями. Встречи, речи, подарки - сплошной восторг.
Хороший праздник организовать нелегко, искренне уважаю людей, умеющих это делать. Особенно когда вижу, что и они понимают: происходящее в буднях гораздо важней.
В буднях происходит то, что по полочкам официальных отчетов не разложишь и громкими названиями не снабдишь.
Например, отношения между школой и родственниками Кантария, братом его, семьей его сына, - как их определить, в какую графу занести? Почин "Забота"? Мероприятие "Дружба"?
Скажите краснощекому первокласснику, что он - участник многолетней акции "Преемственность". Первоклассник захлопает глазами: он и слов таких еще не выучил. Просто он знает, что старшие занимаются делом, которое продолжать - ему. Значит, уже теперь нужно готовиться. Нужно стараться.
И стараются.
Поразительно, как они умудряются везде поспевать. Ведут поиск, изучают грузинский язык, пишут стихи, складывают песни, побеждают на смотрах пожарников и конкурсах санпостов.