Тяжело вздыхаю и поднимаю голову, подставив лицо влажному воздуху, как вдруг на крайней скамейке замечаю Аню. Она сидит, поджав одну ногу и упираясь подбородком в колено, ее волосы собраны в небрежный пучок, глаза закрыты, а на щеках виднеются блестящие дорожки слез. Растерянность сковывает ступни, не могу определиться: стоит поскорее уйти или все-таки подойти к ней?
Аня открывает глаза и слабо усмехается, стирая слезы с лица:
– Ты снова меня поймала. Признавайся, у тебя есть какой-то радар на несчастных?
– Ты плохо прячешься, – неловко улыбаюсь я.
– Вообще-то я ждала дождя, чтобы скрыть в нем свои слезы, но он что-то опаздывает. Пришлось начинать без него.
Шутка забавная, но трещины боли на лице Ани и неукротимая печаль в зеленых глазах не позволяют оценить ее по достоинству. Сердце сжимается от сочувствия, и я подхожу ближе к скамейке:
– Ань, я… я могу чем-то помочь?
– Вряд ли.
Раскат грома сотрясает небо, вокруг слышатся тихие хлопки падающих капель. Предусмотрительные прохожие раскрывают зонты, а те, кто не слушает синоптиков, прикрывают головы чем попало и ускоряют шаг. Нервно покусываю нижнюю губу, поглядывая в сторону дома. Я не знаю, что именно так расстроило Аню, но знаю, что в такие моменты нет ничего важнее человеческого тепла. Одиночество для боли, как ветер для пламени, может потушить или, наоборот, разжечь.
– Ты правда собираешься сидеть здесь? – спрашиваю я, получая щелчок по носу от крупной холодной капли.
– Ага, мне надоело рыдать в туалете. Там плохо пахнет, никакой романтической атмосферы, – продолжает шутить Аня, и я искренне восхищаюсь ее стойкостью. Только очень сильные люди могут признать свою слабость, не делая из нее катастрофы.
Переминаюсь с ноги на ногу, но никак не могу заставить себя уйти.
– Эм-м-м… – задумчиво тяну я. – А у тебя сегодня еще есть пары?
– Да, через полтора часа лекция по теормеху. Не волнуйся, Стю, я большая девочка. Сейчас немного проревусь, и все будет в порядке.
Нет, не будет. Но если она действительно хочет выпустить пар, то лучше это сделать там, где нет лишних глаз, а еще тепло и сухо.
– А хочешь у меня на кухне пореветь? Я зажгу для тебя ароматическую свечу, включу грустную музыку. Обещаю, никто об этом не узнает.
– О-о-о… – Аня умиленно вытягивает губы, и ее глаза вновь наливаются слезами. – Спасибо, но это как-то неудобно. Не хочу тебя напрягать.
В ее ответе нет четкого отказа, одна неловкость, которую Аня старается спрятать. Закидываю сумку на плечо, сооружаю одной ладонью козырек, а второй хватаю Аню за предплечье, заставляя подняться:
– Неудобно тебе будет в мокрой одежде лекцию записывать. Идем, здесь недалеко. И мне совсем не напряжно.
Веду Аню за собой, она не сопротивляется и больше ничего не говорит. Дождь через пару секунд превращается в ливень, и нам приходится перейти на бег, но как бы мы ни старались, в квартиру входим все равно промокшие до нитки.
– Вот это полил, – сдавленно хихикает Аня.
– Ага, – хмыкаю я, закрывая замок на двери, и оборачиваюсь.
Аня топчется на коврике, обняв себя за плечи, и я чувствую неловкость оттого, что почти силой притащила ее к себе. А с другой стороны… не могла же я правда оставить ее одну там под дождем.
– Дома никого, проходи, не стесняйся. Я сейчас дам тебе полотенце и что-нибудь сухое переодеться.
– Настя… – произносит Аня, но замолкает и прикрывает глаза, качая головой. – Спасибо. Правда. Я даже не…
– Все хорошо, – приговариваю нежно, касаясь ее плеча. – Если когда-нибудь ты поймаешь меня в слезах, то я буду надеяться на ответную услугу. Идет?
Аня кивает и тихо шмыгает носом, давая понять, что все-таки я поступила правильно. Вручив ей полотенце и теплые пижамные штаны, указываю на дверь ванной, а сама, быстро переодевшись, ухожу на кухню, чтобы выполнить обещание. Зажигаю свечу с запахом ванили и корицы, которую мама подарила мне в честь переезда, и завариваю чай, добавив в него побольше меда. Погода за окном бушует, кривые струйки сбегают по стеклу. Пытаюсь представить парня, грустно глядящего в окно и украдкой стирающего слезы, но образ кажется настолько нереалистичным, что даже смешно. Неужели страдать – это женская доля? А может быть, парни просто делают это по-другому? Влезают в драки, грубят всем подряд, напиваются. Это их способ? Уж лучше бы плакали.
За спиной слышатся шаги, и я разворачиваюсь, натянув на лицо добродушную улыбку. Аня распустила волосы, и теперь они крупными кольцами обрамляют ее лицо, нос немного покраснел, веки опухли. Она подходит к столу, кладет на него телефон и садится на стул, поджав ноги.
– Теперь ты будешь думать, что я сопливая размазня, – досадливо говорит она.
– Я так не думаю. – Ставлю перед ней чашку с чаем. – Если что, я буду…
– Нет, не уходи!
– Но ты ведь хотела…
– А уже все, – Аня беспечно пожимает плечами. – В твоей ванной пахнет лучше, чем в университетском туалете. Отличное место.
– Приятно слышать, – смеюсь я и наливаю еще одну чашку чая.
