Децербер посмотрел на невысокую, скрюченную фигурку упыря во врачебном халате.
«Почему среди докторов так много упырей? — мелькнула мысль. — На какого ни посмотришь: не доктор, а упырь. Почему?»
Об этом журналисты тоже не писали.
Белые, почти до бесцветности, волосы дока, не поражающие густотой, но довольно длинные, были уложены вокруг идеально круглой лысины концентрическими окружностями.
«А лысина у него естественная или специально выстриженная, для понта?» — не унимались Децерберовы мысли…
— Вы случайно не знаете, кто исчеркал мои бахилы? — неожиданно спросил док Трудельц.
— Нет, док, — искренне ответил пёс. — А что, должен?
— Мало ли, мало ли… — Трудельц дважды пожал плечами, в такт своим словам. — Какой-то шутник всё время меняет «бахилы» на «бацилы», я замучился за ним править. Он, наверное, думает, что это смешно. Это смешно, как по-вашему?
— Смешно так думать, док, — сказал Децербер. — Лады, если найду виновника, пришлю вам письмо с первым же истребителем.
— Что-что?
— Ну, поставлю в известность, короче.
— Ах, это. Спасибо большое… Ну да ладно. — Трудельц принял серьёзный вид. — А сейчас, пожалуйста, откройте рот, как-вас-там, эээтот, Децибел.
— Дофтор, я фе не по эфому пофоду.
— Так-так. Три из семи.
— Неф-неф.
— Что нет? Я же вижу. — Доктор оттопырил губы, придав своему обворожительному лицу выражение «Любому же дураку ясно», и указал на раззявленную пасть Децербера: — Вот, только три признака здоровых зубов из семи!
Дых! Децербер захлопнул рот, едва не отхватив Трудельцу руку. Но док оказался непростым малым: он быстро среагировал, отпрыгнув от пса не меньше, чем на три шага.
— Аа… в чём же дело, позвольте узнать? — спросил Трудельц.
— Голова, — кратко ответствовал Децербер.
— Одна?
— Нет, три.
— Все?
— Все, док.
— Хм. — Трудельц был озадачен. — И что с ними?
— Посмотрите, док. Такое странное чувство: будто стенки черепа превратились в преграду между армиями Ада и Тартара[7], и первая обстреливает мою черепушку с внутренней стороны, а вторая делает то же самое, но с внешней. И пули, я вам хочу сказать, нехилого калибрика.
Децербер замолчал. Это тоже было на него не похоже. Творилось что-то очень странное…
— Пулями, значит? — внёс точность док Трудельц.
— Не грешат и гранатами, — подтвердил Децербер.
— А гранатомёты?
— Не исключено.
— Танки?
— По паре десятков с каждой стороны.
— Атака с воздуха?
— Периодически проводится.
— Бластеры, плазменные пушки и пулемёты бозар?
— Да настоящая бойня, док!
— РПГ, пациент?
— Варгейм, док.
— Весьма… весьма-весьма-весьма странненько.
— Почему же, док?
— Потому что, пока вы балаболили, я вас обследовал и не нашёл следов каких бы то ни было заболеваний. Если не считать три признака и подуставшие почки. Много пьёте?
— Да как все.
— То есть как?
— Три-четыре в день — не больше.
— Яасненько, ясненько.
— Что я, враг себе, пить больше трёх-четырёх бочек алкоголя в день? Я знаю меру.
— Кхм!
— Что-то случилось, док?
— Нет, кхм, ничего, кхм. Я задумался о природе ваших осложнений. Скажите, вы не пробовали не пить?
— Что вы, док!
— А не хотите попробовать?
— Да вы что, док!
— Но, может, я и ошибаюсь… Как бы то ни было, я не обнаружил у вас никаких осложнений. Так же как и самой боли. — В знак того, что он обыскал всё, везде и очень тщательно, док Трудельц помахал медицинским оборудованием, при помощи которого, видимо, и проводил обследование. — Я бы усомнился: уж не разыгрываете ли вы меня?
— Док!..
— Если бы вы не были серьёзным, как я вижу… м-да… молодым существом.
— До свиданья, док.
— Хотя и пьяницей.
— Спасибо, док.
— Берегите зубы! — крикнул вдогонку Трудельц. — И не забывайте про «Орбитальную резинку»!
Децербер покинул кабинет Трудельца в смятении и сомнениях.
Док сказал, нет боли? Как же нет боли? Вот она, на месте — ааа! — пульсирует и переливается всеми болевыми цветами, давит и изнутри, и снаружи, в каждой голове, и, кажется, передаётся дальше по телу: к шеям, к груди… Не нафантазировал же Децербер её!
Не нафантазировал?..
— Шшш! Смотрите, куда идёте, молодое существо! — Старый (во всех смыслах) знакомец октаног едва не был раздавлен внушительной пятой Децербера.
— Прошу прощения, я вас не заметил, — рассеянно извинился пёс. — Вы хотели допоказать доктору ваши ноги?
— Хамите, парниша! Ссс.
Децербер аккуратно, но продолжая пребывать в задумчивости обогнул старичка.
Уф. Разберусь в ситуации на следующей остановке — «Дом». Но сначала остановка по требованию — «Стриптиз-бар „У Зосуа“».
