Наш же знакомый наблюдал всю церемонию из-за кустов, что росли неподалеку, и лишь потом, уже на обратном пути, незаметно присоединился к процессии. Именно тогда Марков почувствовал, как важно о павших героях поведать живым.
Что же такое наша память и почему одни события бесследно исчезают в ней, а другие обращают к себе мысли снова и снова и спустя годы каким-то неисповедимым образом сказываются на поступках, на судьбах. Из чего же складывается наше личное отношение к ним, личная заинтересованность?
Первое воспоминание о Великой Отечественной у меня, например, - из детства. Отцу, офицеру инженерных войск, было столько же, сколько мне сейчас, но к тому времени он уже успел пройти две войны: с белофиннами и фашистской Германией. Мать воевала на Ленинградском фронте. Друзья и знакомые моих родителей тоже, как правило, имели похожие биографии, и немудрено, что, встречаясь, они вспоминали недавно пережитое.
Потом из предместья мы переехали в большой город и отец снес куда-то все "вальтеры", "парабеллумы" и "браунинги", которые я потихоньку рассматривал в нижнем ящике стола. Друзья-однополчане еще заходили к нам на праздники, но шло время - кого-то переводили в другую часть, кто-то возвращался к мирной профессии, а кто-то умирал от давних ранений. Все меньше предметов в доме напоминало о суровом прошлом. Но оставался, правда, еще зеленый толстый альбом, й я мог часами рассматривать любительские снимки, на которых с трудом узнавал отца или мать, а иногда даже некоторых знакомых. Сделаны они были в окопах, на привале, в заснеженном лесу, возле разрушенного моста или подбитого танка.
Качество снимков неважное - бумага, видно, была плохо закреплена фиксажем и потому быстро пожелтела. И все же на ней проступали волнующие эпизоды, да что там эпизоды - молодость моих родителей. Помню, меня поразило тогда одно обстоятельство - на весь альбом всего четыре или пять "гражданских" карточек! И вот теперь, давно став взрослым, зная историю Великой Отечественной, помня о Бабьем Яре, Освенциме, миллионах погибших, прочтя Симонова, Шолохова, сотни раз видя войну на экранах кино и телевизора, зеленый альбом я все же отношу к самым глубоким, личным впечатлениям, словно через него "прошли" не только мои родители, но целое поколение.
Что такое находки Маркова? Да ведь это, по сути, вещественные доказательства подвига, реликвии, позволяющие нам не только лучше понять - ощутить далекие события, выработать личное отношение.
Однажды в стенной газете цеха появилась статья о находках заводского слесаря-сантехника. Приводились маршруты его поисков, называлось число найденных им самолетов. Было рассказано и о нескольких воздушных боях на Ленинградском фронте, подробности которых удалось восстановить Михаилу Алексеевичу. После этого начали подходить к нему товарищи по работе, инженеры, выпускники профтехучилища. Всех интересовало, как же ему удается отыскивать следы воздушных боев, поднимать искореженные машины с большой глубины. Марков терпеливо объяснял "методику" поисков, конструкцию лебедки (от взрывчатки он отказался), как по крупицам удается восстановить иногда картину сражения. "А посмотреть можно?" - этим вопросом-просьбой чаще всего заканчивались такие беседы. Марков никому не отказывал, замечая, что его знакомые, съездив раз-другой в "командировку", начинали интересоваться боями на Ленинградском фронте и ролью авиации в годы Великой Отечественной, выискивали книжки в библиотеках, встречались с ветеранами. Наконец, рано или поздно, по каким бы мотивам ни был совершен первый "выезд", всех увлекала история подвига, сами герои. Так вошел в поисковую группу инженер Владимир Сергеевич Хазов, монтер Виталий Константинович Осипов и многие другие. Начав с обыкновенного любопытства, они вскоре уже вовсю помогали поднимать самолеты, изобретали особые лебедки для подъема, посылали запросы в архивы.
Впрочем, популярность слесаря-сантехника гатчинского завода давно перешагнула границы проходной. После нескольких заметок в районной и областной газетах к Михаилу Алексеевичу начали отовсюду поступать письма. Иногда же люди, не зная домашнего адреса, приезжали в Гатчину и приходили прямо на завод, где работает Марков, так что вахтеры вскоре привыкли к неожиданным посетителям. Сколько поисков началось именно отсюда, с заводской проходной!
Как-то ему написал молодой лесничий из Молосковиц - Владимир Быков, написал о том, что знает места падения двух самолетов и может познакомить его с очевидцем воздушного боя.
Михаил Алексеевич взял отпуск. Быков встретил его на станции, и пока они ехали к лесничеству, а потом добирались до деревни Лапец, рассказывал о себе, о том, какой след оставила война в их семье, и, наконец, о самолетах. "Узнал о вас из "Смены", подумал - заинтересуетесь", - пояснил он.
В заболоченном лесу, среди редких чахлых сосенок лежали разбросанные взрывом обломки истребителя. Марков походил вокруг, осмотрел место и на следующий день начал раскопки. Извлекли пулемет, потом рацию. Так стало ясно, что машина командирская, ведь в начале войны рацию имели лишь командиры подразделений. Потом он встретился с Демурой и старый лесник пояснил: самолет, который они откопали, был покинут летчиком в воздухе. Второй же "ястребок" упал недалеко от его, Демуры, дома.
