– Нет, – хрипло отвечает Дима.
– Ну как? Нравятся объяснения? – Сашу трясет от злости и беспомощности.
Будь он прежним, будь Миша жив, все было бы по-другому. Настя была бы в безопасности. Никаких стычек, никаких проблем. Но сейчас он не имеет права вмешиваться, не может ее защитить. Дима косится на распахнутую дверь и тихонько ее прикрывает, смотрит на друга и трясет головой, будто происходящее никак не может уложиться в его мыслях.
– Настя в порядке? И какого черта ты весь зеленый?
– Она в порядке. А это… – Саша вытирает ладони о джинсы, но толку нет. – Ерунда, неважно. Ты должен оставить ее в покое. Они поймут, что между вами ничего нет, и отстанут.
– Ты сам себя слышишь? – хмурится Дима.
Морев сглатывает и делает шаг назад, отводя взгляд:
– Так будет лучше.
– Кому? Тебе?
– Ей!
– Да ну? А может, ты просто убираешь соперника? Ревнуешь?
– Что ты несешь?
– Правду. Ты ведь все еще влюблен в нее. Это очевидно.
Зимин стреляет словами на поражение, и Морев защищается из последних сил.
– Что за бред?! Я ее не знаю, зато знаю Макса! И я просто не хочу, чтобы еще кто-то был втянут…
Дима широко улыбается, чем обескураживает Сашу и лишает дара речи. Ему смешно? Думает, это весело?
– Нет, Мор, – дразняще ласково говорит Зимин. – Ты, как оказалось, все еще хорошо ее знаешь. И ты, как всегда, рядом, когда нужен. Верный рыцарь Настеньки тут как тут.
Морев дергает подбородком, точно в нем сидит что-то или кто-то, и это чудище хочет выбраться. Пытается раздробить кости и выпустить наружу все, что спрятано – негодование, злость, ярость, направленные на мир вокруг, на каждого его обитателя.
– Я использовал его. – Дима стыдливо опускает голову. – Тот план, который ты придумал еще в школе для идеального свидания. Помнишь? Речка, мольберт, чай. Художественный пикник. Она была в восторге.
Саша сжимает кулаки, он снова готов броситься на Зимина, но чудом сдерживается. Этот ментальный удар почти так же сладок, как настоящий. Морев заслужил. Только это и заслужил. Значит, между Димой и Настей уже что-то есть. Значит, совсем скоро она получит все, о чем мечтала.
– Ты ревнуешь, – говорит Дима.
– Нет.
– Признайся уже, Сань. Признайся и…
– Заткнись! – яростно выпаливает Саша, тыча в него пальцем. – Ты все это заварил! Из-за тебя они к ней прицепились! Сегодня все обошлось, но…
– И завтра обойдется. Ты ведь не дашь ее в обиду.
– Если Макс узнает…
– Ему же хуже.
– Ты не понимаешь, – отчаянно шепчет Морев.
– Все я понимаю, – бесстрастно говорит Дима. – Ты казнишь себя его руками. Заставляешь его и не только наказывать себя, потому что так проще. Так к тебе не прикопаться, никто не обвинит, что ты сам себя гробишь, ведь по факту это делает Макс. Только меня тебе не обмануть. Расскажи ему правду. Расскажи, как все было на самом деле. Хочешь, я буду тебя колотить? Только прекрати уже…
Морев отшатывается, делает несколько мелких шагов назад, а Дима, наоборот, движется вперед.
– Хватит, Мор! Ты ни в чем не виноват. Это случилось не из-за тебя, и ты…
– Нет. Нет, не хватит! Не лезь ко мне!
– Назад не повернуть, Настя тебя разбудила. Не хочешь за нее побороться?
Морев мотает головой, продолжая пятиться, а Зимин все напирает:
– Хрень собачья. Я тебе не верю. Что ты делал у ее подъезда? Зеленкой она тебя измазала? Весело было?
– Отвали, – озлобленно говорит Саша, но Дима едва ли пугается.
Он опускает руку на плечо друга и сжимает его, останавливая побег. Дима вообще ничего не боится и причем уже давно. Его главная суперспособность в том, что он отлично умеет служить отражением других людей, точно знает, что им нужно и как себя вести, чтобы дать им это. Правда, за этот дар пришлось заплатить непомерно большую цену. Зимин так старался облегчить жизнь близким, что разучился понимать, что нужно ему. Не знает, кто он и куда стремится, но сейчас это не имеет значения. Он хочет помочь другу, тому, кто столько лет был для него путеводителем. Саша нужен Диме, прежний веселый и пробивной Морев. Ведь пока его нет, Зимину некого отражать, не за кем идти. Пустое зеркало, пустой Дима.
– Какие цветы она любит?
– Что? – морщится Морев.
– Цветы. Какие нравятся Насте?
– Не знаю.
– Попробуй угадать.
Саша тяжело вздыхает, случившееся сегодня обрушивается на него мешком осколков, которые когда-то давно были блестящими надеждами. Он слишком устал притворяться.
– Назови первое, что придет в голову, – продолжает настаивать Дима.
– Сирень. Ромашки. Не знаю, Зима. Спроси у нее сам. Да и она будет рада любому букету, если он от тебя.
– А цвет?
– Зачем? – измученно спрашивает Саша.
– Просто скажи.
– Раньше был желтый.
– Откуда ты это знаешь?
Саша вспоминает ядовито-желтый дождевик Насти, за который он дразнил ее, называя Джорджи[2], ее тетради, обложки которых были того же цвета, ужасный мохнатый помпон, напоминающий дохлого цыпленка, который она носила на рюкзаке.