Децербер планировал закупиться там бутылками с виски — по сходной цене, поскольку Зосуа был его другом.
Без особого удовольствия дымя сигарами, пёс уныло шлёпал по каменным плитам. Даа, совсем для него нехарактерно…
В стриптиз-баре Зосуа было не протолкнуться — это нормальное состояние для стриптиз-бара, которым владеет охочий до женского пола вампир[8]. Имеется в виду, что такой хозяин знает, как привлечь в своё заведение посетителей мужеского пола, составляющих большую часть его клиентуры.
Как вампир, Зосуа ничем не выделялся среди собратьев, обладал худым телом и ростом немногим ниже среднего. Но не имел клыков. Их он лишился по милости одной дамочки, каковую некогда охмурил, бросил и забыл. Последнее стало ошибкой, потому что дамочка прекрасно помнила Зосуа. За годы разлуки с «любимым» она разработала хитрый и коварный план, в результате которого Зосуа лишился самого важного для вампира, — клыков.
Сначала это его расстроило. Не зная, что делать и куда податься, Зосуа, в сердце которого женщины не вызывали уже более ничего, кроме отвращения, порешил навсегда завязать со стезёй ловеласа — и на мелочь, сохранившуюся после встреч с десятками обеспеченных подружек, открыл стриптиз-бар. Примерно тогда же желание навсегда распрощаться с профессией Казановы поспешно покинуло ум вампира.
Зосуа исполнял в стриптиз-баре обязанности не только директора, но также менеджера, бармена, постановщика танцев, сутенёра, торговца оружием, карточного шулера и продавца леденцов. Его настоящее имя, кстати, не Зосуа. Или можно сказать по-другому: оно настоящее, но деформированное «инвалидностью» вампира. В первом варианте имя Зосуа звучало подозрительно не нереально, было чуточку длиннее и включало в себя такие буквы, как «д», «ж» и «ш».
Друзья советовали Зосуа вставить искусственные клыки.
«Сделай золотые: как раз в твоём стиле», — шутил Децербер. Шутка, надо признать, резковата, но из уст Децербера она звучала по-дружески и беззлобно.
Но что это за вампир со вставными клыками?
С другой стороны, что за вампир вообще без клыков?
В очередной раз размышляя над этой дилеммой, Зосуа меланхолично протирал высокий стакан без граней.
Как много девушек поймалось на эти намеренно удручённые и технически бесподобно исполненные неуклюжие движения. Нынешние девушки падки на меланхоличность и удручённость, и Зосуа ли было этого не знать. А отягощённые жалостливой шепелявостью, подобные качества делают своего владельца просто неотразимым!
Но не будет ли он со вставными клыками смотреться ещё жалостливее?..
Раздираемый противоречиями, Зосуа приступил к протирке второго стакана, когда входные двери распахнулись.
Они распахнулись так, как они любят распахиваться в вестернах. Зосуа не был до конца уверен, но вроде бы присутствовали и замедленные съёмки. Двери мощно хлопнули по стенам, и внутрь заведения ввалился или вплыл (возможны оба варианта) Децербер. Впереди себя он нёс клубы пыли и пучки ослепительного света, позаимствованные у улицы. За спиной трёхглавого пса двери выразительно сомкнулись, и полумрак в заведении секунд на пять превратился во мрак.
Децербер направил стопы к барной стойке.
— Пйивет, Децейбей! — Зосуа расплылся в радостной улыбке — и с ней и застыл, увидев выражение морд приятеля. — Сто, эм… слосный денёк?
— Привет, — отстранённо поздоровался Децербер.
— Сто будесъ…
— Пять бутылок высочайшестранского[9].
Металлические души, подгоняемые тяжёлой лапищей Децербера, обрушились на стойку.
— …пить? Как обысьно? — по привычке закончил Зосуа.
И отработанным, автоматическим движением поставил перед посетителем сосуды с виски.
— Пять бутылок высочайшестранского, — повторил Децербер, не меняя интонации.
Зосуа недоумённо пересчитал бутылки слева направо, потом справа налево, но всё равно насчитал пять.
— Пять бутылок высочайшестранского, — произнёс Децербер.
Вампир покосился на ёмкости с виски, на Децербера, на виски, опять на пса — и на всякий случай поставил ещё одну бутылку.
— Са сйёт саведения, — пояснил Зосуа.
— Спасибо. Удачной работы.
Децербер смахнул бутылки со стойки, уложил рядком под мышку и, вытянувшись по струнке, прошествовал на улицу — он нырнул в самое пекло, настолько жаркое, что оно образовывало из раскалённых воздушных масс облака. Когда облако света и жара поглотило Децербера, дверцы стриптиз-бара закрылись, отрезая прохладное, затенённое помещение от того ада, что творился на улице.
Зосуа выпучил глаза — от ужаса, а может, от замешательства, — но протирать не прекращал.
— Не послил, не напился, на новенькую танцовсицу не всглянул, — перечислил Зосуа вслух. И подвёл итог штампом, бессмертным, но ужасно милым, учитывая прононс вампира: — Ох, сто-то будет…
Однако тут штамп отодвинулся в сторону, уступая место более свежей и более беспокойной мысли:
— Или усэ слусилось?
Механическим меланхоличным движением Зосуа протирал воздух…