Что же произошло в августовский полдень сорок первого? Бой проходил на глазах Ивана Павловича. В небе схватились два истребителя И-16 и "мессершмитт". Врагу удалось подбить нашу машину, и пилот выпрыгнул с парашютом. Увидев его в воздухе, фашист развернулся и сделал заход, чтобы расстрелять советского летчика. Тогда второй "ястребок" бросился наперерез и таранил врага. "Мессер" с отрубленным хвостом вошел в штопор, но и для нашего героя столкновение оказалось роковым: спасая товарища, он погиб...
"Да, вот кстати и память о нем, - вдруг закончил рассказ очевидец боя и стал отстегивать ремешок ручных часов. - Коновалов была его фамилия, - и лесник протянул часы Маркову. - Коновалов".
Михаил Алексеевич с волнением взял часы, которые спустя тридцать пять лет исправно шли и точно показывали время. Он перевернул их и на задней крышке обнаружил дарственную надпись. Именной хронометр выдан был лейтенанту Коновалову Пантелеймону Дмитриевичу за боевые заслуги. Это позволило узнать еще одну строчку из незнакомой судьбы. Шли первые месяцы войны, а владелец часов уже успел, оказывается, проявить себя, заслужить благодарность. Интересно, знают ли о его последнем подвиге близкие? И как же сложилась судьба второго летчика?
Демура кивнул, словно ждал нового вопроса и продолжил рассказ. Оказывается, этому летчику все же удалось приземлиться. Он был ранен в воздушном бою и не мог самостоятельно перейти линию фронта. Пришлось скрыться в соседней деревне Крюково у одной женщины. Но нашелся предатель - выдал место, где прятался летчик. Фашисты окружили сарай, подожгли соломенную крышу. Раненый сперва отстреливался, а потом пистолет смолк, - видно, кончились патроны, и немецкие солдаты ворвались внутрь.
Через несколько секунд летчик появился в проеме двери. Фашисты подталкивали его в спину автоматами - вот тогда и увидел его Демура. Шатаясь, красноармеец сделал несколько неуверенных шагов, прищурившись от яркого солнца, оглядел собравшихся местных жителей и тут, видно, увидел того, кто предал. Лицо его перекосилось от гнева: "Ну, ты еще припомнишь Белова, гад!".
Вот так открылась фамилия второго участника боя и начался сам розыск. Хотя в останках полусгоревших машин Маркову ничего обнаружить не удалось, он не отчаивался, зная, что в первые годы войны летчики не брали с собой в воздух документы. Михаил Алексеевич решил использовать газету. Он рассказал об этом эпизоде Григорию Ильичу Браиловскому, подполковнику запаса, ведущему в газете "Смена" постоянную рубрику "Отзовитесь!", и попросил рассказать о находке читателям.
Расчет оказался верным. Через неделю пришло письмо от сестры Коновалова, а потом откликнулись его вдова и дочь из Тарту. Для них, правда, Пантелеймон Дмитриевич все еще был пропавшим без вести... И вот наконец личная встреча с родными героя. От них Марков узнает номер дивизии и полка, где служил Коновалов. Затем Михаил Алексеевич посылает запрос в Центральный архив и выясняет новые подробности. Лейтенант Коновалов Пантелеймон Дмитриевич летчик 191-го истребительного полка, гласила справка, 26 августа не вернулся с боевого задания. В другом официальном ответе сообщалось, что погиб он при таране противника. Но откуда в архиве могли быть сведения о таране? Сообщил кто-нибудь из местных жителей? Вряд ли. Ответ напрашивался один - сообщил сам Белов. О нем, к сожалению, имелись скудные сведения: "Командир звена 191-го истребительного полка был сбит в воздушном бою 26 августа".
Был сбит, попал в руки фашистов, а дальше? Михаил Алексеевич вновь расспрашивает жену Коновалова, и та вспоминает, что после войны к ним зашел один из сослуживцев мужа и рассказал, что тот спас его от верной гибели, таранив фашистский самолет. Значит, Белов жив! Марков до сих пор не теряет надежды найти его... Что же касается родных Коновалова, то Михаил Алексеевич рассказал им все, что знал сам, привел на место падения самолета, познакомил с Демурой. И, наконец, передал дочери часы отца. Часы, которые идут и по сей день...
На счету Маркова было уже множество поднятых самолетов, расследованы десятки драматических эпизодов войны в воздухе, когда его попросили помочь музею 538-й ленинградской школы, где следопыты изучали боевой путь 276-й дивизии бомбардировщиков.
Все началось с очередной "командировки" по области. Михаил Алексеевич объезжал на мотоцикле села, расспрашивая местных жителей об эпицентрах воздушных боев, и под деревней Грязно в Тосненском районе нашел еще один бомбардировщик. Марков поднял останки самолета, но документов при погибших летчиках не оказалось. Тогда он переписал номера моторов и направил запрос на завод, где они выпускались во время войны. Вскоре пришел ответ: машины поступили в распоряжение 276-й дивизии бомбардировщиков, воевавших на Ленинградском фронте. Дальше было проще. Узнав, при какой школе существует музей дивизии и где собираются ветераны, в один прекрасный день Марков туда явился, поймал в коридоре какого-то карапуза и спросил, где музей и кто им ведает.