– Просто знаю, – отвечает он.
Дима скромно улыбается и хлопает Сашу по плечу:
– И ты прав. Во всем. Понимаешь, что это значит?
– Это ничего не меняет.
– Уже изменило.
Тягостное молчание замирает между ними. Саша стискивает зубы и цедит:
– Скажи честно… ты полез к ней, только чтобы меня позлить?
– Сначала да.
– А теперь?
Зимин медлит с ответом, и Саше этого достаточно, чтобы понять – Настя нравится Диме, по-настоящему нравится. Симпатия робкая, неокрепшая, но она есть. Из-за двери в дом доносится собачий лай и детский визг. Зимин оглядывается, а Морев хлопает его по руке, отступая к калитке:
– Дэн к ней больше не подойдет, но с Максом тебе придется разобраться самому.
– Ты действительно хочешь, чтобы это сделал я?! – кричит Дима ему вслед.
Саша ничего не отвечает, хотя внутри сгорает от желания завопить: «Нет! Не смей! Не приближайся к ней! Я сам!» Воет ветер, хлопает дверь машины. Морев заводит мотор, но не знает, куда ехать. Куда бежать, если везде рядом остается человек, которого он люто ненавидит, который мешает ему жить, дышать, радоваться? Некуда. Ведь от себя не убежишь.
Жаль, что я не змея. Вот так бы сбросила старую кожу, а под ней новенькая и чистая, но нет же, все выходные приходится потратить на то, чтобы привести себя в более-менее приличный вид. Опускаю руку в горячую воду, размешивая увлажняющую пену для ванн. Следов зеленой битвы на мне почти не осталось, но из-за постоянного протирания перекисью и жестких скрабов кожа стала очень сухой и тонкой, а несколько прядей волос теперь отливают болотной плесенью. Дурацкий Морев! Чтобы он вообще облез!
Включаю музыку на мобильнике и забираюсь в ванну, сгибаю ноги, чтобы колени, на которых уже появились корочки из запекшейся крови, выглядывали из воды. Смотрю на поблекшие тюремные звезды и тяжело вздыхаю, затем поднимаю руку и рассматриваю символ своего имени на запястье. Почему-то именно его мне не захотелось стирать. Я даже перерисовала этот знак в блокнот и немного стилизовала, задумавшись о татуировке, но быстро отмела эту идею. Во-первых, родители вряд ли одобрят, а во-вторых, я и так помню, как меня зовут. Но если тут память меня не подводит, то в другом даже очень. Я пыталась воспроизвести и тату Саши, чтобы попробовать ее расшифровать, но ничего не вышло. Роняю руку под воду и склоняю голову, упершись затылком в край ванны.
Вечер пятницы никак не отпускает, как бы сильно я ни старалась отвлечься, пусть и разговор с Димой в тот же день кое-что прояснил. Он рассказал, что парня, приставшего ко мне, зовут Денис Курский, он друг Макса и Жени, которых не так давно мы видели в «Кристалле». Все они, включая Диму и Сашу, когда-то были участниками одной баскетбольной команды, но после ее распада парни, мягко говоря, остались не в самых лучших отношениях. Дима заверил, что больше ничего подобного не случится, он со всем разберется и мне не о чем переживать. И я действительно успокоилась, ведь, если хорошо подумать, ничего суперстрашного не произошло. Да, этот Денис повел себя, как кретин, а еще я упала, но это больше случайность, чем его коварный план. Мальчики такие дураки, вечно устраивают глупые разборки и нас, девчонок, в них втягивают. Сказок, что ли, перечитали? Дракон похищает принцессу, рыцарь в отчаянии. Занялись бы лучше чем-то полезным, например, учебой или чисткой носов от черных точек. Толку было бы куда больше.
Еще немного посопев, касаясь подбородком воды, выбираюсь из ванны и наношу на распаренную кожу баттер для тела с ароматом вишни, пританцовывая под одну из старых рэп-баллад, случайно выскочившую в плейлисте. Надев пижаму, отправляюсь в спальню, где на письменном столе лежат раскрытая тетрадь, листок с задачами и методичка. А вот и еще одна причина моего плохого настроения – линейная алгебра. Кому вообще это нужно? Скобки, числа, формулы. Я совершенно не понимаю, как это решать. И даже две дополнительные головы в лице Лины и Леры не помогают справиться с домашним заданием, полученным от преподавателя со звучной кличкой Зубастик. Михаил Егорович Желточенко – мерзкий и противный мужик со звериной улыбкой. Он искренне считает, что девушки не отличаются остротой ума, а в университет они поступают только чтобы подыскать выгодную для замужества партию. Одним словом – женоненавистник. Даже боюсь представить, что нас ждет у него на экзамене, но деваться некуда, преподавателей, к сожалению, не выбирают. Сверяясь с расписанием пар, кладу тетради в сумку. Достаю из шкафа черные классические брюки и коралловую водолазку, которые, как мне кажется, неплохо будут сочетаться со слипонами в черно-белую полоску. Хватит с меня каблуков, да и в столовую без них будет куда удобнее бегать.
Выключаю свет в комнате и ложусь в прохладную постель. Сквозняк тихо покачивает полупрозрачную занавеску, через стекло льется мягкий свет уличных фонарей. Уже собираюсь поставить телефон на зарядку и выключить музыку, чтобы заснуть пораньше и набраться сил перед новой учебной неделей, но оповещение о сообщении в «На связи» заставляет сердце подпрыгнуть к горлу и напрочь забыть обо всем.