Несколько минут мы сидим в молчании, погруженные каждая в свои мысли, и это, как ни странно, даже по-родному уютно. Словно мы знакомы очень и очень давно. Горячий чай согревает горло и, хочется верить, что немного еще и душу.
Аня ерзает на стуле, поглядывая на загорающийся экран телефона, и недовольно кривится, смахивая пальцем оповещение.
– Да пошел ты, – бросает она и делает пару глотков из чашки. – Знаешь, что самое идиотское, Стю? Кроме него я не могу ни с кем поговорить обо всем этом, но наши разговоры уже давно себя исчерпали.
– Почему ты не можешь ни с кем об этом говорить?
– Потому что согласилась на эти дурацкие правила.
– Никому не рассказывать о бойцовском клубе?
– Да! – возмущенно отвечает она. – Только вот членство в этом клубе… как бы сказать? Отстойное!
– Да уж, заметно, – вздыхаю я.
– Послушай… если я… если…
– Ань, я умею хранить секреты, но, возможно, нарушать обещание не лучшая идея. Обычно это заканчивается плохо.
– Куда уж хуже, – мрачно говорит она и делает еще один глоток.
– Тогда оба моих уха в твоем распоряжении. Я все равно почти никого здесь не знаю.
Аня отводит взгляд, уголки ее губ ползут вниз. Не давлю на нее и ничего не спрашиваю. Это должно быть только ее решение.
– Почти год назад, – медленно проговаривает Аня, – я влюбилась в одного парня. Мы с ним… мы… да неважно. Главное то, что он вроде как тоже меня любит, но не хочет афишировать наши отношения. Говорит, сейчас не готов к такому вниманию, не хочет, чтобы кто-то лез в нашу жизнь и сплетничал, но я устала. Капец как устала. Эти тайные встречи, притворство в универе, будто мы друг другу никто. Я думала, скоро все изменится, он разберется со своими тараканами, и все будет как у нормальных людей, но ничего не происходит. Его все устраивает. Он вызывает меня к себе, когда удобно, будто я проститутка, которая берет за услуги не деньгами, а словами о любви. Я больше так не могу, Стю, но и уйти тоже не получается. И я не знаю, что делать. Можно ли из такого дерьма вообще выбраться живой?
Она прижимает ладони к лицу, а я пытаюсь подобрать правильные слова, но это не просто. Клуб и правда отстойный.
– Скажи, что я дура, – всхлипывает Аня.
– Думаю, проблема не совсем в тебе.
– Ну разумеется! Я всему миру готова прокричать, что мы вместе! И я терпела весь этот таинственный сюр целый год, а Лекс вообще не видит в этом никакой жертвы! Представляешь?! Для него все уже в порядке!
Мое внимание цепляется за брошенное в сердцах сокращение имени или фамилии, но я не подаю вида. Возможно, Аня не хотела раскрывать таких деталей, не буду ее смущать.
– Но все не в порядке, Стю. Совсем не в порядке. Три моих одногруппницы уже вышли замуж, еще две помолвлены. Даже некоторые пацаны уже задумываются о семье. А что ждет меня? К чему все это приведет?
– Ты хочешь за него замуж? – удивленно спрашиваю я.
– Не прямо сейчас, но когда-нибудь. Возможно. Не знаю! Я просто хочу понимать, что у этих отношений есть будущее, иначе… какой смысл? Я не свободна, но при этом почти всегда одна. Мы не ходим на свидания, я не могу познакомить его с друзьями и семьей. Что это? Как это назвать?
– Даже не знаю.
– А я знаю. Издевательство! – гневно фыркает она, но тут же грустнеет. – Но я люблю его. И это самое ужасное.
– Мне… мне жаль, – протягиваю руку и хлопаю ее по запястью, потому что не знаю, как еще поддержать. Что бы я сейчас ни сказала, это не решит проблему.
– Спасибо, – горько вздыхает Аня и смотрит на вновь зажегшийся экран своего телефона. – Это Вит. Нужно ответить.
– Конечно, – киваю я.
Она принимает звонок и прижимает телефон к уху, голос звучит так весело и задорно, что я снова поражаюсь силе ее духа:
– Мой мальчик испугался грома? Ой, отвали! Сам такой! Что? Да я тут… недалеко от универа. А разве ты не уехал домой? Ты же не собирался идти на теормех. О-о-о… правда? Ради меня? Ты – мой герой. Буду минут через десять. Ага, давай.
Аня опускает телефон, и я наконец-то вижу ее искреннюю улыбку, лишь слегка искаженную печатью грусти.
– Ты прикинь, Вит вернулся, чтобы после занятий отвезти меня домой. Не хочет, чтобы я шаталась под дождем. И почему я выбрала не его?
– Хороший вопрос.
– И ответ на него тоже хороший, – кисло хмыкает Аня. – Он первый меня не выбрал.
Вспоминаю эту парочку на посвящении, недоверчиво хмурюсь.
– Да, Стю, я знаю, о чем ты думаешь, но он со всеми такой. Чертов дамский угодник. Но я все равно рада, что мы дружим. Не знаю, что бы я без него делала. Свихнулась бы, наверное. – Аня растирает пальцами глаза, допивает чай и встает. – Могу я одолжить у тебя зонт?
– Да, конечно. Только его сначала придется найти.
Пока я пытаюсь отыскать в недрах шкафа зонт, стоя на четвереньках на полу спальни, Аня восхищается моей работой на стене в гостиной.
– Это просто невероятно! Офигительно! Если с учебой не пойдет, то ты можешь расписывать стены за деньги! За большие деньги! О! А это что?! Тоже твое?!