– Держите за меня кулачки, – говорю девчонкам и по очереди их обнимаю.
– Обязательно!
– Напиши, как все кончится!
Расходимся в разные стороны: Лера и Лина шагают к главному выходу, а я – к северным дверям, что ведут во внутренний двор. Удерживая на груди воротник плаща, чтобы укрыться от порывов прохладного ветра, добираюсь до лабораторного корпуса. Вот он, дом Сатаны, а еще единственный учебный корпус современной постройки, который похож на многоквартирную кирпичную коробку, а не на произведение искусства. Поднимаюсь на третий этаж и останавливаюсь у двери аудитории. Набираю в легкие побольше воздуха, стучу ровно три раза и заглядываю внутрь.
– Мореева, – снисходительно улыбается Михаил Егорович, из-за чего морщины вокруг его крупного рта становятся еще глубже. – Входите-входите.
От вида его выступающих передних зубов по спине пробегают мурашки, но я все же закрываю за собой дверь и подхожу к преподавательскому столу.
– Еще раз здравствуйте. Вы просили…
– Да-да, – перебивает Зубастик, брезгливо взмахнув ладонью, словно ему неприятно даже голос мой слышать. – Мореева, я уже не знаю, что с вами делать. Давненько не встречал таких… слабых студентов.
Издевка в его голосе слишком явная, и я тихонько сглатываю вязкую горечь обиды. Уверенность ломается под тяжелым взглядом преподавательских глаз, и мне хочется сбежать прямо сейчас. Куда угодно. В горы, в лес, в страну Оз. Я готова до конца жизни питаться ягодами и спать на холодной земле, лишь бы больше не видеть эту ужасную звериную улыбку и не чувствовать себя такой маленькой и бездарной.
– Домашнее задание вы списали, верно?
– Нет, – глухо выдавливаю я и злюсь на себя за осечку.
– Вот как? – Михаил Егорович хрипло посмеивается. – Тогда объясните мне алгоритм решения вот этого примера.
Его сморщенный палец тычет в листок, цифры расплываются. Пытаюсь вспомнить, напрягаюсь изо всех сил.
– Ну-у-у… здесь… – Воздуха не хватает, а заветная ниточка знаний ускользает, игриво махнув хвостом.
– Мореева, давайте начистоту, – с преувеличенной утомленностью говорит Михаил Егорович, и у меня сводит щеки. – Я понимаю, что в вашей голове одни наряды и сериалы про любовь, но здесь вам не модельная школа. Коллоквиум уже на следующей неделе, и я не поставлю вам допуск за красивые глаза. Даже не надейтесь. Вы не хотите учиться, на лекциях и практиках постоянно витаете где-то. На что вы рассчитываете? Что мальчики будут все четыре года учиться за вас, а потом замуж позовут?
– Я не…
– Точные науки не для всех, – снова перебивает он с особой строгостью, – и, простите за тавтологию, они точно не для вас. Вы уверены, что поступили в тот вуз? Уверены, что вам вообще это нужно?
– Уверена, – отвечаю четко, но нижняя губа предательски подрагивает.
– Хоть в чем-то, – притворно ласково хмыкает Михаил Егорович. – Я за свою преподавательскую карьеру повидал немало талантливых студентов, и вы, Морева, не одна из них. Я таких, как вы, за версту чую и не терплю, когда тратят мое время и время студентов, которые действительно пришли получать знания. Мой предмет можно сдать только своим умом, а не при помощи добрых одногруппников. И я сразу предупреждаю, не надо на меня обижаться, вам будет непросто. Советую задуматься о смене специальности или о дополнительных курсах, потому что математика – это основа основ. Я, кстати, подготовительные тоже веду, только вот слабаков и глупцов не очень жалую. Но вы, если решитесь, можете узнать о них на кафедре.
Из коридора доносится шум, но я не могу понять, что это. В ушах словно по несколько килограммов ваты, пол дрожит, стены рушатся. Зубастик безжалостно перечеркивает мою работу и пишет в углу корявое – незачет.
– Подготовьтесь к следующему практическому занятию, начнем с вас. И возьмитесь уже за ум, Мореева. Жалко смотреть.
В горле надувается шар, перекрывающий кислород, легкие сжимаются. Я думала, что готова ко всему, но такого разноса точно не ожидала. Разворачиваюсь и торопливо опускаю голову, перед глазами влажная пелена, за которой виднеются ноги входящих в аудиторию студентов. Прошмыгиваю между широких плеч в коридор и стыдливо убегаю к лестнице, стараясь ни в кого не врезаться. Это ж надо быть таким… таким… как его вообще к преподаванию допустили? Разве это профессионально?
Выскакиваю на лестничную клетку, сдерживая рвущиеся наружу слезы, как вдруг неожиданно крепкая хватка на плечах заставляет остановиться. Медленно поднимаю голову, и мое лицо сводит болезненной судорогой, потому что это нокаут. На затылок опускается горячая ладонь, и я упираюсь лицом в крепкое плечо, в очередной раз позорно перед ним разрыдавшись.
– Ну что опять, замарашка? Узнала, что единороги выдуманные?
Глава 12
Если бы я могла объяснить происходящее, то объяснила бы, но, увы, это невозможно. Похоже, Зубастик прав, и я действительно жалкая, глупая и никчемная, раз не смогла защититься и уйти с достоинством, да еще и раскисла перед первым встречным. Ну, почти. Мои плечи дрожат, слезы градом льются из глаз, а легкое поглаживание по голове заставляет лишь сильнее вжиматься лбом в плечо Морева в поисках опоры и поддержки.
