Настя, миновав большую часть пути, даже не догадывается о двойном преследовании и сворачивает во двор. Денис ныряет за ней и выкрикивает:
– Девушка! А, девушка! Куда спешишь?!
Саша морщится, но останавливается, выглядывая из-за угла. Если Дэн заметит его, все станет только хуже.
– Да стой ты! Подожди! – со злорадным весельем продолжает Курский. – Я хочу поболтать! Ну куда ты?!
– Я не знакомлюсь! – отвечает Настя и решает срезать путь, пройдя по декоративной дорожке клумбы, усыпанной мелкими камешками, но Денис не готов сдаться так просто.
Он хватает ее за руку, круто разворачивая к себе, и дергает, не рассчитав силу. Каблуки черных туфель утопают в камнях, узкая юбка не позволяет удержать равновесие, и Настя падает на колени, тихо запищав. Ветер подхватывает ее светлые пряди, во дворе как назло никого нет. Курский поднимает руки, ладонями вверх, и гадко хохочет:
– Упс! Сорянчики, я не хотел.
Мореева затравленно поглядывает на обидчика снизу вверх, а дыхание Морева становится все глубже и свирепее.
– Давай помогу, – с показным дружелюбием предлагает Денис, но Настя лишь подтягивает к себе сумку, ручку которой крепко сжимает в пальцах. – Да не бойся ты так. Я всего лишь должен кое-что передать для твоего друга. Хотя нет… бояться стоит. И тебе, и ему.
Мореева продолжает молчать, а Денис наклоняется, хватает ее за лицо, впиваясь большим и указательным пальцами в щеки, и говорит слишком тихо, чтобы расслышать. Спазм сжимает грудь Морева, отчаяние и вина сдавливают до боли виски. Он не может, не должен, но… он все-таки выходит из-за угла и громко произносит, позволив злости встать за штурвал:
– Отойди от нее!
Курский лениво поворачивает голову, а Морев сурово повторяет:
– Я сказал, отойди.
– Вот это сюрприз, – широко улыбается Денис и, игриво подпрыгивая, надвигается на Сашу. – Макс будет в восторге.
– Не будет, – мрачно заявляет Морев и хватает Курского за воротник кожаной куртки, впечатывая в стену.
– Какого…
– Слушай сюда, – Морев приставляет предплечье к горлу бывшего друга и с силой надавливает. – Меня здесь не было. Ясно? Ты позвонишь Максу и скажешь, что сделал все, как он попросил.
– Что ты…
– Ты меня понял?
– Я не собираюсь…
Саша надавливает еще сильнее, с безумством вглядываясь в глаза Дениса:
– Я тебя на куски порву, если еще раз к ней подойдешь и если Макс узнает, что я был здесь. С этого момента ты слепой. Понял? Даже если Макс попросит следить за ней, ты слепой и глухой. Тебе ясно? Не знаешь ты ее. Забыл, как она выглядит.
– Ты… да я…
Денис брыкается, и Саша безжалостно бьет его в живот, заставляя согнуться.
– Дэн, твоя весовая категория – дрыщи и девчонки, – ядовито шепчет Саша у опущенной головы Дениса. – Думаешь, справишься со мной? Думаешь, Макс тебя защитит? Если да, то подумай еще. Он не будет таскаться за тобой двадцать четыре на семь, а вот я буду. Обещаю.
Курский с трудом сглатывает и обмякает, отворачиваясь. Никто не может обвинить Морева в пустословии, особенно те, кто хорошо знал его прежнего.
– Вот и договорились, – Саша отступает, брезгливо встряхнув руками.
– Он не отстанет, – тихо говорит Денис.
– Да. Я в курсе.
– Зачем ты это сделал? – Лицо Дениса искажается болезненным презрением. – Зачем? Он же был твоим другом. Он верил тебе, как и мы.
Морев чувствует удавку на шее, слышит тот жуткий звук падения, хлопок, свист автомобильных шин.
– Увидимся позже, Дэн. Не волнуйся, все будет как обычно, – с трудом выдавливает он и шагает к Насте, все еще сидящей на земле и с ужасом глядящей на проход во двор.
Не могу пошевелиться. Ноги и руки ватные и безвольные, а в ушах гремит стук испуганного сердца и тихий голос отморозка: «Зимину стоит лучше за тобой приглядывать». Что все это значит? Какого черта здесь происходит? Мы что, в боевике?! Морев подходит ближе, у него такой встревоженный и виноватый вид, что мне становится по-дурному смешно. Похоже, истерика на фоне стресса.
– А тебе, смотрю, весело, – хмуро произносит Саша.
Совсем не весело, но и перестать глупо хихикать я не могу. Все это напоминает сцену из сериалов про маньяков-преследователей. Я-то всегда считала, что справлюсь куда лучше, чем героини, обращающиеся в бедных овечек, а по итогу… просто оцепенела. Этот парень казался неадекватным, а его улыбка и веселый тон – безумными. До сих пор не могу поверить, что произошедшее реально.
– Какого… – я едва шевелю онемевшими губами.
– Хороший вопрос, – вздыхает Саша и хватает меня под мышки, поднимая на ноги, точно беспомощного котенка.
Цепляюсь за его плечи, ноги все еще не держат как следует. Всматриваюсь в темный проход, выходящий на дорогу, и только сейчас ощущаю, как сильно дрожь бьет по телу и как пекут ободранные колени. А что, если бы Морев не оказался рядом? Что, если бы я была здесь одна? Воображение подбрасывает страшные картины, и вот теперь мне совсем не смешно.
– Он… он ушел? – Мой голос звучит сипло, соль щиплет глаза.
