Это в сердце было моем — страница 32 из 43

- Как хотите, а дальше не пустим. Узнают наши, кого упустили, ни за что не простят. Времени не найдется? Ненадолго, а?

- Зачем не найдется, как раз к вам идем, - ответил за ребят Джебраилов и свернул на стройплощадку.

Состоялся летучий митинг. После него ребятам с их гостем показали строящееся метро. Дальше следопытов провожала вся бригада.

- Александр Михайлович, вы больше не курите, а то так и до школы не дойдем, - шепотом попросил его Яша.

- Совсем брошу, - пообещал Джебраилов, прижимая к груди руки.

В тот день в школе состоялся торжественный вечер. Джебраилов выступал перед переполненным актовым залом. Негромкий голос гостя был слышен в самых последних рядах. Рассказчик излагал факты из партизанских будней по-военному сухо и сжато: организация явочной квартиры в Марселе под видом парикмахерской, уничтожение танкового сосредоточения в Лионе, взрыв складов боеприпасов и горючего в Дижоне, участие в освобождении Бордо и Парижа.

Но если внести в эти факты некоторые упущенные рассказчиком подробности, то мы узнаем, что идея открытия "парикмахерской" в Марселе принадлежит Акмед-Мишелю, танки в Лионе были уничтожены группой под командованием Рус Акмеда, склады в Дижоне взорвал партизан Кураже с лейтенантом Боссаном, решающую роль при штурме Бордо сыграл отряд под командованием Ахмедия Микаил-оглы Джебраилова.

- Какой город во Франции наиболее запомнился?

Ахмедия Михайлович на минуту задумался и улыбнулся.

- Париж, конечно, Париж.

С Парижем у него было связано особое...

В освобождении Парижа отряд Дюма принимал самое активное участие. Нелегкие это были бои. Фашистов приходилось выбивать из каждого дома. Очищая один из подвалов от немецких автоматчиков, Джебраилов взял в плен бывшего премьер-министра Франции. Его опознали сначала женщины на улице, затем оказавшийся неподалеку бригадный генерал Шарль де Голль. Министр тоже опознал генерала и выхватил пистолет. Но сработала молниеносная реакция макизара, на долю секунды опередив выстрел, он выбил из его рук оружие. Жизнь де Голля была спасена.

Из Парижа отряд Дюма (теперь уже полковника, настоящее имя которого было Дельпланк) перебросили в департамент Верхний Рейн - восток Франции. Там он в составе партизанских соединений изгонял оккупантов за пределы Франции.

Декабрь 1944 года. Снова Париж. Встреча и долгая теплая беседа с Морисом Торезом. По его просьбе Джебраилов выступил на торжественном митинге. Зал устроил ему овацию. Пели "Интернационал", "Катюшу". Сдерживая слезы, пел Акмед-Мишель.

В мае 1945 года его пригласил к себе Шарль де Голль.

Расспросив о семье, о близких, де Голль поинтересовался:

- Нет ли у вас каких-либо просьб к правительству Франции?

- Просьб никаких, - ответил Ахмедия. - Только одно желание - поскорее вернуться на Родину.

- Надеюсь, вам недолго придется ждать. Вы доблестно сражались за Францию. Вдали от своей Родины вы оставались ее верным, преданным солдатом.

Прощаясь, генерал протянул Джебраилову бумагу.

- Вы наш гость, - сказал он, - почетный гость. Этот документ дает вам право пользоваться всеми видами транспорта в нашей стране бесплатно.

На документе стояла подпись де Голля.

По дороге домой Ахмедия вспоминал тех, с кем навсегда его спаяла партизанская дружба: Дюма, Бессек, Филлип, Франсуа, Пинар, Сарра и заменившая ему мать мадам Жанна. Было грустно. Увидятся ли когда?

А впереди его ждала быстрая речка Кашычай, деревушка Охуд, а в ней - родные.


Вечер закончился, но расходиться никто не хотел. Ребята окружили Джебраилова.

- Скажите, пожалуйста, семья у вас большая?

- Обыкновенная: Сурия-ханум, три сына, четыре дочери.

- А кем вы работаете у себя на родине?

- Начальником над растениями - старший агроном.

- Какой из себя Морис Торез?

- Невысокий, черноволосый, очень плотный и сильный. Говорит громко и горячо. Тогда в Париже сказал мне, что бывает счастлив всякий раз, когда видит русских.

- Расскажите подробнее, как живете, работаете, - попросили старшеклассники.

Ахмедия Михайлович покачал головой.

