ашно серьезный, на голове - носовой платок в узелочках.
"Срочно, аллюр три креста. Коба и Бука, мы на Шебеле. Догоняйте! Кланяемся кружкой черники!"
А вот - схема маршрута: "Львов - Сколе - Козево - Орявчик - Сухой Поток..."
Эту схему сейчас печатают в путеводителях. А мы ее, как говорится, составляли ногами.
"...Сухой Поток - Старая Шебела - Черная".
Как она предстала перед нами в тумане, действительно, черная, точней, сизо-графитовая от хвойного леса! И Фима сказал длинному Эдику: "Оценяй, Эдик! Гора выше тебя!"
На Черной, на высоте 1230 метров, партизаны-шукаевцы устроили себе долговременную базу. Туда с самолетов сбрасывались им продукты, боеприпасы.
Там встречали они десантников.
В два приема, двумя отрядами обследовали мы Черную Гору. Шумел ветер в еловых кронах - гора дышала. Трещали сучья под ногами. И ничего больше. Ни гильз, ни пустых обойм, ни зажигалки или самодельного ножа, когда-то потерянных. Лишь земляные валы ярусами по склону.
Тем временем дневальные, оставленные внизу, на поляне, ликовали. Им повезло не в пример нам: из ближнего села пришел гость, они напоили его компотом и как следует обо всем расспросили.
Пылыпчак Теофий Васильевич в сорок четвертом году носил шукаевцам на Черную Гору провизию, бывал у них в лагере.
Теофий Васильевич рассказал, что соединение стояло частью на Черной, частью на обеих Шебелах. Землянок не копали, жили в будах-шалашах.
Еще он сказал, что под полониной, в лесу, есть партизанская могила.
Назавтра мы к ней пошли.
Через реку. Сквозь заросли, приминая доисторический черничник. К дереву с винтовой надписью на коре.
Кто лежит под ним?
В папке - военкоматская справка, копии запросов, ответные письма с отчеркнутыми строками.
Сведения из неофициальных и официальных источников пересеклись, как прожекторные лучи, и теперь в перекрестье их - Салим Саттаров, азербайджанец, партизанский командир, навеки высвеченный из мрака забвенья.
Имя Саттарова - девяностое, а может, сотое в списке разысканных "Поиском" героев.
Читаю список. Шукаев Михаил Илларионович (как радовались, получив весть от него! "Дорогие мои молодые друзья, большое спасибо за ваши благородные действия..."). Иван Щадей из Братиславы, - это он первым сообщил во Львов шукаевский адрес. Адъютант Шукаева Данилович, былой владелец бинокля, неизменно висевшего на груди Льва на ремешке.
И Гладилин, заместитель командира соединения, частый и желанный спутник краеведов в сегодняшних их походах.
И начальник штаба Савич, автор чрезвычайно ценного, подробного дневника.
Комиссар Перепеча, трибун-интернационалист, умевший пламенным словом разжечь сердца: "Среди нас и русские, и татары, и азербайджанцы, и украинцы, и евреи, и у всех одна цель - отомстить врагу".
Пулеметчик Бова, от Нежина до словацкого Тисовца дотащивший свой пулемет на плечах{6}.
Владимир и Фрида Насруллаевы. Магеррамов. Надежда Базько.
Спасибо тебе, "Поиск".
Понимаю, дважды, как ни печально, не войдешь в одну и ту же реку. Дела, как люди, рождаются и умирают. Выросли ребята, сменились руководители. "Поиск", клуб юных историков, стал историей сам.
И все же главное его наследие не в этих папках, уже обтрепавшихся, не в этих выцветающих снимках. Его не отпечатаешь, не уложишь в музейную витрину. Оно - в делах нынешних, в том, о чем я сбивчиво, отвлекаясь и перескакивая, написал.
На Львовской детской станции туризма и путешествий меня заверили, что клуб "Поиск" непременно - как организация - возродится.
По-прежнему отходят от перрона станции "Комсомольская" игрушечные, а впрочем, вполне настоящие поезда. Груша, как встарь, склоняет ветки над балконом. Я сорвал с нее на память две недозрелые грушки.
Возвращаюсь в готель пешком, по нескончаемой улице Ивана Франко, извилистой, местами горбатой, - мимо музея Каменяра, мимо здания, возле которого в феврале сорок четвертого Пауль Зиберт - Николай Кузнецов - застрелил матерого фашиста, вице-губернатора Бауэра.
И опять, как нарочно, гремит из радиорупоров: "Ой, дивчино, шумить гай..."
Путешествий, наверно, еще много впереди. Но пусть хоть сто лет шумит этот самый гай, - кого люблю, я никогда не забуду.
1979 г. Львов-Ленинград
Борис Левин. "Наш фронт"
История этой находки началась, когда Кирилл еще учился в восьмом классе ленинградской 98-й средней школы. Кирилл стал тогда чаще заходить в совет школьного музея боевой славы, к девяти- и десятиклассникам, - его притягивали их увлеченность, деловитость и особый следопытский язык, на котором они говорили, с полуслова понимая друг друга. И к нему пришло то, что объединяло их всех.