– Ушел, – глухо повторяет Морев, отстраняясь, но я сжимаю пальцы, стискивая в кулаках ткань его легкой куртки.
Вдох замирает в груди, паника взрывает в голове петарды, и страх возвращается с новой силой. Вдруг все повторится? Вдруг этот тип вернется? Саша опускает голову, его ладони скользят по моей талии и через мгновение уже болтаются по швам.
– Где же твоя смелость, Мореева? Не могла его сумкой по башке огреть? Уж мне ли не знать, как хорошо у тебя это получается.
– Я… я испугалась…
– Не тех боишься.
Саша делает шаг назад, стряхивая мои ладони с плеч. Нервно сжимаю ручку сумки, а он поглядывает на меня исподлобья. Снова на себя намекает? Его я должна бояться? Мотаю головой, протест встает поперек горла.
– Ты все правильно поняла, – угрюмо говорит Морев.
– Но ведь…
– Это случайность. Я не собирался.
– Что? Помогать мне?
– Именно.
– Но ты помог! – заявляю серьезно, потому что факт неоспорим. – Кто это был? Ты его знаешь? Как ты вообще здесь оказался?
– Мореева, послушай… тебе лучше, правда, держаться от меня подальше.
– Да прекрати ты нести этот бред!
– Не надо видеть во мне героя. Ясно? Я просто шел мимо.
– Ну и шел бы! – выплевываю остервенело и тут же хочу забрать слова назад, испугавшись, что он и правда уйдет. – Саш, я…
– Не надо, – с нажимом повторяет он.
Голубые глаза Морева отливают злобой, губы сжаты, челюсть напряжена. Не понимаю, откуда это? Не понимаю, что такого я ему сделала, помимо детских глупостей, которые сейчас уже точно не имеют никакого значения? Обида ощущается горечью во рту, боль разочарования пронзает грудь. Ну за что он так со мной?
– Черт, – тихо ругается Морев, глядя на мои ноги. – У тебя кровь.
Мы вновь встречаемся взглядами, отсылка слишком явная, чтобы о ней не вспомнить. Мое сердце замирает в томительном ожидании, а мысли рассеиваются дымкой неопределенности. Что сейчас будет? Как он поступит? Саша оглядывается, но не двигается с места. Мысль мелькает в голове яркой вспышкой, бездумной и ослепительной – «Не уходи».
– Аптечка дома есть? – напряженно спрашивает он.
Молча киваю, словно боюсь спугнуть. Боюсь снова его оттолкнуть и увидеть удаляющуюся спину. Он забирает мою сумку, закидывает ее на плечо и берет меня за руку. Теплые, слегка сухие и грубые пальцы касаются внутренней стороны моей ладони, и выдох облегчения слетает с губ. Я могла бы разразиться очередной гневной тирадой, задать сотню вопросов, потребовать объяснений, но вместо этого послушно шагаю следом, потому что вопреки всему разумному сейчас я чувствую себя по-настоящему в безопасности. Чувствую себя защищенной рядом с тем, кого когда-то считала врагом номер один.
Поднимаемся по лестнице. Я открываю дверь квартиры, вхожу внутрь и боязливо оборачиваюсь. Саша мнется на пороге, но все же переступает его, закрывает внутреннюю защелку и стягивает кроссовки. Настроение такое шаткое, точно перышко на кончике иглы. Одно неловкое движение, дуновение, и оно упадет.
– Где…
– На кухне. Крайний шкаф справа.
Морев направляется за аптечкой, а я скидываю с гудящих ног туфли и вешаю плащ на крючок.
Если подумать, все это происходит не в первый раз. Меня вдруг прошибает волной неожиданного озарения. Все это действительно уже было, и не только в день моего позорного падения с велосипеда. Дети бывают жестоки в силу неопытности или плохого воспитания. Мальчики задирают девочек и наоборот, да и внутри полов тоже хватает ссор и козней, но я всегда считала, что у меня лишь один злопыхатель. Или же нет? Вереница воспоминаний, далеких и смутных, кружится в мыслях. Каждый чертов раз, когда у меня назревал конфликт с кем-то, кроме Саши, он появлялся и гордо заявлял, что только у него есть право меня доставать. Когда Сережа Фомушкин забрал мой пенал с зайцем и носился с ним по коридору, Морев отнял его и вернул мне. Через несколько дней, правда, но все же вернул. Когда Мила Лазарева пыталась прогнать меня с первого ряда кресел в концертном зале во время творческого конкурса, Морев уступил ей свое место в соседнем ряду, сказав, что с замарашками лучше не связываться. А когда Эдик Ушаков кинул в меня снежком, Морев сначала толкнул его в сугроб, а уже потом обстрелял меня. И это повторялось и повторялось из раза в раз. Я всегда думала, что Морев высшее зло в моей жизни, а получается, что он был таким, только чтобы уберечь меня от другого зла? Так же, как и совсем недавно на пирсе во время посвящения в первокурсники? Я ведь ненавидела его за все это, а он… защищал меня? Но почему именно таким способом? Зачем Саша так старательно пытается убедить меня в том, что он плохой?
– Настя! – зовет Морев, и я вхожу на кухню, совершенно сбитая с толку.
Я уже не знаю, что чувствую. Не понимаю, как себя вести. Привычный ход вещей будто сломан, а маски стали слишком прозрачными. До сегодняшнего дня все было просто и понятно – мы не выносим друг друга, мы давние враги, а сейчас… я в замешательстве. Он не обязан был идти со мной, как и я не должна была хотеть этого. Ободранные коленки – ерунда. Я в состоянии помочь себе самостоятельно, но Саша стоит на моей кухне с открытой картонной коробкой в руках, а у меня нет ни желания, ни сил прогнать его. И что же это? Что все это значит?