– Настя, что случилось? – испуганно спрашивает он, обнимая меня второй рукой, и пятится, заставляя отойти от прохода вместе с ним.
– Ничего, – всхлипываю я.
– Не похоже на «ничего».
– Тебе-то что?
– Ну-у-у… ты как бы об меня сейчас сопли вытираешь.
– Ты сам меня схватил. Стой теперь и терпи.
– Лад-но, – медленно проговаривает он и продолжает размеренно водить ладонью по моим волосам.
Я отчаянно пытаюсь собраться и успокоиться, но что-то незримое, понятное только на уровне ощущений, превращает меня в безвольное желе. Вдох. Выдох. Всхлип. И так по кругу. Снова и снова.
– Может, мы хотя бы с лестницы уйдем? – Саша касается губами краешка моего уха. – Не хочу, чтобы об этом написали в «Подслушано». А потом можешь рыдать, сколько влезет. Идет?
Жар стекает по щекам и шее, и я отступаю, задерживая дыхание. Что на меня нашло? В чьих руках я искала утешения? Теплые пальцы обхватывают ладонь, скользят сквозь мои, и я смотрю на Морева, с трудом подняв мокрые слипшиеся ресницы. Но он ведь обнял меня. Не злорадствовал, не подкалывал, не пытался добить, а просто взял и обнял. Это что-то новенькое.
Рыдания все еще клокочут в горле, вытираю тыльной стороной ладони мокрый нос, а Саша утягивает меня вверх по лестнице. Безотрывно смотрю на наши переплетенные пальцы, и не могу игнорировать ощущение успокаивающего доверия, разливающегося по груди согревающей нежностью. Это безопасность и комфорт, как у мамы на кухне с чашкой горячего шоколада в руках, как в кругу близких друзей в свете их ясных глаз, когда ты точно знаешь, что бы там ни было, тебя пожалеют, поймут и поддержат. И это все кажется удивительным, странным, нереальным, ведь рядом не мама и не друзья. Если раньше каждая наша встреча с Моревым заставляла меня включать турборежим защиты, то сейчас я об этом даже не вспомнила. Дыхание выравнивается, кровь разливается по телу, возвращая силы и способность мыслить здраво. Саша останавливается на крошечной лестничной клетке пятого этажа, оборачивается и склоняет голову, приподнимая уголок бледных губ.
– Обнимашки? – иронично предлагает он.
Тихо усмехаюсь, комично хлюпнув носом, и сбрасываю с плеча сумку, принимаясь искать салфетки. Мореву, конечно, не впервой видеть меня зареванной, но смущение никто не отменял. И как он умудряется постоянно ловить меня в моменты слабости? У него тоже есть радар на несчастных или только на меня? Руки все еще подрагивают, дурацкая наклейка на упаковке, как назло, не поддается.
– Дай сюда, – говорит Саша и легко вскрывает маленькую пачку, достает платочек и протягивает мне.
– Спасибо, – бормочу я, принимаясь вытирать лицо.
– Расскажешь, что тебя так расстроило?
– Я думала, тебе надоело меня спасать.
– Такого я не говорил.
Теплая волна мурашек прошибает солнечное сплетение, опускаю голову, прижимая скомканный платочек к губам. Теперь я даже капельку благодарна Зубастику, ведь если бы он не довел меня до слез, то Морев, вероятнее всего, просто прошел бы мимо. А сейчас он делает шаг навстречу и вновь обхватывает мои плечи. Думает, я убегу? Глупый. Это ведь не он меня поймал, а я его.
– Итак… – серьезно произносит Саша, – говори. До слез могу доводить тебя только я, остальным положена кара. Кто это? Дима? Снова Дэн? Кто?
– И что ты сделаешь? – приглушенно спрашиваю я.
– Разберусь.
– Как?
– Как получится.
– Даже с Димой?
– Да с кем угодно, – уверенно отвечает он.
Поднимаю голову, стряхивая с лица волосы, но взгляд опять затянут влажной пеленой, из-за которой почти ничего не видно. У меня нет слов. Просто нет. Я как будто была слепой все это время, а сейчас от резкости колет глаза. Мысли сумбурные, рваные, пугливые, как выводок маленьких кроликов. Неужели он… может, я ему… не теперь, конечно, но раньше… а вдруг…
Саша вздыхает, медленно моргнув, и осторожно убирает пару волосков, зацепившихся за мои ресницы.
– Ну чего ты? – Он стирает костяшками слезы с моих щек. – Давай рассказывай, что случилось. Я помогу.
– Правда?
– Конечно, – в его тоне слышится совсем другой ответ: «Разве когда-то было иначе?»
Запрещаю себе вспоминать прошлое, мы в настоящем, и мы совсем другие. Еще недостаточно честные и открытые, но себе я уже могу признаться. Парень, что стоит сейчас рядом, нравится мне. Мамочки, он правда мне нравится! Мысль взрывается, как новогодний фейерверк, оглушительно громкий и ослепительно яркий. Я почти ничего не знаю о Саше, редко когда могу понять его эмоции и мотивы, но чувства притяжения и радостного волнения склоняют чашу весов. Это оно, то самое. Сомнений нет.
– Прием-прием, – легонько тормошит меня Морев.
– Ты… – У меня с трудом получается собраться с мыслями и вспомнить, как мы тут оказались. – Ты когда-нибудь…