Куртка Морева висит на одном из стульев, рукава свитшота закатаны до локтей. Голубые глаза смотрят настороженно, но угрозы в них нет, только бередящее душу волнение. Лампа под потолком разливает по комнате желтый теплый свет, и мои плечи опускаются на расслабленном выдохе. Это коллапс вселенского масштаба, но я действительно рада, что Морев здесь. Я даже не могу представить, чтобы это был кто-то другой.
– Нужно снять колготки, – говорит он.
– Это чулки, – отвечаю бездумно.
Светлые брови удивленно вздрагивают, Морев опускает коробку на кухонный стол и манит меня пальцем. И надо бы возмутиться, надо воспротивиться, но я шагаю вперед, будто что-то тянет меня.
Взгляд Саши неестественно нежный, а едва заметная улыбка такая загадочная, завораживающая, близкая и смутно знакомая. Нахожусь точно под гипнозом собственных догадок, сдаюсь любопытству и чему-то еще… мягкому, пушистому чувству, что обнимает без рук и успокаивает без слов. И даже сердце бьется ровно и легко, словно так уже было миллион раз, словно так и должно быть. Саша подхватывает меня, ухватив за талию, и сажает на край стола. Смотрит в глаза и ждет чего-то. Разрешения? Сопротивления? Я не понимаю, чего он хочет. Да и чего хочу сама тоже.
– Какая же ты заноза, – тихонько усмехается он.
– А ты козлина, – отвечаю ему в тон.
– Я тебя спас вообще-то.
– То есть теперь ты это признаешь?
Рука Саши опускается на мое колено и забирается под край юбки, пальцы хватают резинку чулок и медленно стягивают по бедру. Мышцы на ногах непроизвольно напрягаются. Не могу дышать.
– Ты ведь не думаешь, что я буду к тебе приставать?
Я вообще не думаю, эта функция временно недоступна. Единственное, что сейчас происходит в разуме, это ритуальные танцы вокруг костра ожиданий, суть которых я не могу объяснить. Не могу себя оправдать. Саша стягивает второй чулок до колена, его движения уверенные, преступно медлительные. Слишком чувственные и бережные для того, кто без конца повторяет, что ему на меня плевать. Представляю, как мне будет стыдно уже завтра, но почему-то это волнует меньше всего. Я никому не расскажу. Никто не узнает, как горит кожа от легких касаний его пальцев и как все внутри немеет от тонкого и ненавязчивого запаха парфюма. Он совсем не такой, как у Димы. Я даже не уверена, что это духи или туалетная вода. В нем нет ярких нот мускуса или масел, ничего похожего на что-то реальное. Нет названий, одни ассоциации и ощущения. Тепло, тихо, уютно. Это объятия ранним утром, поцелуи под дождем, купание в реке посреди ночи. Это с головой под воду, первый вдох на вершине горы.
Нет. Нет, нет, нет. Не может быть!
Прохладная жидкость стекает по моим коленям, пузырится и пощипывает, но я едва ли обращаю на это внимание.
– Сейчас сниму чулки с ран. Если будет больно, скажи, – предупреждает Саша, но я бы не пикнула, даже если он восковую полоску мне на макушку прилепил и содрал ее одним рывком.
Чулки падают на пол, Саша опускается на корточки, и мои бедра покрываются крупными мурашками. Я схожу с ума. Никогда еще подобного со мной не было. И рядом с кем? С ним?!
– У тебя здесь только перекись, ватные диски и зеленка. Так себе набор, – причитает Саша, заглядывая в коробку, и принимается промывать ранки. – Мореева, а кровищи-то. Откуда в тебе столько? Придется все-таки зеленкой намазать, чтобы не загноилось.
Молчу. Не могу ничего из себя выдавить. Смотрю на белесую макушку, волосы уже немного отросли, корни на контрасте кажутся темнее, чем есть на самом деле. Мне хочется поднять руку и провести по его голове, но ладонь, как приклеенная, лежит поверх стола. Мозг со скрипом, но потихоньку начинает работать. Вопросы возникают один за другим и пульсируют болью, будто кто-то беспощадно отвешивает мне подзатыльники. Что происходит? Почему он это делает? Почему я позволяю? Ситуация с каждой секундой становится все абсурднее.
– Зачем? – натужно спрашиваю я.
– Затем, что пара царапин довольно глубокие, – отвечает Саша.
– Я не о зеленке.
– А о чем?
– О тебе.
Он замирает, держа в пальцах ватный диск, и через секунду аккуратно проводит им по моему колену.
– Только я могу тебя доставать. И я не хочу лишать себя этого удовольствия. А вдруг ты бы тут поскользнулась на собственной крови и разбила себе еще и голову.
Я слышала от него подобное множество раз, но впервые… я ему не верю. Или не хочу верить. Не знаю. Поднимаю взгляд к потолку и заправляю волосы за уши. Мы ведь это уже проходили. Если начать задавать вопросы напрямую, Саша просто уйдет. Да и я не уверена, что готова формулировать эти вопросы. Язык детской вражды, на котором мы общались раньше, непоправимо устарел. И я, и Саша выросли, но все еще как будто не можем вылезти из ползунков рядом друг с другом, а значит, не можем друг друга понять. Дурацкая белобрысая истеричка с раздвоением личности! Что он со мной сделал?! Как это произошло?! Когда?!
– Ну вот и все, – говорит Саша. – Красота!
Опускаю голову и в ужасе округляю глаза, потому что на моих коленях не просто ранки, обработанные зеленкой, а восьмиконечные звезды. Огромные!
– Это что такое? – шиплю я.
– Это значит, что ты «отрицала». Только зекам не показывай, а то они захотят проверить.