- Подробно обо всем долго будет. Лучше я расскажу, как в институт поступал. Когда вернулся, дома картина совсем невеселая: братья в детдоме, мама плоха, в доме даже спички нету. Сначала я в Шеки агрономом работал, потом в Охуд переехал. Трудно было. Строились на голом месте, все руками, машин никаких, знаний тоже. А учиться очень хотел, без образования жить нельзя. Вам легко - только учись. А мне каково было? Среднюю школу в 1938 году окончил. Чтобы хоть что-то вспомнить, в школу тайком ото всех ходил. Не хотел говорить, что в институт поступать задумал. Если не примут, что скажу людям? Как-то дома сказал, что утром в городе собрание, сел на попутку и уехал за двести километров в Кировобад. Сдал документы в заочный сельскохозяйственный институт. Вернулся, жду вызова. Пришел вызов, а в нем сказано, что первый экзамен - физика. Накануне экзамена все ночи читал. Жена спрашивает: что читаешь? То же, что и наши дети, отвечаю. В институт было подано сто двадцать заявлений. Всех собрали в одной комнате. Сидим, боимся. А вдруг два? Мне три хочется. Я сел сзади всех - неудобно, я старик, волос совсем белый. Вызвали, билет вытянул. Законы Ньютона знаю плохо, шпаргалку бы достать, да очки дома забыл, все равно ничего не увижу. За учителя физики меня приняли, "4" поставили. В три часа ночи домой вернулся. Жена: где был? На собрании, говорю, машин не было, пешком вернулся. Потом химия была, нас уже девяносто человек осталось. Далеко стоял - ни одного знакомого. Агроном я, химикаты знаю, реакцию написал, четыре поставили. К литературе нас семьдесят человек осталось. Литература для меня - самый трудный экзамен. Знаю пять-шесть писателей, а больше не знаю. Две-три книги на животе держал, шпаргалку взял. Заглавие большими буквами написал. Входит ректор. Как дела? - говорит. Спасибо, отвечаю, ничего, пишу пока. Ректор на меня показывает: это Акмед-Мишель, товарищи. Все обнимать, целовать меня начали. Ректор говорит, пиши свободную тему - свою биографию... Вернулся домой ночью. На следующий день к председателю: я в институт поступил. Когда? - спрашивает. Сам не знаю. Дальше учеба. До двенадцати работал, ночью учился до трех-четырех часов. В общем кончил. Вы молодые, способные, хорошо учитесь, будете поступать, шпаргалки не понадобятся, - глаза у Ахмедия Михайловича смеются.

Он не рассказал, что отклонил предложение госкомиссии поставить ему оценку, не экзаменуя. Комиссия высоко оценила его практические знания. Диплом он защитил с оценкой "отлично".

Малыши зачарованно смотрят на его награды.

- Дядя Ахмедия, расскажите про те, которые вы во Франции получили.

- Франция вручила мне пять наград: "Военную медаль", Крест за храбрость, медаль "За ранения", "Партизанскую медаль", медаль "За личную храбрость в бою".

О том, что "Военная медаль" дает право на военных парадах идти впереди генералов, он умолчал.

На следующий день Ахмедия Михайлович уезжал. На вокзале обнял ребят, вскочил на подножку поезда.

- В гости ко мне приезжайте. Шашлык сделаю, за стол посажу.

Поезд стал медленно набирать скорость.

- Живите счастливо! Пусть вас и ветер не тронет!

Ребята побежали за вагоном. У конца перрона остановились. Пошел снег, медленно растворяя в пушистом кружении махавшего им из вагона Джебраилова. Оля Книжникова вытянула руку, поймала несколько снежинок.

- А в Азербайджане уже весна.

- Самый сев, - добавил Леня Шаргородский, он любил смотреть на все обстоятельно.

- Ну, пойдемте учиться, - сказала Галина Александровна.

Поезд уносил Джебраилова все дальше, навстречу его работе. У героя французского Сопротивления очень мирная профессия.


Я брожу по просторной комнате музея следопытов. Со стен глядят фотографии бойцов Сопротивления: Василий Порик, Юрий Галузин, Константин Хазанович, Борис Вильде, Вика Оболенская, Иван Кривошеий, Александр Агафонов, Владимир Иванов, Василий Слепоглазов...

Как жаль, что в одном очерке невозможно рассказать обо всех этих людях! Я специально не закрыл их список: во имя дружбы живых и бессмертия павших героев следопыты продолжают свой поиск.


Илья Миксон. "Огонь на себя"



Давно уже приглашали, а все недосуг съездить на метро и троллейбусе за Октябрьское поле на улицу Тухачевского. Скоротечное пребывание в столице - сплошные бега и хлопоты. Не до самодеятельного музея. Да и не ждал я от него ничего особенного. Стандартный стенд с контурной картой, где красной молнией отмечен боевой путь на Западе и Востоке. Свободные пространства Европы и Азии заклеены портретами командования и другими фотографиями, которые удалось раздобыть юным следопытам. Подобный стенд нашей дивизии давно висит в Военно-историческом музее артиллерии, инженерных войск и войск связи в Ленинграде, где я живу. К чему же в Москву ехать?

Гасило любопытство, тормозило интерес и скучное название школьного объединения: КЛАД - Клуб любителей архивной документации. Вместо живого и увлекательного дела, походов по местам боев - нудное перекладывание двух десятков бумажек...

При всем при том я, конечно же, заочно испытывал уважение, признательность к членам школьного клуба за благородное служение святой Памяти Великой Отечественной войны. Тем более что музей в школе № 80 целиком посвящен нашей, моей дивизии.

3-я гвардейская Витебско-Хинганская орденов Суворова и Кутузова дивизия прорыва РВГК (Резерва Верховного Главнокомандования) расформирована много лет назад. И вот как бы возрождена. Не дивизия - память о ней, о ее людях.

Выполняя просьбу кладовцев, я с удовольствием подарил им свою детскую книжку с фронтовыми рассказами, написанными на основе подлинных событий, где даже настоящие имена сохранены, как, например, в рассказе "Отзовись!" - радиста Шкеля и разведчика Ларина. Снимков и реликвий не выслал: почти ничего не сохранилось из вещественной памяти о войне. Столько лет прошло...