Мы, такие современные парни и девушки, умелые и спортивные, читаем о Великой Отечественной войне, смотрим спектакли и фильмы, слушаем учителей - и кажется нам, что все это было когда-то; но на самом-то деле эта огромная и страшная война, эта великая Победа были недавно, почти вчера, они так близки, что не только деды и бабушки, но стены ленинградских домов, земля и деревья помнят их. В Ленинграде ведь ко многому прикоснись - будто ударит током: была война... Наверно, совсем рядом - только время затушевало их - таятся удивительные находки, такие судьбы и вещи, о которых не прочитаешь, - разве дойдут до всего у писателей руки, разве охватит все объектив; да и так ли в подробностях было?.. А что если попробовать самому найти живые свидетельства твоей - почти твоей! - великой войны...
Надо сказать, что эти мысли были частью росшего в душе Кирилла смутного беспокойства, которое иногда наплывало будто с ветром, - беспокойство о своей будущей, еще мало известной ему жизни. Он будто шел по мягкому разнотравью на предгорье и поглядывал вверх, на заросли горного леса и каменистые обрывы, куда с неизбежностью вел его ход вещей. Пятнадцать лет, это все-таки возраст, особенно если выглядишь на семнадцать - крупный, мрачноватый, упрямый парень... "Этот - думающий", - говорили о нем старшие в школе. И вправду, за некоторым его "угрюмством" скрывался тревожный поиск.
С недавних пор Кирилл чувствовал необходимость узнать и понять то главное, что сделало бы его внутренне готовым к любым испытаниям в нынешнем тревожном мире, помогло бы в любом неожиданном положении не струсить, не растеряться, а делать именно то единственно нужное, что вело бы к преодолению, к победе... Ему хотелось стать уверенным в себе и таким идти навстречу сложному, изменчивому взрослому миру, который манил его.
Кирилл неплохо учился, читал больше, чем требовали в школе, и не хотел довольствоваться тем, что, в общем-то, знали и понимали все. Он все чаще прислушивался не к самим фактам, а к их отзвуку в себе, как будто в нем прятался чувствительный камертон. Воинские подвиги, умелая работа разведчиков заставляли камертон наполняться мерцающим звуком. Кирилл спрашивал себя, как поступал бы сам на их месте, искал еще более сильных поступков и сомневался в себе, понимая, какой сложной бывает правда.
Он хорошо помнил, как начинался их школьный музей. Запомнилось, как пионер Дима Жеребов появился однажды в школе со своим отцом, полковником, ветераном Отечественной войны. Собрались из всех старших классов. Полковник Донат Константинович рассказал о близком ему Волховском фронте. Этот фронт, побратим Ленинградского, проходил с конца 1941 до начала 1944 года от Ладожского озера до Новгорода, и главной его задачей было сорвать фашистские планы захвата и варварского уничтожения Ленинграда - оттянуть войска гитлеровцев, разгромить их и вместе с Ленинградским фронтом вызволить великий город из вражеской блокады. "У меня сохранилось немало фотографий и документов тех лет, - говорил старший Жеребов, - беритесь за тему, я помогу в поиске". Отразить в своем музее целый фронт, - это волновало и даже пугало немного... Начались встречи с ветеранами.
Рассказ о ленинградском школьнике Боре Новикове, двенадцатилетнем добровольце, "Гавроше" Волховского фронта, следопыты услышали одним из первых. Многим раненым бойцам Боря помог на поле боя, восемнадцати спас жизнь, немало оружия вынес, с гордостью носил медаль "За отвагу". Полгода не дожил он до прорыва блокады Ленинграда - пал в бою; не пришлось ему доучиться в пятом классе. Теперь каждый активист музея 98-й школы расскажет о юном герое. А через тридцать лет после гибели Новикова, перед стендом, посвященным его памяти, скорбно стоял генерал-полковник запаса Аркадий Федорович Хренов, Герой Советского Союза, бывший начальник инженерных войск фронта...
Вскоре в работу комсомольцев-следопытов активно включилась педагог коммунист Ида Ивановна Фирфарова, включилась - и разделила с ними их увлеченность. Для музея получили комнату рядом с кабинетом истории. Собрали книги и статьи о Волховском фронте, оформили в красках большие карты военных действий, написали плакаты с фронтовыми стихами. Теперь вся школа знала напевные строки А. Чепурова:
У Волхова, у синего,
У милого до слез,
Не трактами - трясинами
Нам кочевать пришлось...
И сразу запомнились места жестоких боев по стихам А. Чивилихина:
Они забудутся не скоро,
Сраженья у Мясного бора,
У Спасской Полисти, у Званки
И на безвестном полустанке...
Вскоре расширили совет музея, он установил связь с Советом ветеранов фронта. Собрали имена и адреса нескольких сот ветеранов, стали встречаться с теми, кто живет в Ленинграде и области, писать в разные концы страны - поздравлять с праздниками, просить поделиться воспоминаниями. Стали получать от них подробные, теплые письма, фотографии, стихи, копии фронтовых документов - и увидели, как ярко стоят перед глазами многих ветеранов сражения великой войны, как дороги им боевые друзья. Работа разрасталась. В совете музея были созданы секции: поисковая группа (теперь в ней человек пятьдесят активистов из 5 - 10-х классов), лекторская группа, техническая группа по фотосъемке и звукозаписи, оформительский сектор и архивная группа.