– Каким еще зекам?! – Порывисто дергаю ногой и ударяю Сашу по локтю, его рука вздрагивает, а флакон, что он все еще держит в пальцах, наклоняется в сторону серого свитшота.
По ткани расползается темно-зеленое пятно, Морев прижимает подбородок к груди и шумно выдыхает через нос.
– Мореева… – рычит он и поднимает на меня взбешенный взгляд.
– Что? – нервно хихикаю я, скрывая страх. Он не такой, как пятнадцать минут назад, но очень даже настоящий. – Случайно же выш…
Доля секунды и остатки зеленки летят точно в меня, стекают по шее и впитываются в белоснежную ткань рубашки. Беспомощно открываю рот, прижимая руки к пятну, и с ужасом смотрю на испачканные пальцы.
– Ты что сделал?
– Это случайно. Ты мне в нерв попала, – саркастично отвечает Саша.
Ну все, это край. Не понимаю, как у него получается быть одновременно милым и до скрипа зубов раздражающим, но это факт. Да что ему нужно? Зачем он все это делает? Зачем водит меня за нос? Почему, куда бы я ни посмотрела, везде вижу его?! Почему он отталкивает меня, но сам не отстает?!
Мои ступни касаются пола, и Саша предупреждающе мотает головой, глядя на меня снизу вверх:
– Мореева, даже не думай. Мы в расчете.
– А вот и нет, – я протягиваю руки, но он ловко отклоняется.
– Настя, не дури. Я уложу тебя на лопатки за две секунды и нарисую на лице клоунский грим.
– Да ты что? Клоун здесь один, и это не я!
Эхо моего разъяренного крика прокатывается по квартире и тонет в опустошающей тишине. Морев вдруг опускается на пол, устраивая вытянутые руки поверх согнутых колен, и приподнимает подбородок:
– Тогда валяй.
– Что? – Я удивленно хлопаю ресницами.
– Рисуй, – произносит он с вызовом, но в глазах смирение и… печаль?
Думает, я сжалюсь, увидев его капитуляцию? Да прямо сейчас! Присаживаюсь, юбка натягивается вокруг бедер. Провожу пальцами по своим ключицам, набирая еще зеленки, и тянусь к наглому лицу. Саша не двигается, даже не моргает. Черт! Ну я же не изверг. Это все он! Все из-за него! Обхватываю крепкую шею и легонько сдавливаю, желая хоть как-то выплеснуть негодование:
– Я бы тебя придушила, но к зекам мне сейчас никак нельзя.
– Трусиха, – вымученно усмехается Саша и проводит указательным пальцем от середины моего лба до кончика носа. – А тебе идет. Хочешь и улыбку нарисую?
На долю секунды прикрываю глаза, руки дрожат от ярости. Он просто невыносим. Ну зачем он меня изводит? Зачем?! Сам же напрашивается! Ну нет, я выше этого. Я больше не буду…
– Палка, палка, огуречик… – нараспев тянет Морев, рисуя на моей щеке.
– Ну все… – горячо выдыхаю я.
Адекватность выходит из комнаты, а после покидает и квартиру. Ей здесь нечего делать, она нас не спасет. Пытаюсь собрать остатки зеленки со своей шеи и груди, чтобы измазать Морева как следует, а он обхватывает меня и заваливается на спину под мой звонкий визг. Пачкаю щеки, подбородок и без того уже пострадавший свитшот. Шрек будет в восторге от нового родственника, да и на болоте Мореву самое место.
– Вот тебе, вредитель. Получай! Помощник чертов! Да в гробу я такую помощь видала! Понял?!
– Так нафига ты меня впустила?! – смеется Саша с легкой дрожью безумства в голосе.
– А нафига ты пошел со мной?!
– Потому что у меня…
– Еще раз скажешь про то, что у тебя эксклюзив на мои доставания, и я за себя не отвечаю!
Удерживаю в ладонях его лицо, между кончиками наших носов жалкие миллиметры, а губы в опасной близости.
– Я… я… – взгляд Саши мечется, голос хриплый.
– Ты-ы-ы… – злобно тяну я. – Ты! Все ты! Скажи уже! Что происходит?! Ты все время кричишь, чтобы я отстала, но сам крутишься рядом! Я тебя не понимаю! Себя уже не понимаю! К чему это все?!
– Да не знаю я! – выкрикивает он с такой безысходностью, что спазм сжимает мое горло. – Не знаю! У меня нет ответа! Я не могу это объяснить! Само собой получается! Но тебе…
Зажимаю ему рот, сложив ладонь на ладонь, и обессиленно опускаю голову, упираясь в них лбом. Еще одного дурацкого «держись от меня подальше» я не выдержу, учитывая, что прямо сейчас мы как нельзя близко. Дымка зеленого безумства расползается по углам, остаемся только мы. Грудь Саши поднимается и опадает от тяжелого дыхания, и я вместе с ней. Вопросов все еще десятки, ответов нет.
– Это какое-то сумасшествие, – обессиленно шепчу я.
– Угу, – мычит Морев.
Осторожно приподнимаюсь, сползаю вбок, упираясь руками в пол, и сажусь. Морев отрывает спину и устраивается напротив. Смотрим друг на друга, и я только сейчас понимаю, что именно мы натворили. На Саше живого места нет, будто на него напала слепая медсестра с ведром зеленки, и я даже боюсь представить, как выгляжу сама. Похоже, нам обоим теперь всю неделю придется купаться в отбеливателе. Истерический смех, напоминающий хныканье, срывается с моих губ. Ну за что мне это? Почему с нами всегда так? Саша криво ухмыляется и качает головой. Какая же я идиотка, но ведь и он не лучше. Он все это начал, я хотела его пощадить!